«Будущего императора Александра II выкормила крестьянка подмосковного села Большие Мытищи, Авдотья Гавриловна Карцева. Государь Николай Павлович, к которому её привели, потрепав по щеке, сказал: «Как Расея наша! Корми Сашу моего, чтобы здоровый был». Прошло много лет. Уж не только Авдотьи в живых не было, но и того, кого она выкормила, а мытищинские крестьяне всё вспоминали: «Сама мне сказывала. Как херувимчик был, весь-то в кружевках. И корм ей шёл отборный, и питьё самое сладкое. И при ней служанки – на всё. Вот и выкормила нам Александра Миколаича, Он всех крестьян-то и освободил. Молочко-то… своё сказало!» (из книги И.С.Шмелева «Богомолье»).

Сегодня на работе наблюдал из окна, которое выходит на стоянку рядом с проф.училищем, картину наводящую на мысль в заголовке поста.

Ребята, кавказцы студенты в количестве человек 7, компанией бурно что-то обсуждали, прыгали друг на друга, боролись, орали как на стадионе, потом одновременно провожали головами проезжавшие машины с громкой музыкой, затем вновь бои арангутангов, потом головами провожали девушек с громкими комментариями на своем языке, следом дальше имитации боев ufc, ну и всё вышеперечисленное по кругу. Пока весь этот цирк продолжали, засрали пол стоянки плевками и бычками сигарет, хотя рядом мусорка была. Я допил чай и отошёл от окна с очень поганым настроением.

В 1908 году публика, собравшаяся на ипподроме Лоншан в Париже, была шокирована нарядами трёх дам. В этот же день газеты обвинили женщин, одетых в синее, белое и коричневое платья, в том, что они явились на скачки практически полуголыми, и назвали их наряды уродливыми. Платья настолько облегали фигуры девушек, что оскорбленные жены в спешке уводили своих мужей и сыновей прочь.

Дело в том, что в начале 20 века нижнее белье женщин состояло из полноценного корсета, юбки и сорочки. А модели, которые предложила парижская портниха Маргэйн-Лакруа, подразумевали практически полное отсутствие этих элементов туалета. Но именно эти три платья радикально изменили моду XX века.

Источник: vk.com/yarkie_kraski_777?w=wall-182282148_236

Теперь стало не модно заботиться о муже. Готовить ему ужин, чтобы пришел, а все горячее домашнее уже накрыто. Дома в платье ходить, а не в трениках. Тоже не модно. Интересы и увлечения мужа знать. На хоккей с ним ходить. Рубашки ему гладить и спинку чесать. А еще хвалить его за успехи. Восхищаться. Благодарить. Гордиться тем, что он семью обеспечивает. Это теперь не принято. Содержанка, говорят, лентяйка, надо работать. Надо домой в одиннадцать приползать вместе с мужем, а то и позже него. Ужинать пиццей или суши, или шаурмой. И уборку устраивать в единственный выходной, когда мужу отоспаться хочется. Так теперь принято. Шить себе нельзя, это от бедности, так говорят. Деньги надо зарабатывать, и покупать одежду хуже, но дороже. А шить себе нельзя. Не принято. И вязать не принято. И о своих детях заботиться не принято. Их надо в детсад отдавать. И пусть на плату за него уходит вся мамина зарплата. Сидеть дома с ребенком нельзя. Не принято. Это значит лениться и ничего не делать.

... А потом она наденет белое платье

Онна-бугэйся — если коротко и прямо, это женщина. Но не просто женщина, а принадлежащая к сословию самураев в феодальной Японии и обучившаяся навыкам владения оружием. Название пишется из двух иероглифов-понятий. Онна — «женщина» и бугэйся — «человек боевых искусств». Употребление выражения «женщина-самурай» является семантически неправильным, так как слово самурай используется только по отношению к мужчинам. Аналогичным образом, неправильно говорить онна-буси, так как входящий в состав слова буси иероглиф си применяется в идиоматических выражениях в значениях «мужчина, муж». Как это ни странно, но у японцев в средние века роль женщины была доминирующей в управлении делами клана.

