— А потом он схватил меня за руку и прижал к столу перед собой, я даже… Я очень испугалась, получается, прямо упала животом на стол. А он схватил меня за… Ну за это прям чуть не пальцами полез.— Хрупкая заплаканная девушка нервно шмыгнула носом.— Я так испугалась, даже кричать не могла… А он руку запустил под джинсы и говорит — ах ты там вся уже мокрая… я рванулась, смахнула всё со стола, монитор задела, он тогда меня отпустил, и я вырвалась…
— Вот гандон! Ох, успокойся милая, я обещаю, этого больше никогда не повторится. Я… я в шоке, честно, даже не знаю, что сказать,— взъерошенный парнишка в очках неловко погладил девушку по голове.— Ты почему… Надо было сразу мне позвонить!
— Да, прости… я виновата, понимаю. Но я хотела сама… Ну то есть я сразу и на увольнение, и даже сразу подала резюме. Сразу в четыре места. Ипотека не сорвётся, ты не переживай… Будет тяжело, но мы справимся, не переживай…
— Лена, ты чего! Я вообще об этом даже не думал. Как ты вообще такое… Главное, чтоб ты в безопасности. Я бы сразу приехал и устроил…
— Нет, Ром, пожалуйста, нет! Только не это, я тебя очень прошу! Сейчас мне уже лучше. Пожалуйста, оставь это… Я уверена — всё ему бумерангом прилетит…
— Так нельзя! Ты что, хочешь, чтобы он к твоим девочкам так в отделе? Вспомни своих продавщиц! Ой, прости, я не хотел…
— Рома, я устала, я не могу так… Может, всё это… Я просто не знаю, я запуталась…— захныкала девушка, и слёзы снова полились из покрасневших глаз.— Марина Сергеевна такой хорошей директрисой была, а теперь — этот урод… Я лучше уйду в другие магазины или вообще в школу попробую. Могу же я учительницей русского? Как-нибудь накопим на платёж в следующем месяце. Сможем ещё ужаться. Я прикидывала: если купить сразу мешок гречки и мешок риса…
— Нет, я лучше этого гада прижму! Я этого так не оставлю. Выкину этого урода, а ты вернёшься и будешь, как раньше…
— А что ты можешь? В полицию пойти? Но у нас нет никаких доказательств. А у него — связи. Он ещё когда директором рынка был, там всех потом посадили, а он выкрутился. И этот ещё, Виктор Михайлович, начальник охраны, его подручный,— он же бывший то ли мент, то ли вообще ФСБ-шник. Пожалуйста, не лезь в это, есть другие места работы…
— Да, ты права, полиция тут не поможет… Но я с ребятами посоветуюсь в кружке, у меня там ученики толковые.
— Рома, ты чего? Они же дети! Что твой программистский кружок с этим поделать сможет?
— Ха, не бойся, Лен, есть одна идейка. Я всё аккуратно сделаю. Остап Бендер чтил Уголовный кодекс — помнишь, да?
— Рома, мне всё равно страшно. Он опасный человек. Когда прижал к столу в кабинете, я уже думала, что не выберусь. Я только теперь поняла, почему Люда уволилась, заведующая молочки. А вместо неё совсем девочку повысили, без высшего образования вообще. И в отделе кадров эта мымра лыбилась, когда я заявление писала. Они все там всё знают. Это как против системы бороться — невозможно одному, ты же понимаешь.
— У вас там прям бордель, а не гипермаркет. Но ничего, это мы поправим. Тебе же нравилась работа, правда? Вот и давай бороться. Если бежать всё время, нигде хорошо не будет.
— Да работа хорошая, я думала — ещё годик, потом, может, в декрет, а теперь… Рома, ну как бороться? Я даже не знаю, как мне вернуться, чтобы теперь две недели отрабатывать. У меня просто сил нет, я не знаю…— девушка всхлипнула и уткнулась парню в плечо.
— Подожди, а ты не думала… Ну то есть не хочешь позвонить этой Люде, которая вдруг уволилась,— может, она по той же причине? Тогда если вместе объединиться…
— Ром ну ты что? Я такое не расскажу никогда, я тебе не решилась, если бы не... Я так… Это так стыдно, а если ещё во вранье обвинят. Как доказывать? Мне никто не поверит.
— Так, ладно, давай сначала успокойся. Завтра поедешь к маме и поживёшь там эти две недели. Пока я всё сделаю. Сходи в поликлинику к тёте Вере, чтобы она открыла больничный. Отдохнёшь, сил наберёшься. А я всё сделаю.
