В далеком 1999 году, когда мне было очень мало лет, в мою семью пришло письмо, что мой брат пошел на вторую чеченскую операцию. После того как нам удалось с ним связаться, он сообщил что служит в стройбате и они занимаются восстановлением зданий, боевые действия уже закончились и проводятся только оперативно-розыскные мероприятия. Такое обыденное, повседневное и успокаивающее словосочетание: оперативно-розыскные мероприятия.

Как сейчас помню, напрягся отец и старший брат. Они у нас всегда были сами в себе, никогда не обсуждали свои эмоции. А у меня наверно было мало жизненной мудрости чтобы переживать. Все нормально же говорит, все хорошо, он просто восстанавливает здания после бомбежек. Только мама плакала.

Брат вернулся через год. Внешне такой же как и раньше: улыбчивый брюнет с голубыми глазами.

В течении 20 последующих лет я не понимала что происходило с братом- он красавец, балагур, трудолюбивый, ну пьет немного, кто же не пьет... Брат же постоянно менял одну никчемную женщину на другую, менял места работы, знакомых , постоянно дергался с места на место ... Но все равно оставался моим братом. На все попытки его образумить, он просто смотрел на тебя голубыми глазами и смеялся.

А через 20 лет, в 2019 году во время очередной встречи, когда все родственники разошлись спать, мы остались вдвоем на кухне и я пожаловалась на свои трудности в работе, что мне трудно, что я устаю; он посмотрел на меня своими чистыми голубыми глазами и сказал:

- А я в Чечне трупы по подвалам собирал: детей, женщин, бойцов: со стен, из под камней, с потолков. Собирали части тела, не всегда это было похоже на людей, чаще на червивые, обглоданные животными сгнившие куски мяса. Каждый найденный кусок- в черные пакеты для отправки в лабораторию на идентификацию. И ты хочешь сказать, что тебе трудно?

Я никогда в жизни так не трезвела моментально. В моей голове что-то щелкнуло, как будто пазл собрался. Все стало на свои места: его поведение, его постоянные дерганья, алкоголь, его смех.

-А почему ты мне сейчас только рассказал? -спросила я.

- Сейчас можно рассказывать. - ответил он.

Это было всего лишь один раз в жизни, когда он мне это рассказал. вВ остальные мои попытки он переводил все в шутку...

Почему я все это написала? Вчера я задумалась, а что будет после этой специальной военной операции? Когда все эти мужчины, наши братья и отцы вернутся домой - сможем ли мы, гражданские, принять их? Будем ли мы им поддержкой, когда они будут напиваться, плакать, совершать суициды? Готовы ли наше общество принять их?

20 лет понадобилось моему брату чтобы собрать кусочки своей души обратно.

А сколько лет понадобится остальным?