Из книги "Сумасшедшие истории".

Фактически она была замужем. Но не жила с мужем уже три года. Он в Киеве, она в Алматы с дочкой Настей и мамой Алевтиной Михайловной. А не разводились, потому что так было удобно дочке ездить к отцу на Украину. Именно так мне объяснила Тонечка Власова своё семейное положение. Да, фактически в браке, практически в разводе. И что у неё с мужем договорённость по поводу семейного статуса. Если кто-то из них захочет развестись, то другой этому препятствовать не будет.

— Ну, раз не будет, тогда отлично, — сказал я и сделал предложение. Руки и сердца. Которое Тонечка благосклонно приняла, пообещав в ближайшее время переговорить с мужем по скайпу и сообщить ему о своём решении выйти замуж за меня. Через неделю, в свою очередь, сообщила мне, что муж в курсе и не очень рад этому. И разводиться не хочет. И поэтому она самостоятельно подаёт заявление в суд. И подала.

Я же накупил подарков и поехал знакомиться с будущей тёщей и падчерицей. Прилетел ранним утром. Тоня меня встретила в аэропорту. Обняла, поправила шарф, запихнула в свою Мазду, и мы поехали.

Тонечкина мама проживала в двухкомнатной квартире на краю города, в так называемом старом фонде. В хрущёвке, где уже три года с нею жили и Тоня с дочкой. Унылый обшарпанный дом. Такой же унылый подъезд, выкрашенный в зелёный цвет. Убитая квартира с мебелью 70-х годов выпуска. Нас ждали — Тонина мама, располневшая пенсионерка, и Тонина дочка, прыщавый подросток с настороженным взглядом.

Вручил цветы, подарки. Попили чаю. Под пристальными взглядами новых будущих родственников коротенько пересказал свою автобиографию. Тонина мама задала несколько вопросов о социальном статусе и о доходах. Ответил. Пошутил, что не взял справку из налоговой. Судя по реакции, мой ответ понравился.

Ещё раз попили чаю. После чего я отбыл с Тонечкой в съёмную квартиру. Останавливаться в двушке будущей тёщи мне не было никакой возможности. По дороге Тоня мне рассказывала про свою маму, какой она была замечательный педагог и как она одна вырастила Тоню. Мою будущую жену. Мою любимую женщину. Рассказала заодно и про своего мужа. Как он не уделял ей внимания и не давал ей самореализовываться. И что теперь он сидит в своём родном Киеве и не даёт ей развод.

А я любил Тонечку и хотел взять её в жёны. Любил безумно. Она была самой желанной, самой красивой, самой умной женщиной на свете. Я не мог жить без неё. И хотел, чтобы мы были вместе. И чтобы она никогда ни в чём не нуждалась.

— Тоня, ты переедешь с дочкой ко мне жить в Прагу? — спрашивал я её.

— Конечно, милый, — отвечала она, — с тобой хоть на край земли.

И я таял, я млел от счастья. Мы сидели в съёмной квартире на Байзакова и пили чай.

— Но я не могу бросить маму на произвол судьбы, — сказала Тонечка, — ей надо сделать ремонт в квартире, у неё кухня развалилась вся. Ты сам видел.

Я всё это видел, и про кухню Тоня мне говорила уже в прошлый раз. Я, как факир, быстрым движением достал из кармана куртки пакет с деньгами и передал Тоне. Пять тысяч долларов — на новую кухню.

— Ты такой милый, — Тонечка бросилась ко мне и начала целовать, — ты самый лучший.

В итоге вместо чая мы оказались в спальне, где спустя час Тонечка сделала новое заключение:

— Да ты отличный любовник, — потягиваясь, мурлыкнула она.

И я вновь растаял. Как сахар в чае, который мы так и не допили.

Оделись. Поймали на улице такси и поехали к моей сестре в гости, где нас ждал шикарный стол: бешбармак, манты, плов… Было такое впечатление, что сестра решила нас замучить едой. Мы сидели за столом, ели, рассказывали о своих планах. Как переедем в Прагу, как будем жить вместе в любви и согласии. Мы были вместе и светились от счастья. Сестра с мужем умилённо смотрели на нас.

И вдруг у Тонечки зазвонил телефон. Она посмотрела номер, нахмурилась и вышла в коридор. Прошло несколько минут. Тонечка вернулась. Вся бледная, как будто из неё за эти несколько минут выкачали всю кровь.

— Игорь умер, — тихо сказала она, — сегодня днём, от инфаркта.

Сестра охнула и, усадив Тонечку на кушетку, бросилась наливать в стакан воду.