— Рома, не надо, я прошу! Не хочу, чтобы ты пострадал. Разберёмся как-нибудь с ипотекой…
— Леночка, милая, ну не плачь. Теперь только этот мудак страдать будет. Расскажи мне про него подробно всё, что знаешь.
— Зовут Владимир Александрович. Он был директором Восточного рынка. А потом к нам перешёл, когда рынок снесли. Ему лет пятьдесят, наверное, а до этого вроде военным был или тоже ментом, я точно не знаю.
— И как такой попал в европейскую компанию?
— Ну я же говорю у него везде связи. Ты — обычный айтишник, ну ещё в школе работаешь, куда тебе!.. Не лезь, пожалуйста, ты ничего не сможешь.
— Верь в меня, любимая, я всё смогу!
2. — Витя, бля, какого хуя?! Вы уже три дня никого поймать не можете. А у меня списания уже на сто тысяч почти! Это если ещё технику получится уценить в испорченных коробках. А так вообще все двести выйдет. Людей в ночь вывожу разгребать эти тележки сраные, в складе пёрднуть негде! А средний чек как просел?! Тележек пустых нет, народ берёт по минимуму и сваливает. Ты понимаешь или нет, что у нас провал будет?
Взбешённый толстяк вскочил из-за стола и помахал кулаком перед носом лысого охранника, подобострастно замершего посреди кабинета. Потом отшатнулся и рухнул обратно в кресло, тяжело хватая ртом воздух. Охранник виновато развел руками и промямлил:
— Владимир Саныч, ну что я могу?.. Что им предъявить, объясни мне? Ну ходят люди, кладут товары в тележку, молодёжь в основном. Это ж магазин, это делать можно — никакого криминала. А потом бросают полную телегу в проходе и уходят. Мы остановили сегодня одного. Типа чего тележку бросил? А он — а я кошелёк дома забыл. И что теперь? Бесплатно ему отдать, что он там нагрузил?
— И что, ты отпустил? Надо было подбросить что-нибудь и предъявить кражу. По камерам там посмотреть или ещё как. Он же пойдёт, ещё тележку возьмёт и опять нагрузит. Один человек за день нам штук двадцать таких в раз организует.
— Ну так а я причём? Ты давай вставь пропиздон своим бабуинам, пусть шустрей разгребают, расставляют всё по местам. И не будет убытков тогда.
— Шустрей, бля? Ты чё, совсем охуел, что ли? Сто пятьдесят тележек, доверху набитых. Как их, блять, разобрать и по местам расставить? Это сколько времени нужно по всему магазину бегать. А сроки? Там же из холодильников тоже. И всё вперемешку: утюги, продукты, мука, гандоны, тряпьё с бананами. И обязательно, суки, рыбу замороженную или мясо в середину суют, чтоб протекло и завонялось. Пидарасы! Там мало разгрести, там на списание половину. У меня люди с ног сбиваются. За сегодня восемь заявлений на увольнение, ты понимаешь? Надо срочно с этим что-то решить, пока в центральный офис не расчухался.
— Я так это, обмозговал, значит, ну стратегически. Выходит — это кто-то спецом под тебя копает. Измором решил взять. Надо бы причину устранить, получается.
— Херасе ты стратег! Наполеон, бля! Я это ещё на второй день понял. Причину, бля… Ну так давай ищи, устраняй. Кто у нас тут за безопасность?
— Ну так, это ж форс-мажор получается. Пишите в офис, пусть людей пришлют, юристов там или как ещё на помощь.
— Витя, ты — идиот? Может, вообще сразу заявление на увольнение написать или как? Я тебе сказал: решай проблему. Поймай одного из этих гандонов, запри в подсобку и коли, пока не признается, кто это всё затеял. Ты что, там у себя в отделе зря столько лет штаны просиживал? Что, я тебя учить должен? Давай бегом в мониторную и поймай мне «языка», понял?
— Владимир Саныч, но так это… У нас же нет оснований.
— Да подбрось ему хоть «Жилет» по карманам, батарейки там или ещё что-нибудь. Бери как за кражу и дави, пока не сознается.
— Давай знаешь, что… Звони сразу, как поймаете. Я сам с этой мразью поговорить хочу лично.
Звонок от начальника охраны раздался только через два часа. В кабинет привели юношу лет шестнадцати с едва заметным светлым пушком на щеках. Парень совсем не выглядел испуганным, несмотря на грозный взгляд директора и присутствие Виктор Михалыча с парой мордоворотов. Директор с ходу перешел в атаку:
— Ну что, парень, попал ты на три годика. А может, и на все пять, если товары в тележке дорогие.
— Дайте мне позвонить! — с неожиданной наглостью ответил пленный.— Я должен сообщить родителям. Вы не имеете права говорить со мной без их присутствия!
