Чтобы добавить комментарий войдите в систему.
Привет, ты наверно просто листал ленту и тебе попалось это, да? Хотя в любом случае ты прекрасный человек, улыбнись, ты жив и все хорошо. Остальное не важно уже
Напомнило. 2004 или 2005 год. Было мне лет 13 тогда, увлекался программированием и созданием сайтов, ходил на дополнительные занятия, благо, рядом со школой всё это было. ( в самой школе не было такого предмета, как информатика, да и компьютера на тот момент не было даже у директора школы))
Вначале всё познавал сам, методом тыка, интернета не было, потом родители записали на дополнительные курсы.
Так вот, организовывался конкурс на создание web-сайтов. По странам Азиатско-тихоокеанского региона, о чём на доп.занятиях нам и сообщили. Я в течении всего учебного года штудировал городскую библиотеку, выписывал интересующие меня материалы, перерисовывал картинки, потом рисовал их на компьютере, делал сайт, вставлял всё туда. К дедлайну успел, работа улетела на конкурс. Через несколько месяцев мне сообщают, что я занял 2 место!! Рад был неимоверно! 13 летний подросток занял второе место среди участников стран азиатско-тихоокеанского региона!! (Япония, Корея, Китай, Малайзия и многие другие!)
И вот, состоится церемония награждения. Всё в торжественной обстановке, красиво, грандиозно всё. За третье место парню в награду помимо кубка, грамоты и всякого такого, вручают флешку! На 128 мегабайт! Я сижу и думаю, что за 2 место всяко будет приз круче) объявляют меня, я выхожу, и мне под овации зала вручают сборник Большой кулинарной энциклопедии Кирилла и Мефодия на 8 дисках🤣🤣 13 летнему пацану - кулинарную энциклопедию 🤣🤣
И как-то после этого, запал угас, забросил и сайты, и программирование в целом. А так, может быть, если бы подарили ту же самую флешку, уже бы в Гугле работал бы, или на крайний случай, в Майкрософте)
~
Я получила рецепт на Xamira в понедельник. От последнего лекарства от СРК меня постоянно рвало, так что проверка побочных эффектов стала моей новой хорошей привычкой. Сначала читай, потом принимай, вот, что я вам скажу. К моему облегчению, на баночке была написана всего пара строк.
Лекарство не вызывает физических побочных эффектов. Но вы захотите, чтобы они были физическими.
Что?
Я перевернула баночку, в поисках дополнительных инструкций.
Но нет. Это буквально было все.
Снова перечитала текст. И еще раз, и в третий, и в четвертый. Что это вообще должно значить?
Может позвонить доктору Лу? Но он же рекомендовал именно это лекарство, сказал, что другим пациентам с симптомами, похожими на мои, оно очень помогло… Короче говоря, не было похоже, что он просто выписал мне какую-то ерунду наугад. Я даже погуглила на всякий случай, но единственными побочными эффектами, перечисленными в Интернете, были заурядные вещи, вроде вздутия живота и головной боли.
Интересно, могут ли фармацевты размещать на баночках собственный текст? Они же печатают этикетки. Я невольно хихикнула. Вообще-то это даже забавно. Не знаю, насколько законно или этично подменять текст в графе “побочные эффекты”, но… Нужно отдать парню должное за за креативность.
Я проглотила одну из маленьких белых таблеток.
Эффект ошеломлял.
Исчезли все привычные уже симптомы. Не болел живот. Не было вздутия. Не было боли! Я чувствовала себя просто отменно, намного – намного! – лучше, чем за последние годы.
Я не могла дождаться, когда вернусь домой с работы и расскажу обо всем мужу. Как доктор Лу сотворил чудо, подобрав для меня подходящее лекарство. Как меня поражает уровень современной медицины. Как мир внезапно снова стал прекрасным. Да, знаю, звучит драматично – и знаю, что есть заболевания похуже, чем синдром раздраженного кишечника. Но все же. Когда живешь с дискомфортом и болью в течение десяти лет, а потом в один прекрасный день все это внезапно исчезает без следа… в этот момент кажется, что туман вдруг развеялся и весь мир засиял.
Когда я вернулась с работы, дома было пусто. Дуг сказал, что заберет нашего сына Бенджамина от друга по дороге домой, и привезет домой около шести. У меня оставался еще целый час, и за этот час я решила приготовить что-нибудь вкусненькое. Обычно я строго придерживаюсь рекомендованной диеты, но не в этот раз. Нет, детка, не в этот раз. Курица как раз покрывалась корочкой на сковороде, когда у меня зазвонил телефон.
