Маргариту Павловну из фильма "Покровские ворота" мы все знаем и уважаем. А кто дама справа? Сейчас разберёмся. Только уведите от экрана детей...

Я не думал, что обычные бытовые разговоры-болтовня могут стать видом психического насилия. Казалось бы, обычные рассуждения: рассказы историй из своей жизни, обсуждение планов купить бассейн или картошку оптом и прочий шлак. Шесть часов без перерыва. Нет, это уже не просто small-talk ни о чем. Это издевательство. Мне натурально стало нехорошо... Это невозможно выносить. Начинает уставать мозг и хочется то ли закричать, то ли убежать. Наверное, не услышишь - не поймешь. Поэтому сейчас продемонстрирую наглядно. Смотрите, конспектирую для вас дословно, так как то, что я молчу и печатаю ничуть не смущает рассказчика. Приготовьтесь к выносу мозга. Поехали:

"У нас в городе очень красиво. Все любят красиво одеваться. В наши времена конкуренция серьезная была, не знаю как щас. А щас оттуда все уезжают в большие города. В Екатеринбург, в Санкт-Петербург, в Москву, в Калининград. Слушай, а такое время было уже, когда все уезжали с деревень. Заграницу уезжали. Вот когда Люба Успенская уезжала еще. Я ее с семи лет слушала. Вот откуда я ее любила в 7 лет? Генетически что-ли? Представляла как я сяду в кабриолет и уеду куда-нибудь. В семь лет. А почему-то моей сестре нравилась Буланова. Брату моему нравился Газманов, Любэ. А ты видел прикол? Газманов в аэропорту Пугачеву как встречает. Щас тебе отправлю. Делали сценку. Я была Вика Цыганова - сценку родителям показывала. В детстве вот почему я любила Вику Цыганову? Что дети подарят? Сценку. И у родителей в этом году когда юбилей опять так же сделали. И я такая вышла, с платком. Цыганову опять изображала. Вся родня угорала!! Мне в школе нравилась физкультура. Я любила через козла прыгать. Однажды так прыгнула, что сделала кувырок в воздухе......." Все. Заебался. Это все без пауз и отдыха.

А теперь представьте, что так шесть часов. Сдохнуть можно. А я держусь.

Я сижу в томской квартире под густо-оранжевым торшером. Анна, везя сына Егора на инвалидной коляске, гуляет по парку под московским серо-голубым небом. Маленькие экраны телефонов показывают нас друг другу, хоть и с небольшой рябью. Мы говорим о страшном вечере прошедшей пятницы.

В каждой трагедии есть пострадавшие. О них говорят, о них пишут, их ищут, их находят. И это правильно, так и должно быть. Но ещё у каждой трагедии есть другие. Те, кто был внутри и выжил. Те, кто успел убежать вовремя. Те, кого нельзя найти ни в одном списке. Те, о ком молчат. Те, у кого как бы всё в порядке, кому повезло.

Анна с Егором из таких. Они были внутри Крокуса. Они выбрались. Им повезло.

— Знаете, то, что мы живы – из каких-то случайных везений сложилось. Повезло, что наши места на втором этаже были, на первом вряд ли у нас шанс выбраться был бы. Повезло, что в зал зайти не успели – сын чаю захотел и мы с ним в холле задержались. Повезло, что я вовремя поняла – стреляют непрерывно, значит, заложников брать не станут и прятаться в туалете бесполезно, надо бежать.

Анна шумно выдыхает, смотрит куда-то перед собой.

— С людьми нам повезло. Какая-то семейная пара бежала рядом, женщина крикнула мужу, чтобы помог мне коляску спустить с лестницы. Я коляску вниз тащила задними колёсами вперёд, мужчина подхватил за передние, так и понесли сына. Потом ещё двое мужчин подскочили и они уже втроём быстро донесли до улицы. Я вот прокручиваю сейчас в голове эту ситуацию – какими же чуткими и внимательными нужно быть! На их месте, наверное, я мчалась бы быстрее лани, никого вокруг не видя. А они нас спасли. Если будете писать – обязательно напишите, как мы им благодарны! Очень хочу найти их, но вспомнить никаких примет не могу, совсем ничего, не до деталей было.