— Мы сами сейчас сообщим! — рявкнул директор, саданув кулаком по столу.— Сперва в полицию, потом они уже сами. И поедешь ты ночевать в обезьянник.
— Я ничего не сделал, вы схватили меня незаконно. Вызывайте полицию.
— Не сделал, да? А воровство? Виктор Михалыч, вы провели обыск?
— Ну я как бы это…— замямлил начальник охраны.
Директор сердито зыркнул на подчинённого и поднялся из-за стола.
— Значит, сейчас вызовем полицию и проведём. Да, в принципе, обыск не нужен: у нас все есть на видеозаписи. Закроем тебя в холодильной камере, посидишь, подумаешь,— хищно оскалился Владимир Александрович.— Ты понимаешь, что попал на особо крупный размер, или не понимаешь?
— Я не понимаю, о чём вы. Немедленно верните мне смартфон! Мои родители напишут заявление о грабеже!
Внезапно на столе директора запиликал внутренний телефон. Хозяин поморщился, но повернулся и взял трубку:
— Да! Слушаю. Нет, не пускай ко мне никого, я занят. Какой ещё дядя? Что за адвокат… Да, задерживали. Нет, не надо полиции. Ладно, Марина, давай, проводи их ко мне в кабинет, я сам разберусь.
Парень расплылся в ухмылке и попытался высвободить руку, но здоровенный подручный Виктора Михайловича по-прежнему крепко сжимал его запястье.
— Отпустите, мне больно… Это незаконное лишение свободы!
— Поговори мне ещё…— рявкнул директор.— Ты у меня так просто не выкрутишься.
Спустя пару минут в кабинете появился Роман в сопровождении высокого человека в костюме, с аккуратной бородой, постриженной по последней моде.
— Добрый день, я Роман Игоревич, дядя Данила, а это наш семейный адвокат, Максим Олегович,— с порога заявил парень, средним пальцем поправляя очки.— Я так понимаю, произошло какое-то недоразумение?
— А как же, ваш племянник совершил кражу и порчу имущества! — резко закричал директор.— И, как показывают имеющиеся у нас видеозаписи, порчу неоднократную. Рецидивист ваш племянничек, значит…
— Вы уже обратились с заявлением в полицию? — чуть улыбаясь, поинтересовался адвокат.
— Нет, мы пока задержали. Сейчас мы…— директор на секунду замялся.— Сейчас мы давайте поговорим, так сказать, свойским порядком. Я хочу знать, кто… кто надоумил мальчика нам товар портить?
— Я ничего не портил! — воскликнул Данил.— Я просто пришёл в магазин, а меня схватили и притащили сюда…
— Ты складывал товары в тележку и бросил её в магазине! — заорал директор.— Вчера и позавчера. И товары из-за это портились! Рыба на текстиль протекла, на майки, кроссовки. Коробки с фенами размокли. Это не порча, что ли? Тебе не стыдно вообще?! А ну говори, кто тебя подослал.
— Позвольте, кто вам разрешал кричать на ребёнка!..— нахмурился адвокат.— У вас есть доказательства умышленной порчи?
— Да, он делал так несколько раз! — сорвался на крик директор.— И он, и дружки его.
— Что делал несколько раз? — переспросил Роман.
— Товары вразнобой в тележку складывал!
— Но позвольте, так делают тысячи других посетителей. В этом и смысл универсальных магазинов,— улыбнулся адвокат, махнув рукой в окно кабинета, выходившего в торговый зал.— Вы что, и всех остальных будете задерживать?
— Но он не оплачивал на кассе. Бросал полную тележку в зале! — все больше свирепел директор.
— И что? Это запрещено каким-то законом? Потрудитесь назвать статью, я полюбопытствую,— продолжал наступать Максим Олегович.
— Это я не смотрел ещё, но я подтяну юристов. В любом случае ущерб большой имеется,— пробурчал директор, зачем-то перебирая бумажки на столе.
— Ну с этого прежде всего нужно было начинать,— грозно произнёс адвокат, бесцеремонно поставив портфель на директорский стол.— А не задерживать несовершеннолетнего без каких-либо причин…
— Немедленно отпустите мальчика! — громко воскликнул Рома.— Иначе я сам вызову полицию! И напишу на вас заявление за похищение человека и незаконное удержание. Даня, они тебя били?
— Вот этот за руку так схватил, что теперь синяк будет,— поспешил ответить мальчик.
— Сейчас и «скорую» вызовем, чтобы зафиксировать побои,— вмешался адвокат.