— Какой Игорь? — не понял я.

— Муж мой, — ещё тише сказала Тонечка, — Игорь. Который в Киеве. Вот теперь и разводиться не надо. Я вдова.

Сестра пыталась накапать что-то в стакан, всё время ошибалась, потом плюнула, вылила воду и налила вместо неё коньяка. Тонечка залпом выпила коньяк, шумно выдохнула и стала собираться. Вид у неё был потерянный. Я боялся, что она расплачется, но она держалась молодцом, моя девочка. И только лишь в квартире на Байзакова в коридоре прижалась ко мне крепко-крепко и спросила:

— Ты теперь на мне не женишься?

— С чего это вдруг? — возмутился я. — Обязательно женюсь, я же люблю тебя.

И я поцеловал её. Потом ещё раз. И ещё. Взял на руки и отнёс в спальню, где мы занялись любовью. И когда Тонечка уснула на моём плече, я гладил её волосы и думал: «Я сплю с вдовой, как странно. Конечно же, всё это формальности. И фактически они уже давно не муж и жена. Но она вдова, которая скоро выйдет за меня замуж. А её муж лежит в Киеве в морге». С этой мыслью я и уснул.

Утром Тонечка вскочила и поехала к маме сообщить ей и дочери страшную весть. Была она спокойной и решительной. Нежно поцеловала меня в щёчку и пожаловалась на дороговизну билетов до Киева. Я заверил её, что решу этот вопрос. Надо только все их паспортные данные.

Данные я получил на мейл через двадцать минут. Тонечка мне потом рассказала, что она вначале заехала на работу и отправила их со своего компьютера. А уже потом поехала к маме домой.

Заодно я поменял и свой билет на более раннюю дату. Торчать в Алматы без Тонечки не было никакого смысла. Летел я вместе с ними до Киева, где они оставались, а я продолжал свой путь в Прагу.

В Праге меня ждали дела, в которые я успешно окунулся. Любовь любовью, а на «покушать» надо заработать. И я работал. К непосредственному зарабатыванию денег прибавились хлопоты по организации нашей с Тонечкой свадьбы. Тем более дата этой свадьбы уже была определена и не зависела ни от кого и ни от чего. Я был разведён, Тонечка была вдовой.

Спустя пару дней я стукнулся к Тонечке в скайп. Моя любимая выглядела усталой и увядшей. Организация похорон и разбор вещей бывшего мужа заняли у неё много сил.

— Представляешь, — пожаловалась мне она, — он нам ничего не оставил. Вообще ничего. Только долги по аренде. Я договорилась с хозяином, что в качестве платы за последние три неоплаченных месяца он заберёт мебель, которую мы вместе покупали десять лет назад. Остальные вещи мы с мамой рассортируем и отправим при ближайшей возможности в Алматы.

— Может, не надо ничего отправлять? — робко спросил я. — Ведь всё равно ты переезжаешь в Прагу. Зачем тебе вещи бывшего мужа в Алматы?

— Ты не понимаешь, — раздражённо ответила Тонечка, — там же не только его вещи, там наши вещи тоже. Мои платья, мамины книги, дочкины дневники из начальной школы. Это всё память. Это всё нам дорого.

— Хорошо, хорошо, — постарался успокоить я любимую, — чем я могу помочь в данный момент?

— Ты такой милый, — протянула Тонечка, — такой заботливый. Я так тебя люблю. Я скучаю по тебе. Хочу быть с тобой вместе. Вадик мой.

И я вновь растаял. Договорился со своими киевскими партнёрами об аренде небольшого контейнера на несколько месяцев для Тонечкиных вещей. Для меня сделали хорошую скидку. Отправка в Алматы стоила каких-то сумасшедших денег. Поэтому решили, что пока вещи полежат в Киеве. Тем более, что этих вещей набралась почти тонна. Отрапортовал Тонечке. Она сказала, что я лучший.

Потом Тонечка с семьёй уехала в Алматы. А я продолжал готовиться к свадьбе. Заказал зал, договорился с фотографом, собрал необходимые документы, купил билеты в Прагу и обратно Тонечке, её маме и дочке.

Свадьбу сыграли в декабре. Гостей набралось 25 человек. Было по-домашнему мило и уютно. Несмотря на дождик, моросящий за окном. И несмотря на угрюмые физиономии Тониной мамы и её дочки.

Я лез из кожи вон, стараясь, чтобы все были довольны, чтобы вечер запомнился гостям. И мне это удавалось. Тонечка светилась от счастья. Свидетели заводили гостей шутками. А когда начались танцы, то в пляс пустились все. Кроме Насти и Алевтины Михайловны. Этакие две скалы уныния среди океана веселья.

