Из всех художников-баталистов больше всего я верю Василию Верещагину. Мало того, что талант, так и еще прожил все на своем опыте. Самым неприятным и тяжелым для него оказалась русско-турецкая война (историю с броненосцем «Петропавловск» оставим за скобками).

Прежде всего, нам вообще повезло, что художник ее пережил. Судите сами: попал под обстрел турок, когда был на борту миноносца, получил пулю в бедро, затем переборол гангрену в госпитале и много раз был при смерти.

Но еще большая трагедия произошла при осаде Плевны. Во время штурма погиб брат художника, Сергей. Резня была настолько масштабной, что найти тело брата не удалось – так много жертв войны собралось в одном месте.

После такого тяжелого опыта и родилась картина «Побежденные. Панихида». Бесконечное поле, усыпанное телами, мрачное небо с тучами и священник, читающий молитву павшим.

Василий Верещагин - «Побежденные. Панихида», 1879

Кроме очевидных деталей стоит отметить игру света – Верещагин специально обустроил свою мастерскую под открытым небом с рельсом, на которой каталась кабина. Так художник ловил световые оттенки и нужные ракурсы. В общем, сам Моне позавидовал бы такой находке.

Схематичное изображение механизма Верещагина:

Картина вошла в балканский цикл Верещагина, а выставки вызывали фурор: казалось, все население городов приходило посмотреть на необычные полотна. Всех ждал восторг и восхищение.

Но как обычно было некоторое но, всегда есть уникумы, критикующие отличные картины. Ура-патриоты были недовольны: мол, Верещагин восхваляет величие турецкой армии и вообще все неправда, мы победители. Общественное недовольство росло, царская семья также выразила неудовлетворение (понятное дело), а вот ликвидность цикла падала – покупатели разбегались на фоне скандала.

Страшное поле, усеянное телами:

Хотя на выставке даже объявлялся священник, который проводил подобную панихиду и уверял окружающих, что это абсолютно норма для такого рода мероприятий, как война. А сам Верещагин передавал историю, что священник, проводивший отпевание под Телишем (именно там художник увидел такой сюжет), был одет в праздничное одеяние - обычную рясу не успели довезти (или надеялись на легкие победы?), а художник уже изобразил все в более подходящем виде. Но критиканы все равно не верили.

При панихиде на поле боя священник был одет в роскошное красно-золотое одеяние, но для картины Верещагин выбрал более подходящий вариант:

В итоге Верещагин чуть не оказался в нищете и чуть ли не отказался от батальной живописи, но разве такой талант, переживший несколько войн и травлю, может погубить такая мелочь, как деньги?

Больше интересных историй из мира живописи можно посмотреть в моем телеграме: https://t.me/picturebymaslo

Добра!

На панихиде в Доме кино Александр Панкратов-Чёрный сказал о Меньшове: «Он так любил народ! И страдал за него! Страдал!» И могло показаться – дежурная фраза, пафос по случаю. Но...

Панкратов-Чёрный вспомнил, как однажды Меньшов целый день таскал его по Астрахани, городу своего детства, с гордостью и страстью показывал родные места, рассказывал о кремле, старинных закоулках, в бар зашли, где к пиву особенную рыбку подают. А спустя пару лет (дело было на шукшинском фестивале в Сростках) уже Панкратов-Чёрный предложил показать Меньшову свою малую родину.

– Далеко?

– Да нет, не очень, километров пятьсот...

– А что, поехали!

Сели в машину и рванули в деревню Конёво Алтайского края. Дальше – прямая речь:

«И вот, пока мой сводный брат Коля и его супруга Зоя накрывали на стол, я повёл Володю показать родную деревню, а это одна, собственно, улочка, домов тридцать-сорок. Крыши, крытые дёрном, земляными пластами, трава на крышах растёт... Идём, значит, я веду экскурсию:

– Вот видишь развалившийся сруб? Это клуб, в нём даже маленькая библиотечка была.

– А чего ж не восстановят?

– Так ведь кино не показывают, да и ходить уже некому, остались одни старики, молодёжь разбежалась, работы нет, жить здесь не на что... А вот видишь – яма и несколько брёвен от фундамента? Это моя школа, я тут до пятого класса учился.

– Что-то больно маленькая какая-то.

– Ну а что, в избе – комната для двух учительниц, комната для первого и второго класса, комната для третьего и четвёртого. А здесь был магазин, из райцентра раз в месяц сахар и конфетки привозили. Ну, вот больше показывать нечего, вся моя деревня.

Вернулись к брату в его пятистеночек, стол накрыт – грузди наши алтайские, огурчики, помидорчики, самогонка, хлебный квас – всё домашнее. Брат весёлый, радуется, что меня увидел да ещё и познакомился с таким великим артистом и режиссёром – Владимиром Меньшовым. Выпиваем, закусываем, хозяева улыбаются.

А Володя такой серьёзный-серьёзный сидит, мрачный, смотрит Коле за спину, а там на стене коврик – олень воду пьёт и лебеди плавают, – а к коврику при колоты ордена и медали. Володя спрашивает:

– Отцовские медали, Коля?

– Да нет, почему... Мои. Вот орден за посевную в таком-то году, а это медаль за уборочную в таком-то. Ценили нас, ценили – работали-то мы с утра до ночи.

И вдруг Володя заплакал.

Мы опешили – что такое?

А он плачет и говорит, всхлипывая: «Ордена, медали. и ты так живёшь?..»

– А что? – Коля засуетился. – Хорошо живу, огород, всё своё, видишь, какой стол. Ну а денег не платят, так их и тратить не на что. Перебьёмся!

А Володя плакал и плакал, вы не представляете. Как Шукшин в «Калине красной» на холмике – «да ведь это же мать моя». Вот так и Володя рыдал, рыдал, обнял Кольку по-братски, говорит: «Да как же так! Сволочи! На мерседесах ездят, а всё равно Россией недовольны!..»

Это было так пронзительно. Мы его еле успокоили. А потом, когда ехали обратно, он вдруг говорит – строго так, горько: «Сашка! Снимать кино надо – о любви! Потому что русскому народу любовь не-об-хо-ди-ма! Иначе озлобится!»

.Не идёт из головы эта история о плачущем Меньшове. Плачущем, как Шукшин. Правда, Шукшин плакал в кино, а это в жизни.

©Олег Пухнавцев