Нехотя признавая успехи СССР, антисоветчики часто говорят: «Да, но какой ценой?» Как будто это сложный вопрос. Одно спасение народа от уничтожения гитлеровскими ордами того стоило. Никакой победы без индустриализации и планового хозяйства не было бы. Встречный вопрос: а за возвращение в «рыночные отношения» не слишком много пришлось заплатить? Нищета, бандитизм 90-х, «естественная убыль» населения, доходящая до миллиона душ в год, небывалое падение производства, упадок науки и культуры, войны, список огромный. И главное, что в итоге-то? Обогатилась кучка толстосумов, а деградировавшая и ослабевшая страна стоит на пороге новой мировой бойни. Цена, заплаченная за уничтожение капитализма, всегда будет ниже той, что нам приходится платить за его сохранение. Построение коммунистического общества при любых возможных издержках обойдётся человечеству не так дорого, как "рыночная экономика". Доказательств этого утверждения у нас перед глазами с каждым днём всё больше.

Источник:
https://www.youtube.com/post/Ugkx_qmIUdDf_t_0fM_AgitZ0Ymxm5R...

В феврале 1944 года белорусскими партизанами была проведена героическая операция по спасению воспитанников Полоцкого детдома из фашистского плена.

Фракция ЛДПР во главе с Лидером партии Леонидом Слуцким подготовила законопроект, который предусматривает аннулирование вида на жительство и разрешения на временное проживание в России для мигрантов если они совершили преступления любой степени тяжести, а в случае совершения тяжких и особо тяжких преступлений депортации подлежат и члены семей мигрантов.

Законопроект также расширяет перечень оснований для отказа выдачи разрешения на проживание и вида на жительство. Так, к основаниям предлагается отнести совершение преступлений любой тяжести, наличие по ним неснятой и непогашенной судимости. а также в совершение административного правонарушения связанного с посягательством на институты государственной власти, проституцией, пропагандой нетрадиционных сексуальных отношений, торговлей и производством наркотических средств. Инициатива будет внесена в Государственную Думу в ближайшее время.


«Сторонники активного завоза мигрантов настаивают на том, что без дополнительных трудовых ресурсов экономика страны не сможет развиваться. Если не говорить общими фразами, то в первую очередь мигранты идут в сферы строительства, сельского хозяйства и услуг. И если в первых двух работодатель применяет меры контроля за работниками, то в услугах населению мы чаще всего и сталкиваемся с конфликтными ситуациями. Низкоквалифицированный труд, невысокий порог вхождения в профессию, к примеру доставщика, дворника, таксиста, открывают туда дорогу любому. Чтобы носить продукты по адресам с подсказкой карт не то что язык не нужен, но и математика не сильно востребована. Туда в первую очередь и пытаются попасть мигранты с плохой и даже криминальной историей. В итоге такие личности продолжают склоняться к нелегальной деятельности, криминалу, вступают в конфликты с нашими гражданами и даже банально не соблюдают правила дорожного движения. Нужно прекращать поток таких кадров в страну. Фракция ЛДПР разработала законопроект, который расширяет перечень оснований для отказа в выдаче либо аннулирования разрешения на временное проживание и вида на жительство. Люди с судимостью, совершавшие административные правонарушения по ряду статей, нам не нужны. Непозволительно ввозить в нашу страну криминальные элементы и создавать опасность для наших граждан. ЛДПР продолжит работу по созданию барьеров для мигрантов», – прокомментировал Председатель ЛДПР Леонид Слуцкий.

Источник

Знал я в молодости, в начале нулевых, одну девушку, звали её Катя. Катя выросла в старообрядческой деревне, соблюдая строгие законы своей общины. Ходила в длинной юбке, с платком на голове, ни когда не видела телевизор, компьютер, ни когда не выходила за границу деревни.

По закону РФ таким деревням разрешалось охотиться и рыбачить безлимитно. Они ловили рыбу кету и солили красную икру, которую продавали, приезжим с города женщинам. С этими женщинами Кате можно было аккуратно разговаривать, женщины тоже были осторожны и лишнего не болтали про так как хорошо в городе. Но Кате хватило. Государство обязывает всех людей получать среднее образование, поэтому в их деревне была маленькая школа, где их чему то да научили и выдали аттестаты об окончании 9 класса. Она долго планировала побег, узнавала куда бежать примерно, сколько километров, они часто ходили за ягодами, грибами и ориентировались в тайге. Проблема была в документах, паспорт и аттестат хранились у старосты деревни. И когда она попробовала украсть их ночью, то её увидел младший брат, она расплакалась и все ему рассказала, он был в шоке, но пообещал, что ни кому не скажет.

Но последней каплей было то, что ей назначили свадьбу с соседским парнем, и хотя ни чего плохого в парне не было, просто Кате не хотелось еще замуж и рожать год за годом, как её мать. Она мечтала просто узнать, как живут люди в других местах. Но она не могла ни как выкрасть свои документы, нахлынуло отчаяние и она сидела и плакала в стогу сена вечером. К ней пришел её младший брат, который так и не рассказал ни кому про нее. Он обнял её, улыбнулся и вытащил из кармана её паспорт и аттестат, в паспорт была вложена бумажка с адресом одной из женщин, которые приезжали за красной рыбой и икрой.