— Что-то не так? — осторожно спросил я у тёщи.

— Всё нормально, — отозвалась старшая скала, — у нас с Настёной голова разболелась. Отвези нас домой, пожалуйста.

— Так я вроде главное действующее лицо здесь, — попробовал отшутиться я.

Скала грозно сверкнула глазами.

— Главное действующее лицо здесь Антонина, — холодно ответила она, — свадьба всегда в первую очередь играется для невесты. Так ты отвезёшь нас с ребёнком домой или нам на автобусе добираться?

— Конечно же, отвезу, — пообещал я, взглянув на стоявшую невдалеке Тонечку. Моя новоиспечённая жена сияла. Она была безумно красива и весела. Бежевое платье с открытым верхом подчёркивало её лебединую шейку. А умело наложенный одним из лучших стилистов Праги макияж скрывал её настоящий возраст. Она походила на повзрослевшую принцессу из сказки. На очень счастливую принцессу.

Я отвёз новоиспечённых родственников домой. По дороге попал в пробку. И в общей сложности отсутствовал на собственной свадьбе два с половиной часа. Вернулся. Злой как собака. Но увидел Тонечку и растаял. Ведь я был женат на самой лучшей женщине на свете.

А после свадьбы, спустя несколько дней, Тонечка и её семья улетели в Алматы. Я задержался на неделю по делам в Праге. Перед отъездом Тоня очень серьёзно поговорила со мной.

— Ты должен найти общий язык с Настей, — строго сказала мне она, — тебе жить в нашей семье, и у тебя должны быть хорошие отношения со всеми членами семьи. Я же не одна живу. У меня дочь и мама. И с мамой ты должен быть мягче, она тобой недовольна.

— Конечно, родная, — ответил я, — я найду общий язык. Всё для этого сделаю. Но это же Настя со мной не разговаривает. А не я с ней. Я понимаю, что не смогу заменить ей умершего отца, но и она должна понимать, что я теперь твой муж. Поговори с ней, пожалуйста. И с мамой своей поговори. Я не могу зависеть от её настроения и менять свои планы из-за того, что у неё внезапно начинает болеть голова.

— Я со всеми поговорю, — кивнула Тонечка, — но ты должен найти общий язык со всеми членами нашей семьи.

И она улетела с этими самыми членами. В Казахстан. А я остался. Решать дела и заодно думать о том, как найти этот самый общий язык. Думал, думал, но так ничего и не придумал. Время покажет, решил я. Но время ничего не показало.

Когда я приехал в Алматы, Настя так же демонстративно игнорировала меня, Алевтина Михайловна же всё время пыталась выяснять отношения. При этом она постоянно требовала от меня извинений за мою невнимательность к ней и к её дочке. Тонечка же заняла нейтральную позицию, не вмешивалась, но, когда мы оставались наедине, требовала от меня наладить отношения с тёщей и падчерицей. Но не объясняла как. А я не знал, каким образом наладить эти проклятые отношения с выжившей из ума старухой и подростком в самом начале гормональной перестройки организма. И поэтому я очень обрадовался, когда наконец-то уехал из насквозь загазованного, пыльного Алматы в свою любимую домашнюю Прагу. Жаль, что один. Но в ближайшем будущем Тонечка должна была решить все свои дела и переехать ко мне жить. Она же была моя жена. А в этом случае она без проблем получала трёхмесячную визу в чешском консульстве в Астане, а потом уже в Чехии вид на жительство. Для себя и для своей дочки.

Но с визой всё никак не удавалось. То справку на работе ей не давали. То праздничные дни наступали. То у Тонечки вдруг не оказывалось нужной суммы на визовый сбор. Что было странно. Так как я оставил своей молодой жене приличную сумму на жизнь и на все эти организационные сборы. Однажды утром поймал её по скайпу и спросил о том, куда девались деньги. И получил удивительный ответ: раздала долги. Спросил про долги. Очередной ответ: оплата обучения дочери в престижной французской школе и репетитора французского языка. Спросил, почему французского языка, а не чешского. А в ответ: потому что они с семьёй планируют жить во Франции. Когда-нибудь. После этого Тонечка отключила скайп и убежала на работу.

Я обалдел. Сидел перед монитором и пытался понять, не сплю ли я? И что произошло с моей благоверной? Почему всё, о чём мы договаривались до свадьбы, благополучно стало игнорироваться одной из сторон сразу после свадьбы?