Уже в 20:17 Анна с сыном были в поезде метро. Уже оттуда Анна звонила маме, сообщить, что в безопасности. Уже оттуда читала о начавшемся пожаре и спасательных мероприятиях на месте трагедии.

— Мы когда выбежали из комплекса, ещё же никто не успел из спецслужб прибыть. Вот мы и побежали скорее в метро, чтобы подальше уехать, не стали никого ждать. Тем более, что мы же не раненые, ничего с нами не случилось.

— А уже после вы не обращались за помощью?

— Да, мы знаем, что есть горячая линия поддержки. Но пока не обращались. Мы пока не разобрались, как мы себя чувствуем…

Егор тянется из коляски, пытается заглянуть в телефон.

— Привет,Егор! Как себя чувствуешь?

— Я? Да нормально, вроде бы. Я не знаю…

Анна делится, что в первые сутки Егор боялся выходить из дома. Сегодня обоим уже лучше, сегодня они вышли прогуляться.

— Легче стало, когда узнали, что преступники задержаны. Как будто точка какая-то появилась в этом. Легче, да.

Прощаемся. Гасим экраны. Через несколько минут Анна присылает мне несколько снимков с руинами Крокуса и сообщение:

«Вы не подумайте, что мы такие злые. Сейчас внутри просто какая-то потусторонняя злость на тех, кто это сделал. Сегодня проезжала мимо Крокуса, рыдала. Вспомнила, с каким предвкушением праздника шли туда и с каким ужасом оттуда убегали…»

Я не думаю. Кажется, я вообще очень давно ни над чем не думаю. Я только записываю голоса тех, кого словно бы и не существует. Тех, кому повезло остаться жить и говорить.

Ну раз полиция не возбудилась, благодаря огласке, нашлись добрые люди и немного поговорили с этим выродком.
Конечно, плохо, что в правовом государстве приходится так решать вопросы, но я надеюсь, что кто-то не знал, что с ним уже провели воспитательную беседу и проведет ее еще раз, так сказать, для закрепления материала.

Случай произошел в Свердловске, мужик натравил питбуля на собаку соседки, на её крики Вызовите кто нибудь полицию, никак не реагировал. Если таких людей уже полиция не пугает, то это либо важный какой-то хрен, либо псих.

За примерно 800 поездок в поездах я видел вахтовиков, которые пытаются трахнуть соседа. Оба мужики. Видел котов, которых выпускают из переносок и которые - внезапно - довольно мелкие и проворные. А купе - не герметичные, там под любой нижней койкой дыра в соседнее купе, в которую пролезет капибара.

Видел реки крови в проходе, которые после драки тех же вахтовиков проводницы пытаются замыть хоть как-то.

Видел мудаков, которые курят прямо в купе, потому что приспичило. Там же и блюют. Уголовников, которые сразу раздеваются до трусов, чтобы все увидели их татушки и прониклись.

Видел цыган, которые...вот, кстати, к ним - ноль претензий. Две самых безобидных категории попутчиков - они и дембеля. Еще ребята с СВО, те просто спят.

Но ни разу за десять лет я не видел плохую проводницу. Эти девушки каждую ночь сталкиваются с таким злом, какое вы себе просто не представляете. Работайте, сестры :up:

Инцидент произошел сегодня в Оренбурге.

Одному человеку докучали шумные соседи сверху.

Он поднялся наверх и попытался достучаться до шумных соседей. Дверь никто не открывал. Они его игнорировали и продолжали шуметь.

Тогда он открыл этажный электрощит и отключил свет в шумной квартире.

Когда один из обитателей шумной квартиры выбрался на лестничную клетку – внезапно ему прилетело молотком в темечко, от чего оно (то самое темечко) вмялось вовнутрь.