— Слышь, ты, умник, я тебя…— завёлся директор.— Да ты знаешь, на кого…
Виктор Михайлович поспешил подскочить к шефу и зашептал на ухо:
— Уймись, Вовчик, не лезь в залупу. Адвокат дело говорит: менты приедут — мы тут встрянем крепко, нам предъявить нечего. Давай отпустим, ну их нахуй…
Державший Даню охранник отпустил его при первых словах о побоях. Директор замер, яростно сжав губы. Лицо его так побагровело, что, казалось, голова вот-вот взорвётся созревшим прыщом и выплеснет густую капельку гноя. Роман обнял Даню за плечо и молча двинулся к выходу. Адвокат подхватил портфель и двинулся следом. В дверях парень запнулся и спросил.
— А мой телефон? Его этот забрал, лысый.
— Верните имущество, иначе будет ещё и грабёж,— строго сказал адвокат.
Начальник охраны слегка кивнул и вытянул из кармана аппарат. Максим Олегович брезгливо взял его и, обмахнув платком, протянул парню.
— Проверь: целый? — уточнил Рома.
— Да, вроде нормально,— кивнул парень.
После их ухода в кабинете ещё пару минут царило гнетущее молчание. Наконец Виктор Михайлович кашлянул:
— Кхе, ну так что мы это… Что делать будем теперь?
Директор, тяжело ступая, подошёл к стоящему в углу шкафу, достал бутылку коньяка и налил полную рюмку. Виктор Михайлович чмокнул губами, надеясь на угощение, но вторая рюмка осталась пустой. Владимир Александрович выпил залпом, закрыл шкаф и произнёс:
— Значит, так. Враги серьёзные, а мы теперь в осаде. Завтра магазин закрыт будет.
— Что, совсем? — испугался охранник.
— Пошел вон, развесил тут уши,— рявкнул на него директор.— Так, Витек, а ты сядь.
Он подождал, пока за охранниками закрылась дверь, и продолжил:
— Завтра магазин не работает. Устроим санитарный день, чтобы разобрать все тележки и провести списания. А потом ты установишь пост из двух охранников на парковке. Где тележки стоят, понял?
— И твои дуболомы будут тележки только взрослым людям выдавать. Понял?
— Да так! Лет с сорока только. Молодёжь пусть вон с корзинками. Я специальные правила подготовлю. Чтобы ни одной тележки этим мудакам, усек?
— Ну так это… неудобно как-то… Будут бузотерить.
— Неудобно срать с бутылкой в жопе! Мы так с тобой вообще погорим на хрен. Видишь: гандоны в самое сердце бьют!
— Ну как скажешь, а может, это… Просто неделю отпуска? Ну типа закроем магазин и пересидим, пока они успокоятся?
— Да ты что, охренел, что ли? А убытки за простой? И вообще эти хитрые падлы… Как они адвоката так быстро. Этот крысёныш позвонил, что ли?
— Никак нет. Его сразу повязали, и руки за спину. Как только кассы прошёл.
— Вот видишь: у них всё схвачено. За этим шкетом следили. Как его повязали — сразу адвоката вызвали. Им только того и надо. Это точно Петровна, с бульвара Троцкого. Меня подсидеть решила, в её гипере проходимость хуже, вот и решила потеплей местечко занять. Ну ничё, сука, я ей устрою…
— Дуй в диспетчерскую, пусть созовут заведующих на экстренное совещание.
3. — Понимаете, господин Лярошь, ничего не помогает,— согнувшись над столом в подобострастном поклоне, причитал директор.— Уже больше десяти дней магазин подвергается ужасающему вандализму. Это просто чудовищно.
— Я понимаю, но меры вы же принимаете? — спросил худощавый седоволосый француз, внимательно просматривая лежащие перед ним бумаги.
— Конечно, мы делаем всё, что можем. Я лично выкатывал со склада тележки, но их продолжают заполнять и бросать. Только за сегодня уже больше пятидесяти. Ничего не можем с этим поделать. Без вашей помощи, разумеется.
— И какой вы видите решение? — медленно проговорил Лярошь, не поднимая головы.— Как мне сказала наш пресс-секретарь, вы уже вызвали скандал с тележками для людей. Есть обсуждения в Интернете этого спорного решения. Какие ещё вы делаете действия теперь? Вовсе отказаться от телег?
— Нет-нет, нужно всего лишь временно увеличить штат на тридцать человек. Чтобы они успевали оперативно разгружать брошенные тележки.
— Вы понимаете, это очень странно. Наша международная сеть «Гошан» никогда не сталкивалась с подобными вызовами, насколько мне известно. Вам удалось выяснить причину? Это какой-то молодёжный… как это будет… игра?