Вечером вновь связался с Тонечкой по скайпу. Состоялся разговор, в котором Тонечка жаловалась на дороговизну жизни и на то, что я ей совсем не помогаю. А у неё мама и ребёнок. И она по мне очень скучает. И хочет меня. Сильно. И Тонечка даже частично разделась перед камерой. Для меня. Для своего любимого мужа.

Наутро я перечислил Тонечке на её карточку 500 долларов с пометкой: на визы и на курсы чешского. Деньги дошли в течение двух дней. После чего я получил в скайп уже знакомое сообщении: ты самый лучший. И я вновь стал счастлив. И вновь стал ждать свою ненаглядную.

А в это время в Киеве закончилась аренда склада, где лежали вещи из квартиры умершего Тонечкиного мужа. Платить бешеные деньги за перевозку каких-то старых вещей в далёкий Алматы не хотелось. А тут как раз подвернулась оказия почти за бесплатно перевезти их в Прагу. Сообщил об этом Тонечке. Получил добро. Договорился с украинскими товарищами о погрузке и отправке ценного груза и стал ждать.

Спустя три дня раздался телефонный звонок. Звонил водитель машины, перевозившей киевские вещи. Усталым голосом он рассказал, что груз арестован бдительной украинской таможней. Из-за наличия в нём антикварной швейной машинки Зингер. Я тут же позвонил Тонечке.

— Что за ерунда? — возмутилась Тоня. — Эта машинка не работает. Там половины запчастей нет. Она никогда не работала. И её починить невозможно, мы пробовали.

— А зачем мы её тогда перевозим? — задал я логичный вопрос.

— Эта машинка дорога маме, — холодно объяснила Тонечка, — она её на киевской барахолке купила. Хотела научиться шить. Но эта машинка оказалась сломанной. Но мама к ней привязалась. Это память…

Память так память. Я пожелал любимой жене спокойной ночи и отключился.

На следующий день я уже сам позвонил грустному водителю. Тот сообщил, что эксперт сегодня не приедет, но доблестные украинские таможенники готовы решить вопрос всего за каких-то 300 евро.

— Денег не давать, — строго сказал я, — за кусок железа 300 евро как-то очень дорого.

— Дорого, — согласился водитель, — только я тут вторую ночь в таможенной зоне в кабине своей машины сплю. Не выпускают до решения вопроса. Ни в Польшу, ни в Украину.

Вопрос решился на следующий день. Когда я позвонил, повеселевший водитель сообщил мне, что приехал эксперт, обматерил таможенников и выдал заключение, что данная машинка Зингер не представляет никакой ценности. Ни для кого. Копию заключения выдали водителю и отпустили из ставшей родной таможенной зоны.

На следующий день под вечер приехала и сама машина с грузом.

Груз представлял собой коробки из-под бананов разной степени изношенности. Пахло от них, мягко говоря, не очень. А если честно, то пахло кошачьим ссаньём и пылью. Водитель помог перетаскать это богатство в гараж. Получилось тридцать коробок, из них три развалились при разгрузке. Из развалившихся коробок выпали журналы мод за 2000 и 2001 годы и какие-то застиранные пелёнки. Многострадальная машинка Зингер была засунута в большой чёрный целлофановый пакет. С первого взгляда было ясно, что она уже никогда никому ничего не сошьёт. Так что я сразу же согласился с мнением эксперта об украинских таможенниках.

Когда все коробки были аккуратно уложены в гараже, водитель передал мне какой-то полиэтиленовый чехол. Дал расписаться в сопроводительных документах. Поблагодарил за полтинник евро, врученный за беспокойство, и отбыл далее по маршруту. Я вернулся в гараж.

Коробки стояли нестройными рядами и пахли. Я подошёл к ним, окинул взглядом свой преобразившийся гараж, который превратился в склад подержанных вещей, и раскрыл лежащий поверх коробок чехол. Внутри находился костюм. Старый, с потёртыми лацканами пиджак, весь в кошачьей шерсти. Штаны тоже представляли собой печальное зрелище. Этот костюм было проще выкинуть, чем тащить его из Киева в Алматы или в Прагу. Да и вообще, что это за странный костюм? Чей он?

И тут я понял, чей этот костюм. Я даже сел от неожиданности на ближайшую коробку. Это был костюм Тонечкиного покойного мужа, Игоря. Но вот зачем она его захотела забрать? Ответ мне на ум не приходил. И даже каких-либо вариантов не было. Разве что на память. Я был в полном недоумении.