Да что там средние века, достаточно вспомнить матриархальный миф о Солнечной Богине – Аматэрасу, в котором явно подчёркивается её главенство над всеми богами японского пантеона, а также равенство в бою богини Идзанаги со своим братом-мужем Идзанами. Влияние этого древнего матриархата прослеживается во всём культе солнца, который был женским по своей природе в первоначальной японской концепции.

В день достижения девушкой-воином совершеннолетия (в 12 лет) ей согласно ритуалу вручался женский нож «кайкен», который исходя из ситуации мог направляться ею в тело противника или в себя. Кайкэн, который подобно вакидзаси воинов-мужчин, всегда находился при ней – в рукаве или за поясом. Кайкэном можно наносить как молниеносные удары в ближнем бою, так и метать его со смертоносной скоростью, также кайкэн «принимал участие» в совершении ритуального самоубийства («женский» вариант этого действа носит название дзигай и был распространён так же широко, как и сэппуку у мужчин). Причем, женщины не вспарывали свой живот подобно мужчинам, а перерезали себе горло.

Кстати,раз уж мы заговорили о приличиях — в правилах дзигай было обязательное связывание собственных лодыжек, дабы и после смерти выглядеть «пристойно». Целомудренность женщины-воина была настолько важна, что ценилась выше жизни.

Однажды, девушку-(Онна-бугэйся) захватили в плен и, понимая опасность насилия со стороны грубой солдатни, она пустилась на хитрость и заявила, что подчинится им, если они сначала позволят ей написать письмо своей сестре. Дописав письмо она внезапно бросилась на ближайшего из солдат, выхватила у него оружие и заколола себя, спасая таким образом честь. В письме оказались строки прощальных стихов: «На небосклоне юная луна, Из опасения, что блеск ее затмят, Бегущие из темноты к ней облака, Стремительно бежит».

Когда возникала реальная угроза попасть в плен к врагу, японские женшины не только решительно принимали смерть от рук родственников мужского пола или их командиров, но и сами убивали мужчин, если по какой-то причине они не могли или не желали совершить ритуальный акт и не щадили в такой ситуации ни себя, ни своих детей. Один из самых древних эпизодов, связанный с принятием и исполнением такого решения, можно найти в старинном сказании о доме Тайра.

Морское сражение у Данноура Нииодоно, бабушка малолетнего императора Антоку, столкнувшись с угрозой попасть в плен к воинам Минамото, прижала ребенка к себе и сбросилась с обрыва. За ней последовали её придворные дамы, включая мать императора, которую единственную насильно удалось спасти. Нельзя сказать, что стойкость духа и владение боевыми искусствами были единственными достоинствами таких женщин. Наряду с владением оружием девушки обучались изящным искусствам – танцам, музыке, сложению стихов, каллиграфии, икебане. Умение петь и танцевать не предназначалось для широкой публики в отличие от искусства гейш, и если какая-то из жен воинов и прославилась своими талантами, то только благодаря гостеприимству дома. В основном, овладевать искусством игры на музыкальных инструментах и пением надо было для того, чтобы помочь расслабиться уставшим после службы мужьям и отцам. Немаловажным аспектом была и психология в музыке, ибо самая безупречная гармония звуков будет звучать механически, если в ней не участвует душа исполнительницы, которая пребывает в ладу с самой собой. Музыка и танцы должны были смягчать характер самураев, отвлекая их от повседневной суеты. Ценность женщины-самурая определялась двумя сферами деятельности: полем битвы и семейным очагом. Большинство японских женщин не стремились стать социально значимыми фигурами, поэтому естественно, что дом привлекал их больше. Пока мужья и отцы сражались или несли службу, на плечи женщин ложилась ответственность за управление домом, воспитание детей и их защиту. Искусство ведения домашнего хозяйства требовало тщательного изучения, так как с детства женщин-самураев учили делать все с душой, а самозабвенное служение очагу считалось честью. Они предпочитали роль матери и жены, за которую и заслуживали уважение и почет в обществе. Однако если женщина замечала, что самурай больше беспокоится об ее участи, она должна была напоминать супругу о его долге перед господином и принимать необходимые меры, чтобы напоминать ему об обязанности служения. При служении дому от женщины требовалась вся ее самоотверженность в оказании помощи мужу, которая так и называлась – «найдзё» — внутренняя помощь. Так реализовывалась цепь самоотверженного служения самурайского сословия: жена служила мужу, муж служил господину, который, в свою очередь, служил Небесам. При необходимости самурайские женщины брали на себя обязанности по осуществлению мести, которая считалась единственно возможной реакцией (согласно японскому толкованию конфуцианства) на оскорбление или убийство господина. Даже в течение застойного периода сёгуната Токугавы женщины строго соблюдали принцип безусловной преданности своему клану – порой даже строже, чем мужчины. На протяжении веков самурайская женщина оставалась грозной фигурой, консервативной во взглядах и действиях, преданной этическим нормам своего клана – как их сути, так и внешним проявлениям.