– Дуг! Ты не поверишь! Я начала пить новое лекарство и оно…
– Кэрри?
Его голос звучал так, что у меня тут же похолодело внутри. Что-то было не так. Произошло что-то жуткое. Я застыла посреди кухни. Курица шипела и плевалась маслом. Вода для макарон тихо булькала.
– Что… что случилось?
– Бенджамин… – проговорил Дуг дрожащим голосом.
Я не могла пошевелиться. Не могла дышать.
– Он... он… – его голос сорвался. – Тут у соседей бассейн, и…
О нет. О, Боже, пожалуйста, нет.
Он продолжал говорить, но я не слышала. В ушах звенело. Я опустилась на пол, больше не в силах стоять. Нет... нет. Этого не может быть. Этого не может быть…
– Мы дома!
Я резко обернулась.
Дверь распахнулась. Бенджамин влетел внутрь и побежал прямиком к телевизору. Дуг последовал за ним, коробка с пиццей покачивалась на его ладони.
Телефон с грохотом упал на пол.
И когда это произошло, экран засветился.
Просто экран блокировки. Никаких следов звонка.
Я подбежала к Бенджамину. Пощупала его лицо. Он казался настоящим. Затем вернулась к телефону и прокрутила историю последних звонков. Дуг мне не звонил.
Что... за... херня?
– Кэрри? Ты в порядке?
Я слышала, что сказал Дуг. Но он будто говорил издалека, слов было почти не разобрать из-за шума в ушах.
Лекарство. То маленькое предупреждение на баночке. “Но вы захотите, чтобы они были физическими.” Таблетки… вызывают галлюцинации?
– Я… Я думаю, мне нужно в больницу, – выдавила я.
***
Анализы показали, что со мной все в порядке.
Я передала доктору баночку с таблетками, и он пришел к тому же выводу, что и я.
– Оу. Фармацевт, должно быть, изменил текст. – Он покачал головой. – За это он может лишиться лицензии.
– Но таблетки… это точно Xamira?
– Они определенно выглядят, как Xamira. Видите, маленький штамп “X 50” на каждой? Такое сложно подделать, если не имеешь доступа к профессиональной лаборатории. – Доктор поставил таблетки на стол. – Но я все равно хочу отправить их в лабораторию на анализ. Возможно, во флакон подмешали какого-нибудь галлюциногенного препарата в порошке и взболтали, чтобы он прилип к таблеткам. – Он выглядел совершенно сбитым с толку. – Но тогда мы должны были увидеть пыль на стенках или дне флакона… А я не вижу ничего подобного.
Мне сказали, что можно остаться на ночь, если я хочу, побыть под наблюдением. Я вроде бы была полностью в себе, так что принуждать меня не было смысла. Но я решила отправиться домой. Действие лекарства как раз начало проходить – знакомые боли в животе поднимали свою уродливую голову. Оставалось надеяться, что и с галлюцинациями покончено.
Да и результаты по таблеткам должны были прийти в течение 48 часов.
Остаток вечера я провела с Бенджамином и Дугом, безмерно благодарная за то, что мой замечательный маленький мальчик все еще с нами.
***
Я вздрогнула и проснулась.
Все тело было мокрым от пота. Что меня разбудило? Я прислушалась. Оглянулась на Дуга, но его не было в кровати.
– Дуг? – Я позвала в темноту.
Нет ответа.
Может он в ванной? Света под дверью не было.
Я тихонько выбралась из постели и на цыпочках прокралась в комнату Бенджамина. Он мирно спал в своей постели, уютно устроившись под одеялом с принтом из "Щенячьего патруля".
Я уже собиралась вернуться в спальню, когда услышала шум внизу.
Что-то среднее между кашлем и стоном. Замерев в коридоре, я почувствовала, как каждый мускул в моем теле каменеет.
– Дуг?
– Помоги, – раздался слабый голос снизу.
Голос Дуга.
Я побежала вниз по лестнице, шлепая босыми ногами по дереву. Лужа темной крови растекалась по полу, просачивалась в швы между плитками… Я увидела ее еще до того, как вошла на кухню.
– Дуг!! – закричала я, срываясь на бег.