Я посидел ещё минут пять. Сходил, попил водички. Начал разбирать коробки. Моё недоумение усиливалось. В коробках были старые книги, журналы, какие-то ношеные вещи — как детские, так и взрослые, как мужские, так и женские. Женские, судя по всему, принадлежали Тонечке, мужские — Игорю. Была старая радиола, магнитофон кассетник, целая коробка изношенных туфель, несколько пледов, которые раньше вешали на стену, школьные тетрадки Насти и прочее барахло. И поверх всего этого лежал старый облезлый костюм мёртвого человека. И вдобавок всё это воняло.

Для чего это всё надо было паковать и везти за тридевять земель? Я не знал.

Вечером во время привычного сеанса связи с любимой женой по скайпу я спросил об этом у Тонечки. И узнал, что когда Тонечка с Настей покинули Игоря, он завёл себе двух кошек и добермана. Чтобы не было грустно одному. Этим объяснялся запах вещей.

— А для чего было везти всё это барахло? — спросил я.

— Это наши вещи, — ответила Тонечка, — мои и мамы. И мама, кстати, тебе очень благодарна за то, что ты их забрал из Киева. Ты лучший.

— Спасибо, — ответил я, — а когда ты приедешь? Что с визой?

— Визу я получила, — обрадовала меня Тонечка и затем тут же расстроила, — но прилечу я только на неделю. У меня работа и вообще.

— То есть? — не понял я. — Мы же договаривались, что ты переедешь жить ко мне в Прагу. Мы же женаты уже почти три месяца.

— Но ты же не нашёл общий язык с Настей, — возразила мне Тонечка, — она не хочет в Прагу, она хочет во Францию. А я не могу бросить ребёнка одного с бабушкой. У неё выпускной класс через год. Надо учиться. Как она будет без матери?

— Мы же договаривались, — как попугай, бубнил я.

— Договаривались, — согласилась Тонечка, — я и не отказываюсь. Вот закончит Настенька школу, и перееду я к тебе. А сейчас можно ездить друг к другу в гости. Я к тебе на недельку, через месяц ты к нам. Это гостевой брак называется. Подружишься с моей дочкой, и переедем к тебе. Может быть, раньше. Всё же от тебя зависит, любимый.

И Тонечка улыбнулась мне во весь экран. Потом пожелала спокойной ночи и отключилась. А я остался сидеть у погасшего экрана и думать: «Что за бред? Что происходит? Где моя прежняя любимая и любящая Тонечка, которая собиралась со мной на край земли?»

Так и не найдя ответов на свои вопросы, я отправился спать. Долго ворочался, не мог уснуть. В голове вертелось одно и то же: что происходит?

Наконец, уснул. Но ненадолго. Часа в два ночи проснулся. Встал. Спустился на кухню попить воды. Включил свет и вздрогнул. На двери на вешалке висел костюм.

— Доброй ночи, — вежливо сказал костюм.

— И вам не кашлять, — по привычке отозвался я и затем, поняв идиотизм ситуации, добавил: — Что за хрень? Ты кто?

— Костюм я, — отозвался костюм, помахав пустым рукавом, — хозяина Игорем звали, он бывший муж вашей жены.

— Это сон, — догадался я, — блин, тут во что угодно уже поверишь, мир с ума сошёл.

— С миром всё в порядке, — отозвался костюм, — а насчёт сна ты прав, это сон.

— А чё это мы уже на ты? — спросил я.

— Да ладно, — отмахнулся костюм, — свои же все, общие знакомые и прочее.

— Тебя хозяин прислал ко мне? — задал я очередной вопрос.

— Меня никто не присылал, — обиделся костюм, — это моя собственная инициатива, а хозяин мёртв, как он меня может послать? Он уже ничего не может, бедняжка.

— Ну-ну, — усмехнулся я, — бедняжка. Такую женщину просрал твой бедняжка.

— Он не просрал, — тихо сказал костюм, — это она его бросила. Сначала одна умотала, оставив с ребёнком и тёщей в Киеве. А через год и их забрала.

— Ну-ка, если не трудно, — попросил я, — расскажи мне про хозяина и про Тонечку. А я пока чаю попью.

Я поставил чайник, заварил чай, достал подаренную Тонечкой красивую чашку и стал слушать костюм. А костюм не торопясь, с чувством и с расстановкой стал мне рассказывать про своего хозяина и про Тонечку. Его жену. То есть мою жену. То есть про его бывшую, а теперь мою настоящую жену. Короче, про Тонечку и Игоря.