Далее мужчина с молотком отправился спать, ибо скоро ему предстояло рано вставать в тюрьму.

Так что, если вы шумите и создаете дискомфорт соседям – имейте ввиду, что это чревато вмятым вовнутрь темечком.

Ссылка на источник информации: https://orenburg.media/?p=232107

(перезалив снесенного поста, добавлена ссылка на источник)

Я работал надзирателем в тюрьме строгого режима. Недалеко от Флоренции, штат Колорадо. Я проработал там в качестве обычного охранника полтора десятилетия. Я видел почти все, что вы можете себе представить. Попытки побега, поножовщина, беспорядки. И острое оружие, которое было спрятано в местах, о которых вы догадываетесь и в тех, о которых даже не подозреваете. Это лишь некоторые из наиболее неприятных случаев, с которыми я сталкивался.

Я пишу этот пост по зашифрованному Wi-Fi из неизвестного, но безопасного места. Я сменил специальность после истории, которой я собираюсь сейчас поделиться. Я надеюсь, что люди, думающие о том, чтобы стать тюремными надзирателями, прочтут мою историю и пересмотрят жизненный выбор, на который потом, они будут оглядываться как на ошибку.

______________________________________________________________________________________________________

Начальник вызвал меня в свой кабинет в понедельник. Пока мы шли по коридорам, я думал о том, в какие неприятности я могу попасть.

- Закрой дверь, - сказал он, глядя на меня из-за своего стола, после того, как я вошел. Эти слова запечатлелись в моем сознании, будто я натворил что-то, о чем я сам еще не знал.

Бюрократическое микроуправление и постоянные процедурные изменения не были для меня чем-то новым.

Я кивнул и закрыл дверь на замок. Он потребовал, чтобы я сел.

- Ты здесь лучший офицер, - сказал он.

Я ждал "но". Я ожидал новостей об увольнении. Я видел, как в мою сторону направляется принудительный перевод на какую-то административную должность, типа работы с документами.

- Я хочу дать тебе возможность, - сказал он. - Ты заработаешь шестьсот тысяч за один год. Твои льготы останутся неизменными. У тебя будет меньше надзора, чем сейчас. Ты будешь на должности выше, но в изоляции.

- Звучит идеально, - сказал я, пока мои мысли плавали в возможностях предлагаемой суммы.

- Но есть условия. Первое - ты не должен никому рассказывать о своем новом положении. Второе - ты должен будешь находиться в другом месте. В арктике есть тюрьма, там твоя жизнь будет проходить в течение следующих трехсот шестидесяти пяти дней.

Думаю, замешательство, которое я испытал после этих слов, читалось на моем лице.

- Если твоя жена спросит, скажи ей, что ты собираешься в федеральную академию. Там нет сотовой связи или Wi-Fi. Любой контакт, который вы устанавливаете с ней, должен осуществляться по электронной почте. Мы разберемся с указанными адресами. Если ты отклонишь это предложение, то этого разговора никогда не было. Понимаешь?

Я взвесил все за и против. До того, как я стал сотрудником правоохранительных органов, я был телохранителем. Меня подолгу не было дома. Так что, даже если эта работа будет связана с моим длительным отсутствием, такие деньги нам не помешают.

Я согласился.

______________________________________________________________________________________________________

Тюремное учреждение представляло собой большой комплекс, немного больше тюрьмы в Колорадо.

Когда я впервые увидел тамошнее население, мне сразу бросились в глаза пара вещей. У всех заключенных были раны на лицах, и они говорили на каком-то гортанном языке, который был мне незнаком.

"Почему они говорят на таком странном языке?" спрашивал я себя, когда шел по коридорам тюрьмы.

У нового надзирателя, под началом которого я должен был работать, была фамилия Бакли. У него были заметные шрамы под глазами. Его отношение ко мне, было едва ли приветливым. Если уж на то пошло, он вел себя так, как будто я был обузой. Казалось, он злился на меня из-за простой обязанности обучать меня.