Он сидел на стуле, словно брошенная тряпичная кукла. Рубашка вся в крови.
– Он… вломился… – голос моего мужа слабел с каждым звуком. – Позвони… в полицию…
Нет, нет, нет, этого не может быть.
Машинально я потянулась к карману за телефоном, но поняла, что оставила его наверху. В панике, я вихрем взбежала по лестнице, ворвалась в спальню, потянулась за телефоном…
… и остановилась, как вкопанная.
Дуг лежал в постели. Храпел как в последний раз.
Дак это была очередная галлюцинация? Дуг… с ним все в порядке. Я судорожно втянула воздух. А потом вспомнила, что на баночке с таблетками была надпись “принимать раз в день”. Они действуют 24 часа. И вызывают галлюцинации.
Дрожа, я забралась обратно к нему в постель.
– Люблю тебя, – прошептала я, прежде чем перевернуться на другой бок и закрыть глаза.
Это была ошибка.
Утром я проснулась в пустой постели.
Вскочила. Помчалась вниз по лестнице, уже зная, что найду там.
Лужу крови, теперь потемневшей и запекшейся.
Осколки стекла, разбросанные по полу, блестящие в лучах утреннего солнца.
И фигуру, сгорбившуюся на кухонном стуле.
– Мама? – Бенджамин окликнул меня откуда-то сзади. Но я не могла пошевелиться. Не могла говорить.
– Иди... иди в свою комнату, – едва выдавила я. – Быстро!
Галлюцинацией оказался Дуг. Мирно спящий в постели Дуг.
То, что я увидела на кухне ночью… было абсолютно реальным.
~
Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Про кассету рассказал Витёк.
Хорошо помню тот день — мы собрались вчетвером за школой после уроков — я, Генчик-Вафля, Витёк и Саня Борзой. Яркое весеннее солнце пекло не по-детски, впереди маячили выпускные экзамены, а за ними туманная, но такая привлекательная свобода. Я сунул шапку в карман, и единственная сигарета, купленная с утра в ларьке у Ашота, сломалась почти у самого фильтра. Я матюгнулся, попытался выровнять сигарету обратно, но она развалилась окончательно.
— Забей, — сказал Генчик и протянул пачку.
Витёк похлопал по карманам, достал зажигалку и чиркнул колёсиком.
Закурили, перекидываясь обычными фразами.
— На треню идёшь?
— Не могу, надо мелкую из сада забрать. Мать только утром со смены вернётся.
— О, — оживился Генчик, — так может к тебе?
— Отвали, — огрызнулся Витёк. — Мать ещё с прошлого раза не отошла. Узнает — точно убьёт.
Помолчали, с удовольствием припоминая прошлый раз.
В тишине громко хрустнул костяшками Саня. Долговязый, в шапке «Спорт» с налаченным изнутри (чтобы стоял) гребнем, он молча сидел на корточках у стены и разглядывал разбитые пальцы.
— Ну чё там, Санёк? — осторожно спросил его Генка.
Мы все знали, что скрывается под обтекаемым «там»: мамка у Борзого была очень плоха. Болела она давно, но на прошлой неделе её даже врачи лечить отказались, отправив домой помирать. Теперь она лежала в маленькой двушке пятиэтажного дома, где, кроме неё и Борзого, ютились его младший брательник и бабка.
— Ничо, — буркнул Санёк и поднялся рывком. — На треню идёт кто?
— Погнали.
Я докурил, и мы разошлись.
Вот тогда мы про неё и узнали.
Санёк уже подходил к забору, где пара прутьев была выгнута ещё с прошлого года, когда позади раздалось шлёпанье. Витёк догонял нас, сигая по свежеразмороженной апрельской грязи.
— Пацаны, подождите.
Протиснулся следом за нами и зашагал рядом, продолжая вполголоса:
– Я там это… Просто при Вафле не хотел базарить. Есть тема одна…
— Ну? — остановился Санёк.
— Да пошли! — Нервно оглядываясь, Витёк потянул его за рукав.
Почапали дальше.
— Короче. Про кассету с Кашпировским слыхали?
— Чего?! — От неожиданности Санёк остановился опять. — Чё ты втираешь?
На этот раз Витёк не стал поторапливать нас. Сунул руки в карманы бомбера и нехотя пожал плечами.
— Ну типа… мамке твоей помочь хочу…
— Да пошёл ты!