Давным-давно Тонечка работала в отделе кадров одной небольшой нефтяной компании. И когда в компанию пришли анкеты новых сотрудников, то она первая получила к ним доступ. Она выбрала из списка анкету будущего начальника одного из департаментов этой самой компании и сказала: вот этот будет моим мужем, он очень симпатичный. Сказала — сделала. «Случайно» познакомилась, вызвалась показать город, затем приглашение в кафе посидеть, в кино, встречи под луной, ЗАГС. Игорь влюбился в молодую неглупую девушку со всей страстью. Влюбился на всю жизнь. И поэтому полностью доверил свою судьбу Тонечке, которая через годик родила ему доченьку. И стали они жить-поживать. Вначале молодые жили отдельно, снимали квартиру. Но когда родился ребёнок, то к ним переехала Алевтина Михайловна. Помогать. Да так и осталась. А потом Игорь перевёлся в родной Киев на более прибыльную работу. И всё семейство переехало на Украину. Сняли дом.

Получал по тем временам Игорь ну очень приличные деньги, которые все отдавал жене. До копейки. Потому что любил и доверял. А Тонечка с финансами не очень дружила. Тратила их на всякую ерунду. Но одевались прилично и кушали хорошо. В ресторанах в основном. Дома готовила тёща. Она и командовала в семье, всегда в спорных вопросах принимая сторону Тонечки. Это же её дочка, которую она одна выкормила и вырастила. И Тонечка помнила об этом. И была благодарна маме за поддержку.

Игорь попытался в самом начале своей семейной жизни утвердиться на должности главы семьи. Но потерпел сокрушительное фиаско. Его обвинили во всех мыслимых и немыслимых грехах. И указали на дверь. Точнее, указала Тонечка. Но инструкции, как себя вести с мужчинами, она получила от мамы по телефону. Игорь вышел в указанную дверь, три дня поскитался по знакомым и потом приполз обратно в семью. Потому что безумно любил Тонечку и не мог без неё жить. Его пустили обратно, но на жёстких условиях…

— Трэш какой-то, — не выдержал я, — он мужик или кто?

— Человек он. Очень хороший человек он был, — печально отозвался костюм, — ты сам-то вроде недавно под ту же дудку плясал. И не перебивай, вопросы и замечания потом. Ок?

— Хорошо, — согласился я, — не буду.

Но замечание про дудку меня задело. А костюм продолжил свою повесть.

Итак, молодая семья и пожилая тёща переехали в Киев. Игорь работал, вечером приходил домой, к любимой жене и дочке, где его очень часто ждали или скандал, или семейные разборки. И очень часто в результате этих разборок он отправлялся спать на диван в зал. В качестве наказания. В результате у Игоря появилась на работе интрижка с сотрудницей. Эта интрижка была раскрыта бдительной тёщей, и Игорю в очередной раз указали на дверь. Он, как и в первый раз, поскитался три дня чёрт-те где и приполз обратно. Был принят, но завиновачен по самое не могу. Стал бухать. За это был опять наказан отлучением от тела. На полгода.

А потом один Тонечкин одноклассник, недавно севший в очень уютное министерское кресло, предложил ей работу в Алматы. Одноклассник был женат, но в своё время очень неровно дышал в сторону Тонечки, чем она и воспользовалась. Сообщила о работе Игорю. Об однокласснике, естественно, умолчала. Игорь был против, но ему припомнили измену, пьянство и прочие грехи, и он заткнулся. Тонечка уехала.

Год она прожила одна, без ребёнка, мужа и мамы. Одноклассник к ней охладел, но работа осталась. Да и новый воздыхатель появился. Банкир. К сожалению, тоже женатый, но богатый и щедрый. Тонечка встала на ноги, купила машину, квартиру. И перевезла к себе маму и Настю. Игорь остался жить в Киеве. Где пил и надеялся, что его любимая одумается и вернётся. Тем более она всё ещё оставалась его женой.

Банкира через некоторое время застукала жена с Тонечкой. Был скандал, после которого Тонечка зареклась встречаться с женатыми мужчинами. И встретилась с неженатым. Со мной.

— Остальное ты знаешь, — хрипло закончил костюм, — Игорь узнал о том, что Тонечка с ним разводится, и сердце не выдержало. Бухал много, курил. Хотя дядька был спортивный. А тут инфаркт миокарда. Раз — и всё.

— То есть, ты хочешь сказать, что его Тонечка убила? — осторожно спросил я.

— Аха, — просто ответил костюм, — она. Фактически сам себя довёл. Но если покопаться, то причина в ней и только в ней.

— Нормально вы тут стрелки переводите, — усмехнулся я, — так до чего угодно договориться можно. Он мужик или маленький ребёнок был?