Однажды вечером, Бакли приказал мне вывести из клетки заключенного. Его звали Кристофер Алуко.

По дороге туда я спросил своего босса, почему Алуко оказался здесь.

- Я не имею права рассказывать вам, чего достигли эти отморозки, чтобы оказаться здесь, - сказал Бакли. - Однако он начал свою карьеру в преступной среде с того, что убил свою сестру. Сегодня вечером наша единственная цель - перевести его в яму. Он доказал, что слишком опасен, чтобы делить с кем-то камеру.

Двери каждой камеры были ближе к дверям сумасшедшего дома, чем к тюрьме. Это были сплошные барьеры, сквозь которые ничего не было видно. Именно я и трое других охранников собирались разобраться с этим заключенным.

Главный надзиратель, делал то, что обычно делают начальники. То есть он оставался наготове и не пачкал рук.

Первое, что я увидел когда вошел, был Алуко, сидящий прямо на своей койке. Он был огромным, думаю, в нем было 2 метра роста и 150 килограмм мышц. Его кожа повсюду потрескалась. На его лице были обычные шрамы, но ничего подозрительного, такие могли быть у большинства людей в мире.

- Мне нужно, чтобы вы встали и заложили руки за спину, - сказал я.

Я держал руку рядом с кобурой, где был мой перцовый баллончик.

- Прояви ко мне уважение, и я сделаю то же самое, - продолжил я. - Наручники недолго будут на тебе, если будешь сотрудничать.

- Ты не лучше меня, - сказал Алуко. У него был баритон, ожидаемо от человека его габаритов. Но в тот момент, я не заметил насколько странно это прозвучало. Казалось, что четыре или пять человек скандировали эти слова в унисон.

- Хорошо, - сказал я. - Давайте переведем вас в другое место. Чем быстрее мы это сделаем, тем лучше для нас всех.

- Ты стрелял в кого-то средь бела дня, когда много лет назад был в банде, - сказал Алуко. - Потребовалось десять лет, чтобы паранойя прошла. Страх перед копами, которые придут арестовывать тебя за потенциальное убийство, до того, как ты сам станешь мелким преступником. По сей день ты не знаешь, попал ли под перекрестный огонь кто-нибудь из невинных гражданских лиц.

Нам пришлось связать его огромные руки и надеть на запястья металлические браслеты. Он все время смеялся.

Когда мы вели его в одиночную камеру, я думал о его словах и о том, как сильно они выбили меня из колеи.

Они были правдой, и эту историю из моего прошлого я никому не рассказывал.

Ближе к концу смены Бакли зашел в одну из снайперских вышек и выкурил сигарету. Поскольку мои дневные обязанности были выполнены, я поднялся по винтовой лестнице на тот уровень, на котором он стоял.

Когда я увидел его, я был всего в нескольких дюймах от того места, где он пыхтел.

Казалось, он не возражал и даже не заботился о звуках шагов позади себя. Он сосредоточился на далеком и заходящем зимнем солнце.

- Животное в клетке, там, сзади, сказало то, чего не должно было говорить, - сказал я.

- Часть моей работы - быть толстокожим, - сказал он, щелчком выбрасывая сигарету за край в снег. Он повернулся ко мне лицом.

- Дело не в этом, - сказал я.

- Он задел твои бедные маленькие чувства?

- У него было знание моего прошлого, которого нет ни у кого, - сказал я, чувствуя горький привкус во рту.

- Что ж, это прискорбно. Это значит, что ты солгал устной комиссии, когда занял то положение, в котором находишься сейчас. Ты не должен лгать своим работодателям.

- Мне нужно знать, что это за тюрьма, - сказал я, чувствуя, как кровь приливает к голове. - Почему у всех открытые раны по всему телу и лицу? Подвержены ли они какому-то вирусу, и если да, то восприимчивы ли мы? Либо это, либо они всегда под кайфом от чего-то. Это объясняет, почему они всегда говорят на тарабарщине. Кроме того, откуда, черт возьми, они знают то, о чем я не рассказывал даже самым близким людям в своей жизни?