Санёк развернулся и рванул вниз по улице. Потом резко остановился, будто напоролся на стену. Чуть постоял и, втянув голову в плечи, вернулся обратно.
— Говори! — буркнул, глядя в сторону от Витька.
— Короче, — заморосил тот, — об этом же все болтают, но без подробностей. Типа есть кассета такая, что людей лечит, и всё. А что за кассета и где её взять, хер его знает. Типа бабкины сказки. Но на самом деле не сказки, а тема проверенная, мне брательник рассказывал. А он брехать не будет, вы, пацаны, в курсе.
Он смерил нас взглядом. Его старший брат, Тоха-Лихач, был уважаемым человеком, с северными работал.
— В курсе, — подтвердил я.
— Ну вот. Кассета, короче, и правда есть. Помните, по телеку эту туфту прогоняли? Мои мать с бабкой ваще тогда трёхнулись — как показ начинается, всё, их не трожь! Одна сидит бормочет чего-то и руками размахивает, вторая столбом замрёт и, кажись, не моргает даже, пока эта херня не закончится. Как зомбаки, ё-моё, то ли ржать, то ли бояться, хер его знает.
— Ну! — поторопил его Саня.
— Баранки гну! Я к тому, чтобы поняли, про чё я: мужик это серьёзный, типа экстрасенс или учёный, но помогает реально. У бабки спина перестала болеть, у матери тоже там чего-то наладилось. Короче! Это всё ерунда. По телеку забесплатно кто будет нормальную тему прогонять, да? Чисто для рекламы, чтоб на его концерты ходили. Но мне Тоха сказал, что экстрасенс этот, пока в Америку не уехал, отдельные сеансы для блатных проводил. И на них всю свою силу в одного человека вкладывал. Сечёте, да? То на толпу распыляется. А то всё в одного. Лечил их на раз-два! От чего угодно: хошь, от рака, хошь от срака. Железно!
— Так то блатные, — Саня хмуро поглядел на Витька. — А я чё, блатной?
— Да ты дослушай сначала! Я же говорю: есть кассета. У одного мужика из Солнцевских дочь заболела. Ну и пока Кашпировский из неё болезнь выгонял, охранник тайком записал весь сеанс на видео. Чтоб потом продавать, поняли, да? Девка сходу выздоровела, а охранник вечером видео пересмотрел, чтоб типа понять, получилось чё или как… Ну и утром его только нашли, короче. Помер он. То ли убили, то ли сам… Мутная тема. А Солнцевский, как узнал об этом, за дочь перетрухал, стал Кашпировскому предъявы кидать, типа чё за дела? А тот ему пояснил, что он дохера сил на эти сеансы кладёт и типа здоровому их смотреть вообще нельзя. Тем более дважды. Такие дела.
— Так и чё?
— Чё?
— Хер через плечо! Где эту кассету достать?
— Так я не знаю. Надо с Тохой перетереть, он сто пудов в курсах.
Санёк длинно сплюнул Витьку под ноги.
— Так чего ты мне мозги правишь, брехло? На треню из-за тебя опоздали. Пошли, Бор.
Я сочувственно пожал плечами, а Витёк крикнул вслед:
— Так чё, с Тохой базарить?
Саня ничего не ответил.
* * *
Три дня прошли, как обычно, а вечером в пятницу мне в дверь позвонили. За порогом переминался Витёк. На площадке сгорела лампочка, пыльные окна не пропускали тусклый фонарный свет, и я впустил его в коридор.
— Я по-бырому. — Он сунул руку за пазуху и, покопавшись там, вытащил кассету. Обычную, для видака, в красном подкассетнике «ТDK» с обтрёпанными краями. — Вот, смотри, чё надыбал. Ну, помнишь, рассказывал, Кашпировский там, лечение, все дела.
— Помнить-то помню. Только мне она нахера? Сане отдай.
Витёк поморщился.
— Да ты ж его знаешь. Начнёт барагозить, подумает, что я прикалываюсь. Драться ещё полезет… А тебя он послушает, вы ж с ним с детского сада корефанитесь.
Я молча смотрел на кассету, и брать её почему-то совсем не хотелось. Это было странное чувство — то ли страх, то ли отвращение. Будто вместо кассеты Витёк протягивал мне коробку, полную гигантских мокриц.