— Ну-ну, — усмехнулся костюм, — а кто тут месяц назад вешаться хотел от безумной тоски по Тонечке?

— Ну не повесился же, — огрызнулся я.

— Не повесился, — согласился костюм, — и Игорь не повесился. Его твоя любимая до естественной смерти довела.

— Но почему? — вновь спросил я. — Почему она так? Зачем? Она же умная и красивая женщина. Она же не бандит с большой дороги. Логики в её действиях нет совсем. Даже сейчас, почему не едет в Прагу? Тут же намного лучше. И по уровню жизни, и для возможности дальнейшего развития ребёнка, да и я не бедный человек, в конце концов.

— Какая логика? — костюм замахал на меня пустыми рукавами пиджака. — О чём ты? Это же бабья яма. Это в мозгу прошито, что мужик нужен только для получения денег и для продолжения рода. В бабьей яме у тёток только девочки рождаются. И живут вместе несколько поколений женщин, не давая друг другу выбраться из этой ямы. Мужикам там не место. Мужиков там на завтрак съедают.

— Но Тонечка… — начал было опять я.

— Что Тонечка? — перебил меня костюм. — Что она? Тонечка своего отца ни разу в жизни не видела. У Тонечки никогда не было в юности примера нормальной полной семьи. Она воспитывалась мамой. Которая за всю жизнь не могла ни с кем ужиться. Потому что дура и тварь. И такую же тварь воспитала.

— Ты поаккуратней со словами, — попросил я его.

— Извини, погорячился, — покаянно произнёс костюм, — это не моё дело — выводы делать. Я только рассказал, что знаю. Что и как, решать тебе. Мой хозяин был хорошим человеком. Жалко его. И тебя жалко. Так же кончишь.

— Не ссы, костюмчик, — улыбнулся я, — нормально я кончу.

— Костюмы не ссут, — поддержал мою шутку костюм, — их моль съедает.

Я посидел задумавшись. Допил чай.

— Слушай. А зачем ты мне всё это рассказал? — поинтересовался я.

— В обмен на любезность, — немного помолчав, ответил костюм, — просьба есть одна.

— Вот я так и знал, — воскликнул я, — всем чего-то от меня надо. Что за просьба?

— Сдай меня в химчистку, — жалостливо попросил костюм, — нету у меня уже никаких сил терпеть этот кошачий запах.

Я рассмеялся.

— Сдам, — пообещал и отправился спать.

Наутро никакого костюма в кухне, естественно, не было. Он висел в гараже. Над грудой вонючих коробок с бесполезным барахлом. Висел и молчал. А я думал. О Тонечке. О моей любви к ней. О нашей быстрой свадьбе. Об Игоре. О его внезапной смерти. И при этом я продолжал любить Тонечку. И одновременно с этим начинал понимать, кем является моя возлюбленная на самом деле.

Это было очень больно. Больно и обидно. Я не спал ночами. Я скучал по Тонечке. Я ненавидел её. Я любил её. Я сходил с ума. Я не мог понять, как такое возможно? За что? Что я ей сделал плохого? И любит ли она меня?

И самое лучшее, что я придумал — это уехать в Африку. В то самое время, когда Тонечка собиралась ко мне приехать на пять дней. И когда она сообщила о своём решении и попросила купить ей билеты, я ответил: денег нет. Родная, на билеты тебе ко мне у меня нет в настоящее время средств. То есть денег. И умотал в так вовремя подвернувшийся тур по Марокко.

Тур назывался «По следам Саида» и проходил по бывшей трассе Париж — Дакар. То есть почти по бездорожью, которое мы преодолевали на Тойотах Прадо. Целых 12 дней. Целых 12 дней я без интернета и очень часто без телефонной связи куда-то мчался, шёл, летел на воздушном шаре, ехал верхом на верблюде. В пустыне жара была +45, на высокогорье по ночам спускалась до 0. По ночам мне никто не снился. Ни Тонечка, ни костюм. Я падал и спал как убитый. Моё тело отдыхало. Мой мозг отдыхал.

И лишь однажды ночью в пустыне я проснулся. Вышел из палатки, где мы ночевали. Светила полная луна. Стояла изумительная тишина, иногда прерываемая шорохом осыпающегося песка. Тёмное небо и яркие звёзды делали картину фантастической. Барханы, несколько шатров между ними. И бездонное небо. Яркие изумрудные звёзды. И кругом песок.

Я стоял, запрокинув голову, и думал, что я такая же песчинка в этом прекрасном мире. И что нужно продолжать жить дальше. Несмотря ни на что.