Ну хватит теории, переходим к персоналиям.

Томоэ Годзэн 1157-1247

Забавно, но «-годзэн» это не фамилия Томоэ, как зачастую можно понять из написания «Томоэ Годзэн», но это уважительная приставка к имени, чаще всего используемая по отношению к женщинам, но иногда употребляемая и по отношению к мужчинам. В то время как бесчисленное количество женщин в японской истории время от времени было вынуждено браться за оружие (например при защите своих замков), то Томоэ Годзэн была без сомнения совершенным воином. Томоэ принимала участие в войне Гэмпэй (1180-1185) в качестве в старшего офицера на стороне Минамото-но Ёсинаки, двоюродного брата Минамото-но Ёритомо (Minamoto no Yoritomo) Как говорится в «Хэйкэ-моногатари» («Повесть о доме Тайра»), Томоэ была «…белолица, с длинными волосами, писаная красавица! Была она искусным стрелком из лука, славной воительницей, одна равна тысяче! Верхом ли, в пешем ли строю — с оружием в руках не страшилась она ни демонов, ни богов, отважно скакала на самом резвом коне, спускалась в любую пропасть, а когда начиналась битва, надевала тяжелый боевой панцирь, опоясывалась мечом, брала в руки мощный лук и вступала в бой в числе первых, как самый храбрый, доблестный воин! Не раз гремела слава о ее подвигах, никто не мог сравниться с нею в отваге…».

Хангаку Годзэн

Эта валькирия командовала 3000 воинами при обороне от 10000-ной армии клана Ходзё. Но оборона была провалена — Хангаку ранили стрелой и захватили в плен. Её отвезли в Камакуру, где она была представлена сёгуну Минамото и встретилась с Асари Ёсито. И тут искра, безумие, свадьба. Дораму наверняка уже сняли.

Накано Такэко

Накано Такэко (1847 — 10 октября 1868). Эта одна из наиболее известных онна-бугэйся. Погибла при защите замка Айдзу-Вакамацу в войне Босин. Накано Такэко, старшая дочь чиновника княжества Айдзу Накано Хэйная, родилась в городе Эдо (современный Токио). Она получила образование как в области литературы, так и боевых искусств, хорошо владела нагинатой. Будучи удочерена своим учителем Акаокой Дайсукэ, Накано вместе с ним работала инструктором боевых искусств в 1860-е годы. В Айдзу Такэко впервые очутилась в 1868 году. В ходе битвы за Айдзу она командовала группой женщин, которые сражались независимо от основных сил княжества, поскольку высшие должностные лица Айдзу запретили им участвовать в бою в качестве официальной части армии. Эта группа позднее была названа «Женским отрядом». Ведя свой отряд в атаку против сил Императорской армии княжества Огаки, Такэко получила пулевое ранение в грудь.

Внимание, сейчас будет красивая японская история.

Такэко попросила свою сестру Юко отрезать ей голову и похоронить её, чтобы она не досталась врагу в качестве трофея.

Что произошло дальше мы не знаем. Но голова Такэко была доставлена в храм Хокайдзи (в современном посёлке Айдзубангэ префектуры Фукусима) и похоронена под сосной. Рядом с могилой Такэко в Хокайдзи был установлен памятник.