— Да возьми, Борян, чё тебе, трудно? Передашь, пусть тёте Гале покажет. Ну а вдруг и правда поможет?
Это сработало. Тётю Галю я с детства знал. Мы постоянно торчали у Санька, и она относилась ко мне, словно родная мать.
— Ладно, давай. — Я взял кассету, но держать её было противно…
мокрицы царапали коробку, пытаясь прорваться наружу
…и я положил её на полку для обуви, незаметно вытирая ладонь о штанину.
— Всё, я погнал тогда, — обрадовался Витёк. — И это… скажи Сане, пусть только сам не смотрит и малому своему не показывает. Бабке — хер знает, бабке, может, и можно. Она старая, небось болезни найдутся. Но лучше тоже не надо. Пусть только тётя Галя одна.
— Слышь, погоди. — Я схватил Витька за рукав. — А где ты взял-то её?
— Где взял, там больше нет, — хмыкнул он. — Всё, бывай.
Два часа я честно пытался делать уроки, но никак не мог сосредоточиться на алгебре, буквально физически ощущая присутствие чего-то (или кого-то?) чужого в комнате. Под черепной коробкой шуршало, царапало, дёргало где-то под глазом. Мне хотелось выбросить чёртову кассету в окно, и в то же время я едва себя сдерживал, чтобы не включить её немедленно и не посмотреть, что на ней. Включил бы, пожалуй, если бы видеомагнитофон был в моей комнате. К счастью, он стоял в гостиной, где родители смотрели «Время».
Боль нарастала, и в конце концов я не выдержал: оделся и выскользнул из квартиры.
Саня жил в соседнем подъезде, пропитанном сигаретным дымом и вязкой густой темнотой. Я крался по лестнице на четвёртый этаж, совершенно не думая, как буду выглядеть, заявившись в такой час с кассетой в руке. Всё, чего я хотел, — это поскорее избавиться от дряни, завёрнутой в старую тряпичную сумку.
Открыли мне сразу, будто ждали, когда я приду. За дверью обнаружился Лёнька — младший Санин брательник.
— Заходи. — Совершенно не удивившись мне, он махнул рукой и скрылся на кухне.
В квартире стоял тяжёлый давящий запах. Я давно не был здесь, и теперь пожалел, что пришёл. Надо было на улице встретиться.
— Бор? — Из комнаты выглянул Саня. — Чего ты?..
— Дело есть. — Я потоптался, не зная, с чего начать. Потом просто протянул другу свёрток. — Тут это… Ну помнишь, Витёк рассказывал…
— Са-а-аш! — раздалось из комнаты, и я с трудом узнал тёти-Галин голос. Он был словно другой — более низкий и какой-то… утробный, что ли. — Саша, блядь, сюда подойди ко мне!!!
Санёк дёрнул подбородком и покраснел.
— Что это? — кивнул на мой свёрток.
— САША!!!! ГДЕ ТЕБЯ НОСИТ, ПРОКЛЯТЫЙ УБЛЮДОК?!
Я вздрогнул и выронил сумку. Это была не тётя Галя. Точно не она. Не та добрейшей души женщина, которую я всегда знал. Защипало в носу, я машинально шмыгнул.
— Это, короче, кассета, про которую Витёк говорил. Вот принёс, просил передать. Включи матери, Сань, только сам не смотри. И мелкому не показывай, лучше поставь, когда никого дома не будет. Всё, давай, братан, я погнал.
Выплюнув скороговоркой заготовленный текст, я выскочил за дверь и бросился вниз по лестнице, пока Санёк не начал задавать вопросы или ещё того хуже — не заставил забрать кассету обратно.
Той ночью мне плохо спалось. Сквозь сон чудилось непрерывное шуршание. Я то и дело тревожно вскакивал и включал свет, ожидая увидеть сотни разбегающихся мокриц. Не найдя ни одной, облегчённо засыпал, чтобы через полчаса снова вскочить, почувствовав, как что-то ползёт по ноге прямо под одеялом.
Под утро мне приснилась Санькина мать. Она сидела на старом продавленном диване в грязной ночнушке, седые сальные волосы прилипли к плечам. Вытянутая грудь просвечивала сквозь тонкую ткань, вокруг глаз расползлись синюшные пятна.
— ЧТО ТЫ ПРИТАЩИЛ КО МНЕ В ДОМ, ПРОКЛЯТЫЙ УБЛЮДОК?! — резко заорала она каркающим голосом, и от ужаса я проснулся.