— Я думал так, господин Лярошь, но после того, как мы запретили молодёжи брать тележки, тем же самым занялись бабушки.
— Бабушки, это слово… Не совсем понимаю, чей они.
— Ну то есть пожилые женщины, пенсионерки лет шестидесяти и больше.
— Вы пытались с ним поговорить?
— Да-да, конечно. Но это не помогло, они скандалили ещё больше. Я понял, что тут дипломатического решения нет. Силового — тоже. Мы можем только проявить стойкость. Когда-нибудь им просто надоест этой дурью маяться.
— Хорошо. В этом смысл есть. И сколько долго вам понадобятся эти дополнительные люди?
— Ну месяца два… может, три максимум. Можем провести их по срочному договору или как там будет лучше для бухгалтерии. Дольше трёх месяцев не продлится. Наша задача — снизить потери на это время.
— Если платить этим работникам минимальный прайс, это получится двести пятьдесят тысяч в месяц без расходов выплат и формы. Это много будет за три месяца, с учётом уже теперь потерь.
— Простите, господин Лярошь. Но нет никакого другого выхода. Вам не нужно было прилетать, я в письме сообщил всю ситуацию.
— Выход есть: устранение причины конфликта ситуации.
— Но это невозможно. Мы пытались узнать, но, бля, молчат, как рыба об лед.
— Не очень понимаю вас. Но мне причина вашей проблемы ясна. Я получил письмо перед вашим и решил приехать лично. Вот, читайте.
Господин Лярошь извлек из папки распечатку и протянул побледневшему директору:
— А что ваш уровень знания?
— Но я это… ну когда в компьютере…
— Кто принимал решение о вашем трудоустройстве?
— Аркадий Абрамович, региональный директор. Я звонил ему, но он велел вам письмо направить.
— Я думаю — имеем тут высокую некомпетентность и злоупотребление. Позовите мне заведующую отделом кадров. Мне необходим список уволившихся сотрудниц.
— Это очень скандальное дело для репутации нашей сети. Я хочу беседовать лично. Покиньте кабинет, я вас вызову.
— Если эта Самойленко на меня настучала — это всё гнусная клевета. У неё самой в гипермаркете свинарник вонючий. А у меня все проверки — ни одного замечания. Господин Лярошь, это заговор. Они специально меня топят, потому что продажи…
— Покиньте кабинет немедленно. Я приму решение после беседы с женщинами.
— Какими женщинами, вы чего?
— Покиньте кабинет, это моё распоряжение как патрона. Незамедлительно, быстро!
4. — Ром, это невероятно. Сам Поль Лярошь прилетел, зам. управляющего всей сети! Я никогда не думала, что он сам. И меня на беседу вызвал. Я так волновалась, но он такой обходительный. По-русски так хорошо говорит, почти без акцента. И такой вежливый. Спросил про урода этого, я сама не поняла, но не страшно было. Он извинился за него и сказал, что мне будет выплачена компенсация за действия. Ну, в общем, за домогательства — и такого больше не повторится. Я снова — заведующая отдела текстиля. Вот это да! Представляешь! Я от радости чуть не прыгала до потолка! — восхищённо лепетала Лена, не в силах разуться в прихожей от нахлынувшей волны восторга.— И не только меня. Представляешь, ещё троих он так, оказывается. А были те, которые не уволились. Но он просил не рассказывать. Есть замужние,— ты прикинь, вот сволочь, а? Вот бы его ещё посадить. Но, походу, с него только деньги взыщут. Господин Лярошь сказал, что тот полностью материально в ответе за ситуацию. Я только не поняла, в чём там дело, что-то с тележками, но непонятно. Всё так неожиданно…
— Ну вот видишь,— улыбнулся Рома, прижимая Лену к груди,— мой кружок программистов оказался не таким уж бесполезным. Ребята у нас очень отзывчивые. И родители у них тоже. Даже бабушки у многих помогли. И ведь никто о причине не проболтался. Решили помочь учителю, и всё.
— Подожди, так это ты… Как тебе это удалось? Добиться, чтобы сам… Лярошь приехал… Что вы такое сделали?
— Взяли «Гошан» в осаду. Им пришлось капитулировать. Бизнес есть бизнес, дешевле уволить одного мудака, чем терять сотни тысяч на ровном месте.
— Я всё равно представить не могу, как такое возможно… За две недели всего. Я приехала — думала трудовую забрать, а тут у вас такое!.. Рома, это правда — ты один всё это? Просто чудеса, не могу поверить.
— Каждый человек маленький — только пока один. Немного логики и организации, и многое изменить можно. Главное — не бояться и действовать!