Когда наступила ночь, Катя взяла небольшой рюкзак, накидала туда немного продуктов не глядя, штаны и куртку брата, спрятала документы и скрылась в тайге. Она прошла 120 км по тайге до ближайшей деревни, напросилась на автобус до города, разжалобив водителя. Нашла адрес той женщины (моей мамы), и постучалась в мою дверь, я сидел готовился к вступительным экзаменам в пед универ и такого не ожидал, мама конечно рассказывала мне, как там у них все устроено. Я впустил Катю в квартиру, она мне рассказала свою историю, а я показал ей прелести цивилизации, она впервые увидела раковину, горячую воду из под крана, унитаз, телевизор. Мы дождались маму с работы, мама конечно удивилась, поохала, поахала, но не выгнала девушку. Когда я поехал поступать, в универ, то мы взяли Катю с собой и мама пристроила её на ткачиху в какое то училище, куда принимали всех подряд и где давали койко место в общежитии. Я благополучно поступил в универ на бюджет, и пока мне и Кате не исполнилось 18 моя мама присылала нам деньги обоим, не много, но на еду хватало.

Мы поддерживали очень дружеские отношения с Катей, она смогла по исполнении 18 лет быстро устроиться на работу, и постоянно училась, поступила после училища в универ на ветеринара. Её родные и односельчане пытались вернуть её, писали письма, грозились, приезжал староста с отцом, она отказалась конечно же, и её предали анафеме. Она ходила в обычную православную церковь, верила в Бога без фанатизма. Стала хорошим ветеринаром. Два раза была замужем, второй раз удачно, родила трех мальчишек, до сих пор заходит в гости к моей маме. Тот брат, который помог ей сбежать, дважды навещал её, знакомился с её детьми, к концу десятых годов у них сменился староста и мужчинам разрешалось покидать деревню, чтоб закупиться необходимым, но понятно, что брат молчал, что навещал сестру. Катя много путешествует по миру, очень общительная и ни капельки не жалеет, что не испугалась и сбежала

Становится внутримышечным

Я сижу в томской квартире под густо-оранжевым торшером. Анна, везя сына Егора на инвалидной коляске, гуляет по парку под московским серо-голубым небом. Маленькие экраны телефонов показывают нас друг другу, хоть и с небольшой рябью. Мы говорим о страшном вечере прошедшей пятницы.

В каждой трагедии есть пострадавшие. О них говорят, о них пишут, их ищут, их находят. И это правильно, так и должно быть. Но ещё у каждой трагедии есть другие. Те, кто был внутри и выжил. Те, кто успел убежать вовремя. Те, кого нельзя найти ни в одном списке. Те, о ком молчат. Те, у кого как бы всё в порядке, кому повезло.

Анна с Егором из таких. Они были внутри Крокуса. Они выбрались. Им повезло.

— Знаете, то, что мы живы – из каких-то случайных везений сложилось. Повезло, что наши места на втором этаже были, на первом вряд ли у нас шанс выбраться был бы. Повезло, что в зал зайти не успели – сын чаю захотел и мы с ним в холле задержались. Повезло, что я вовремя поняла – стреляют непрерывно, значит, заложников брать не станут и прятаться в туалете бесполезно, надо бежать.

Анна шумно выдыхает, смотрит куда-то перед собой.

— С людьми нам повезло. Какая-то семейная пара бежала рядом, женщина крикнула мужу, чтобы помог мне коляску спустить с лестницы. Я коляску вниз тащила задними колёсами вперёд, мужчина подхватил за передние, так и понесли сына. Потом ещё двое мужчин подскочили и они уже втроём быстро донесли до улицы. Я вот прокручиваю сейчас в голове эту ситуацию – какими же чуткими и внимательными нужно быть! На их месте, наверное, я мчалась бы быстрее лани, никого вокруг не видя. А они нас спасли. Если будете писать – обязательно напишите, как мы им благодарны! Очень хочу найти их, но вспомнить никаких примет не могу, совсем ничего, не до деталей было.

Уже в 20:17 Анна с сыном были в поезде метро. Уже оттуда Анна звонила маме, сообщить, что в безопасности. Уже оттуда читала о начавшемся пожаре и спасательных мероприятиях на месте трагедии.

— Мы когда выбежали из комплекса, ещё же никто не успел из спецслужб прибыть. Вот мы и побежали скорее в метро, чтобы подальше уехать, не стали никого ждать. Тем более, что мы же не раненые, ничего с нами не случилось.

— А уже после вы не обращались за помощью?

— Да, мы знаем, что есть горячая линия поддержки. Но пока не обращались. Мы пока не разобрались, как мы себя чувствуем…

Егор тянется из коляски, пытается заглянуть в телефон.

— Привет,Егор! Как себя чувствуешь?

— Я? Да нормально, вроде бы. Я не знаю…

Анна делится, что в первые сутки Егор боялся выходить из дома. Сегодня обоим уже лучше, сегодня они вышли прогуляться.

— Легче стало, когда узнали, что преступники задержаны. Как будто точка какая-то появилась в этом. Легче, да.

Прощаемся. Гасим экраны. Через несколько минут Анна присылает мне несколько снимков с руинами Крокуса и сообщение:

«Вы не подумайте, что мы такие злые. Сейчас внутри просто какая-то потусторонняя злость на тех, кто это сделал. Сегодня проезжала мимо Крокуса, рыдала. Вспомнила, с каким предвкушением праздника шли туда и с каким ужасом оттуда убегали…»

Я не думаю. Кажется, я вообще очень давно ни над чем не думаю. Я только записываю голоса тех, кого словно бы и не существует. Тех, кому повезло остаться жить и говорить.