Ещё не до конца разобрав, где сон, а где явь, вспомнил, что там, в комнате тёти Гали был кто-то ещё. Какой-то едва различимый силуэт стоял спиной ко мне у окна. И меня бросило в дрожь от мысли, что он мог обернуться.
* * *
Санёк не ходил в школу всю следующую неделю и, по негласному уговору, мы с Витьком не упоминали кассету. Генчик рисовался новым прикидом, который папаша-коммерс прибарахлил ему из-за бугра, мы с Витьком яростно завидовали, делая вид, что нам всё равно. Словом, неделя пролетела почти как обычно. «Почти», потому что в субботу утром, когда мои уже ушли на работу, в коридоре зазвонил телефон, и лихорадочный Санин шёпот в трубке велел мне немедленно дуть к нему.
Я не хотел идти. Я только-только начал снова спокойно спать по ночам, и мне совсем не улыбалось опять услышать тёти-Галины жуткие вопли. Но Саня бросил трубку ещё до того, как я придумал причину для отказа, так что я собрал волю в кулак и потащился в соседний подъезд.
Дверь в квартиру была открыта. С тяжёлым сердцем я просочился в коридор, приготовившись к одуряющей вони. Но внутри пахло чем-то печёным. На кухне гремела посуда, шумела вода и работало радио. Сквозь стеклянную дверь виднелись размытые силуэты. Вот один замер, и я вздрогнул, припомнив тень из моего сна. Но дверь приоткрылась, и оттуда выглянула кудлатая Санина голова.
— Мам, там Борька пришёл, мы посидим в моей комнате? — осторожно спросил он, обернувшись.
— Конечно, сыночек, идите, — прозвучал в ответ привычный добродушный тёти-Галин голос.
Я вытаращился, а Саня проскользнул в коридор и жестами приказал мне идти за ним.
Зайдя в комнату, захлопнул дверь и прислонился к ней спиной.
— Видел? — спросил шёпотом.
Я только слышал, но всё равно кивнул.
Он схватился за голову и закружил по своей тесной спальне. Слова, словно накопившись в нём, выплёскивались сами собой.
— Я поставил её. Бабка в поликлинику. Лёнька в школу. Я поставил, включил… Мать орала, как всегда, но тут замолчала. Я сразу вышел из комнаты, и не видел. Ничего не видел. Ничего. Ничего!
Он остановился и ещё несколько раз повторил «ничего», так, что я окончательно уверился, что что-то он всё-таки видел.
— Не видел, но слышал…
Саня посмотрел на меня, и я заметил, как он осунулся за эти несколько дней. Щёки запали, губы потрескались. Глаза лихорадочно блестели, словно он заболел.
— Там мужик говорил… говорил… я ушёл в кухню, заперся, но всё равно слышал… Как будто он говорил прямо в моей голове, понимаешь, Бор?
— Что он говорил? — Я не хотел знать, но слова вырвались сами.
Саня покачал головой.
— Не помню. Что-то про подсознание и… Нет, не помню. Как будто он говорил на другом языке. У него голос такой… Я до сих пор его слышу, Борян. Он у меня в голове… постоянно. Постоянно!
Саня заскулил и ударил себя по уху.
— Тихо, ты чё? — испугался я.
— Не могу больше, — сказал Саня глухо. — Я так больше не выдержу. Я слышу этот голос, но не могу ни слова разобрать! Всё время думаю о том, что если посмотрю кассету, то всё пойму.
— А ты пробовал, — осторожно поинтересовался я, — спросить мать, что там?
— Она ничего не помнит! — с досадой воскликнул Саня. — Да она… Как будто вообще не она, — закончил он шёпотом.
Мне казалось, что не она была здесь в прошлую субботу, а сегодня тут самая настоящая тётя Галя.
— Почему?
— Не знаю, — он угрюмо засопел. — Она как робот, как подделка, как кукла. Я чувствую. Но если я посмотрю кассету, я пойму, как всё исправить…
— Эй, эй! — Я толкнул его, и взгляд Санька прояснился. — Тебе нельзя её смотреть, забыл?
— Помню. — Он устало рухнул на кровать. — Поэтому тебя и позвал. Забери её и верни Витьку.
— Да вы заколебали! — разозлился я. — Я вам что, курьер? Тебе надо — иди и верни.