- Лучше выполнять порученную работу. Не беспокойся о вещах, превышающих твой уровень оплаты.

Бакли достал еще одну сигарету и закурил.

- Я надеюсь, мы не подвергаемся опасностям, о которых нас не предупреждали. Я должен найти способ сообщить об этом .

- Если ты нарушишь свое соглашение о неразглашении, это будет намного хуже, чем увольнение. Твоя жена дома, та, с темными вьющимися волосами и красивыми формами? Мне бы не хотелось видеть, как твои решения повлияют на нее.

Я схватил его за лацканы и повалил на землю. Я подумывал о том, чтобы ударить локтями. Идея заставить его попробовать свою кровь была приятной. Однако из всех мест на свете, я не хотел быть заключенным именно в это логово страданий.

Бакли начал смеяться. То, что он сделал дальше, застало меня врасплох. Он похлопал меня по спине свободной рукой вместо того, чтобы пытаться защищаться или сопротивляться.

- Ты высказал свою точку зрения, - сказал он, толкая меня в грудь. - Теперь отвали от меня. Я не хочу подавать сигнал одному из моих приятелей в соседней башне. У него есть модифицированный Remington 700, направленный на тебя.

Я освободил его. После того, как он встал и стряхнул с себя снег, он посмотрел на меня.

- Я уважаю тебя за храбрость. Большинство людей не стали бы так поступать со мной, особенно те, кто ниже меня по званию. Но вот что я тебе скажу, я пролью немного света на это место. Но если я когда-нибудь узнаю, что ты кому-то рассказал об этом, ты пожалеешь, что не умер при рождении.

Я почувствовал, что адреналин начал спадать. Я кивнул, тем самым давая молчаливое согласие на его предложение. Я посмотрел налево и увидел снайпера, о котором он говорил. Мне пришло в голову, что если бы он хотел принять меры против меня, он мог бы казнить меня прямо здесь и сейчас.

Бакли махнул мне следовать за ним, когда мы спускались по лестнице. Он провел меня через двор. Гантели и брусья для подтягивания были покрыты льдом.

Мы прошли вдоль сетчатого забора в другое здание, доступ в которое был под кодовым замком. Он ввел правильные цифры и распахнул дверь. Мы прошли по очень старому, скорее даже древнему коридору. На стенах были зажжены факелы. Пол был из бледного булыжника.

Он привел меня в другую комнату, которая была размером со зрительный зал.

Там стоял мужчина. На нем была полностью черная одежда с белым воротничком, и мне потребовалось некоторое время, чтобы узнать в нем священника.

Я видел ряды длинных столов, которые годились для короля в древнюю эпоху. Распятия, четки, чаши с водой и стопки пыльных книг выстроились в каждом углу. Я просмотрел некоторые названия и заметил, что некоторые из них были на другом языке.

- Отец Ламора, - сказал Бакли, уставившись на мужчину, - что вы здесь делаете?

Священник указал налево. Когда я перевел взгляд в том направлении, я заметил присутствие четвертого человека в комнате.

Это был один из заключенных, привязанный к плите. Как только мы сосредоточили на нем наше внимание, мужчина ожил. Он начал бороться со своими оковами. Изо рта у него текла субстанция красного цвета, похожая на пену бешеной собаки.

- Я почти изгнал злую сущность, - сказал священник.

Бакли повернулся ко мне.

- Что здесь происходит? - Спросил я. У меня возникло непреодолимое желание закричать и побежать в другом направлении. Я знал, что вряд ли выживу в такой мороз, но часть меня была готова хотя бы попытаться.

- Бюджет этой тюрьмы поступает из Ватикана. Мы принимаем только заключенных, одержимых чем-то большим, чем обычный садизм или психопатия. В официальных правительственных документах это место называется домом демониума. Если ты хочешь искупить грехи, в которых, я знаю, ты виновен, сейчас самое подходящее время. Помоги нам прочитать заклинание, необходимое для очищения этого язычника.