Постоял. Послушал песок. Ещё раз взглянул на прекрасное африканское небо. И отправился спать.

Через несколько дней я вернулся в Прагу. И продолжил жить дальше, вычеркнув Тонечку из своей жизни. Иногда вспоминаю её, но уже не с чувством горечи или жалости о несостоявшейся семейной жизни. Нет. Она у меня вызывает одно чувство — брезгливости.

А костюм я, как и обещал, сдал в химчистку. Он до сих пор у меня висит в шкафу. Выкинуть как-то рука не поднимается.

https://www.litres.ru/book/vadim-fedorov-29062561/sumassheds...

© Вадим Федоров

А может мать - энерговампир?

Лично в моей семье бабы - это энергетические вампиры. Надо им до истерики доводить. Например, моя мать страдает от того, что бабушка приходит в гости "гостинцев принесла" и выносит мозг, доводя до точки кипения мать оскорблениями ровно за 10 минут.

При этом, если обычно у бабки вид уставший и страдающий, то устроив матери скандал, у неё глазки становятся масляные и взгляд бодрый счастливый.

Когда жил с матерью, минимум раз в неделю слышал крики бабки и отчаянный вой матери "ну не приноси ты эту еду, не приноси! Сама приготовлю! Не соси с меня!"

Впрочем, мать такая же.

Была у меня история, что нужно было получить заказанный загранпаспорт в родном регионе.

Я подгадал так, чтобы хватило одного взятого неоплачиваемого дня, чтобы съездить домой.

Поэтому вышло: 12 часов работа + 4 часа поезд + 6 часов самолёт с пересадкой + 4 часа трансфер до закрытого от полётов родного региона + вышло 4 часа войны в очереди.

+ мама уговорила зайти к ней в парикмахерскую, чтобы постригла бесплатно.

Так вот, 12 часов ночи, я отсыпаюсь до 4 утра, ибо затем снова выдвигаться обратно.

Тут в спальню врывается мать, и будит с претензией: "почему ты явился в парикмахерскую в старых трениках?! Выглядят будто ты обоссал их! Как чмо! Как ЧМО!"

Я такой не понял, и уставший. Пытаюсь объяснить, что дорога долгая, и оделся как удобно.

"Какой позор! Ты и в московском аэропорту так выглядел! Будто обоссался! Как чмо! Как чмо!"

Вспоминая московский аэропорт, какие кадры там только не ожидали своего рейса. Да и вижу я их последний раз.

Мать видя, что эмоционального возгорания нет, смотрит на меня и заявляет: "Что-то ты с лета не похудел! Отдаёшь тренеру деньги и не похудел! Как лох! Как ЛОХ!"

Я говорю, что прекратил в прошлом месяце заниматься. Обстановка тяжёлая, на нашу гос.контору участились кибератаки, на джунов оставлять страшно. Времени на занятие спортом нет.

Тут у матери глаза загорелись: "Да как ты посмел спорт забросить! Вот и останешься на всю жизнь толстым чмом! Уродом!"

Я тут понял, что моей матери от меня надо, и сказал, чтобы она отстала и дала мне выспаться.

"НЕТ! Толстым уродом!"

"СЪЕБИСЬ С КОМНАТЫ!"

"НЕ УЙДУ! КАК ТЫ С МАТЕРЬЮ РАЗГОВАРИВАЕШЬ!"

"*тяжёлый выдох*... хорошо..."

Я выключил свет и устало молча лёг спать. Рядом на кровати слышалось недовольное сопение матери.

=========

Кто читает повторю свой жизненный опыт:

1) Энерговампиры реально существуют. Ваши страдания - это их реальная потребность, без которых они сильно страдаю. И не рассчитывайте на снисхождение, если вы их ребёнок.

Мать ради такого, готова в единую ночь, когда сын приехал и критический нуждается в отдыхе его мучить.

Бабка уже еле передвигается, всё ноет что ноги не носят, но чтобы сделать больно своей дочери, может подняться на седьмой этаж при неработающем лифте.

2) Если это родители, но никакие модные знания психологии вам не помогут при прямой встрече.

Этот человек вас растил, он лучше вас знает все ваши комплексы, и болевые точки. Он ЛИЧНО закладывал эти комплексы и болевые точки на этапе становления вашей личности. И бить он будет по больным местам не глядя и без пощады.

Моя уже маразмирующая бабка прекрасно за 10 минут доводит до истерики мою мать.

А моя моей матери тоже не составляет труда, хотя по интеллекту и знанию психологии я её превосхожу.