— Не могу! — затравленно посмотрел он. — Я из дома не могу выйти. Везде вижу его.
— Кого?
— Мужика.
Помолчав, Саня признался:
— Я краем глаза зацепил, когда кассету матери ставил. Его как будто со спины снимали, но я почувствовал, Бор… он знает, что я его видел. И теперь не отпустит меня.
Вот тут я испугался по-настоящему.
— Сань, да ты чокнулся? Это просто запись, видео. Этот мужик сейчас в Америке…
— Не-е-е-т, — задумчиво протянул он. — Никакой это не Кашпировский, Борян. Я без понятия, кто там, на этой кассете, и где её Витёк раздобыл, но это не Кашпировский. Мне вообще, знаешь, кажется… Что это не человек.
Последнее слово он произнёс шёпотом и быстро посмотрел наверх, на книжную полку. Я проследил за его взглядом и увидел знакомую потрёпанную коробку «ТDK».
— Ладно, — решился я. — Заберу.
— Правда? — Саня опустил взгляд на меня, и я увидел, как в нём борются надежда и… жадность? Будто он хотел отдать кассету и в то же время ни за что не желал с ней расставаться.
Я схватил с пола чью-то грязную майку, то ли Санька, то ли Лёньки и, завернув кассету в неё, быстро вышел из комнаты.
— Боря, куда ты? — из кухни выглянула тётя Галя, и я споткнулся. Выглядела она почти так же, как раньше, только гораздо худее. — Останься, я пирог испекла.
— Спасибо, тёть Галь, мне домой, — пробормотал я, обуваясь. Уже выходя из квартиры, вернулся и подобрал кассету, которую чуть не забыл рядом с обувью на полу.
Дома я засунул кассету на антресоли, твёрдо решив вернуть её Витьку в понедельник. Я почти не чувствовал острых коготков внутри своей головы… Почти не слышал в ушах незнакомого шёпота. Следующей ночью вдруг вскочил с тревожно стучащим сердцем — показалось, что кто-то стоит за окном. Осторожно поднялся, крадучись подошёл, выглянул. В тусклом фонарном свете я разглядел сгорбленный силуэт. Он стоял спиной ко мне, время от времени дёргаясь и взмахивая руками, словно по нему пропускали ток. На его голове была залаченная изнутри шапка с надписью «Спорт».
Вдруг накрыл дикий страх. Показалось, что он сейчас обернётся и… Что тогда будет, я не хотел даже думать и, поскорее задёрнув шторы, вернулся в кровать.
Наутро в школе нам объявили, что Санёк спрыгнул с балкона старой десятиэтажки.
* * *
Комната была полна народу. По углам толпились какие-то бабки, незнакомые мужики. Одноклассница Аня Агеева тихо всхлипывала в коридоре. Старый продавленный диван, на котором недавно снилась мне тётя Галя, был сложен и сдвинут к окну. Солнце сверкало за начищенным до блеска окном. Гроб, оббитый синей тканью, стоял в центре комнаты. Рядом на табуретке сидела Санина бабка и, как неваляшка, молча качалась из стороны в сторону.
Одуряюще пахло свежим деревом, горящими свечками и ещё чем-то… ни с чем не сравнимым… Сладко-приторным, терпким.
Так пахла Санина смерть.
Я молча потянул Витька за рукав и шагнул в коридор.
Из кухни тотчас же, будто ждала за дверью, выглянула тётя Галя.
— Боря, куда же вы? — механически улыбаясь, спросила она. — Пироги скоро будут.
Я отшатнулся и пулей выскочил за дверь, не в силах больше видеть скорбные лица, слышать плач, чувствовать запах... Но больше всего пугала Санина мать, как ни в чём не бывало пекущая пироги. Витёк с Генчиком догнали меня, когда я пытался открыть дверь собственного подъезда.
— Борян! Борян, стой!
Руки дрожали. Зубы выбивали чечётку.
Я потянул, наконец, дверь на себя, и она резко открылась. Изнутри повеяло стылым сигаретным духом.
– Да постой ты!
Но я уже мчался к себе, на второй этаж. Родители тоже были на похоронах. Я распахнул дверь, вскарабкался на антресоль и швырнул в вошедшего Витька кассетой.
— Забери! — крикнул. — Это всё из-за неё! Из-за тебя! Санёк умер из-за этой дряни!
