Вспомнилось. 1995 год, общежитие, комната на двоих, тумбочка, стол, два стула, две кровати. Появились муравьи. Пытаемся разобраться где же эти твари живут, но все тщетно.
Вспомнилось. 1995 год, общежитие, комната на двоих, тумбочка, стол, два стула, две кровати. Появились муравьи. Пытаемся разобраться где же эти твари живут, но все тщетно.
В тумбочке лежала пачка бумаги из которой я периодически сверху снимал пару листов для конспектов. И вот в очередной раз вытаскиваю пару листов и чувствую, что они как по крупе скользят. Вытаскиваю лист а он черный от муравьев, они сплошным слоем на нем и на том листе что в тумбочке!
Иррациональный хтонический ужас и шевеление волос по всему телу, даже на жопе, от увиденного заставил действовать быстро и решительно - все это семейство на пол и джигу на нем станцевал. После этого муравьев у нас больше не было.
Пришел домой, а жена Марина сразу выходит в коридор и смотрит на меня, и я понимаю по лицу, что что-то случилось.
— Я убивала моль.
Марина продолжает говорить и видно, как перед ее внутренним взором проносятся атакующие корабли, пылающие над Орионом, и лучи Си, разрезающие мрак у врат Тангейзера.
Чтобы вы понимали серьезность ситуации: смерть насекомых Марина всегда, всегда делегирует мне, а сама предпочитает содрогаться поодаль. Так что если уж она сама ввязалась в драку, значит, моль как минимум взяла ее в котел, а возможно даже угрожала ребёнку.
— ...я убила их штук десять пока не начала кричать а они летели на меня а потом я схватила всю коробку и сейчас она на балконе и кажется у них там гнездо и разобраться с этим должен ты и потом проверить все ящики и всё протереть вдруг они ещё там!
Вообще-то я давно думаю, что надо бы обсудить с Мариной десятиминутное шлюзование по приходу домой. Десять минут молчания и безмятежности от снятия обуви до запускания рук по локти в семейный очаг. Просто переключиться, знаете, перейти между мирами.
Но явно не сейчас, когда у неё в глазах огонь джихада.
Поэтому я быстренько переодеваюсь и возвращаюсь на кухню: «Ну что, будем причинять моли боль».
Оказалось, у нас живёт специальная моль, пищевая. Она ест еду. Ей чужды все эти платяные правила про «пока носки не съешь — шубу не получишь». А тут Марина потревожила давно стоящую на верхней кухонной полке коробку, и моль всполошилась — у нее там планирование семьи и полные амбары сухофруктов, а тут вдруг откуда-то землетрясение. И поползла смотреть.
Поэтому я пошел на балкон отбирать у моли продукты. Пакеты с зелёным чаем она не тронула (и в этом плане я тоже немного моль), сосредоточилась на забытых финиках и изюме.
Это, кстати, Марине ещё повезло — не со мной, с молью. Она не застала, как лет восемь назад я дважды уничтожал все запасы круп в квартире и протирал все уксусом. Тогдашняя моль не любила фрукты, зато перфорировала все пакеты с гречкой, овсянкой, пшеном, проникла и закишела в летающем, ползающем и шелушащемся виде. Какой ящик ни открой — отовсюду слышно, как она там жуёт и глотает.
Поэтому нынешняя моль-изюмщица — это так, ерунда. Закончив с гнездом в коробке на балконе, я залез на табуретку и поочередно протёр все ящики. А потом, не слезая, чтобы казаться величественнее, сообщил Марине, что опасность миновала, дом снова полностью наш.
Марина посмотрела на меня и куда-то ещё выше, и сказала, что там... жирная... вертится, прямо над... головой.
Моль. Потом я её, конечно, догнал и демонстративно расправился, залихватски напевая при этом: «Крутится, вертится жирная моль, крутится, вертится над головой».
Ну, чтобы показать своё превосходство и чтобы Марина чувствовала, что со мной не пропадешь.
Вечный обман, конечно. Женщины считают, что нам насекомое завалить — как раз плюнуть, сколько дашь, столько и в расход. Мы отодвигаем женщин рукой в сторону и говорим «ай, ну что ты, это же маленький жучок!».
А потом несём этого жука в тряпочке то ли мертвого, то ли живого, и сами внутри в этот момент все сплошь холод и дрожь.