Меня трясло. Хотелось врезать Витьку так, чтобы зубы разлетелись по лестнице. Он испуганно отмахнулся, и кассета упала на пол.
— Эй, остынь! — Мою руку перехватил Генка.
Он наклонился, поднял кассету, повертел её и положил на полку.
— Нет-нет-нет-нет! — заорал я. — Мне не нужна эта дрянь! Он её притащил, он пусть и несёт обратно!
— Нихера подобного! — завопил мне в ответ Витёк. — Ты согласился взять, теперь это твоё! Я отказываюсь, я не возьму!
Поднял руки и замотал головой.
— Это что за херня?! — возмутился я. — Ты принёс, забирай!
— Не-а! Отдать можно только тому, кто берёт добровольно! Я не беру, не беру!
И, как дебил, ещё через плечо поплевал.
От этой картины у меня дар речи пропал, и я молча переглянулся с ничего не понимающим Генкой.
— Так, давай по порядку, — сказал тот. — Что за херня происходит?
И тогда Витёк рассказал. Как его брата заставили «добровольно» забрать кассету себе, как он начал сходить с ума, думая только о том, что там на ней записано. Как Витёк стал слышать голоса и шорох, и чьи-то шаги по ночам…
— И ты после этого принёс её ко мне в дом! — зло выплюнул я. — Не зря тебя, сучару, Санёк терпеть не мог!
— Но мать же его выздоровела! — парировал Витёк. — И я говорил, что ему нельзя смотреть? Говорил! Всё было честно!
— Честно?! Ах, ты падла! — Я попытался достать до него через здорового Генчика, но тот перехватил меня и легонько оттолкнул к кухне.
— Вы чё, братва, совсем с дуба рухнули? — спокойно поинтересовался он. — Вот этой сраной кассеты боитесь?
Взял кассету, вытащил из коробки, оглядел со всех сторон. И заржал.
— Да вы реально два дебила. Вы себя ваще видели?
— Так забирай её! — сердито блеснул глазами Витёк.
— Да и заберу. Аж интересно, что там такого записано. О, а давай прям сейчас и посмотрим?
Он шагнул к гостиной, но я преградил ему путь. Покачал головой.
Он снова заржал.
— Валите нахер отсюда, — прошипел я. — Пошли вон!
Схватил из угла хоккейную клюшку, махнул ею.
Они, толкаясь, выскочили из квартиры, и я запер дверь.
* * *
На кладбище я не поехал. А на следующий день слёг с гриппом. Меня лихорадило, выворачивало наизнанку. Ночами я видел стоящий спиной ко мне силуэт у окна. Иногда он был в старой шапке с надписью «Спорт», из-под которой стекала красная кашица. А иногда — тёмным, размытым, вызывающим дикий ужас. Я орал, плакал, бесился. Родители уже собирались отправить меня в отделение, когда мне наконец полегчало.
Я не ходил в школу три недели, чтобы, вернувшись, узнать, что отец Генчика, коммерс со связями, попал на бабки, съехал с катушек и застрелил всю семью и себя. А Витёк накануне экзаменов бросил школу и теперь вместе со своим братом в бригаде. Я ничего о нём больше не слышал и не знал, повлияла ли как-то кассета на то, что случилось у Генки в семье. Времена тогда были тяжёлые, людей убивали, будто собак, — не жалея, не думая. Я ничего не хотел о том знать.
Иногда, спустя годы, я просыпался, пугая жену придушенным криком, тыча пальцем в окно. Глядя, как растворяется силуэт, возвращаясь туда, в мою юность. В квартиру со старым продавленным диваном и гробом в центре пустой солнечной комнаты.
Я пронёс этот силуэт сквозь всю свою жизнь, слыша иногда его шёпот, чувствуя, как скребут коготки внутри моей головы. И когда у меня обнаружили неоперабельную саркому, я был единственным пациентом на свете, кто принял диагноз с радостью. Потому что теперь я, наконец, узнаю, что было на той кассете. Я не сомневаюсь, что отыщу её, стоит мне лишь захотеть, — в конце концов мы с ней связаны, а на поиски у меня есть ещё целых три месяца.
Три месяца до момента, когда Он повернётся лицом.
————————————————————————————
Рассказ написан для конкурса прозы фестиваля ЗЛОfest
Больше историй в Холистическом логове Снарка