Если было, прошу понять и простить
Выступление фигуристки Ксении Синицыной на чемпионате России по фигурному катанию 2024, показательные выступления
Олимпийский чемпион по фигурному катанию Роман Костомаров рассказал, что даёт ему силы жить после того, как после тяжёлой болезни он лишился стоп и кистей рук.
«Что спасает в первую очередь – это близкие, дети, ради которых жить. Если нет никого рядом, то и жить не хочется, оставшись в таком состоянии. Особенно если ты не имеешь возможности ходить на протезах, желания это делать. Это абсолютно меняет твоё состояние – если есть желание и есть возможность, нынешние технологии позволяют…
Я поездил на инвалидном кресле и понял, что не могу сам крутить колёса. Мне нечем. Ног нет, я лишился всего, что нужно для жизни фактически.
Это абсолютно меняет твою голову, тебе нужно для этого много работать, тренироваться, потому что больница, кома полностью выбивают из колеи. У тебя могут появиться пролежни, которые болят долгое время, потому что ты обездвиженный лежишь. Ты теряешь в весе очень сильно, ты не можешь поднять голову с подушки, руку приподнять, обрубленную ногу приподнять…
Но благодаря желанию идти, благодаря тому, что ты знаешь – дома тебя ждут дети, я не хочу, чтобы меня видели дети на коляске. Это я сразу сказал – я поеду домой только на протезах, потому что не хочу, чтобы дети видели, что инвалид приехал. Да, я инвалид, но я пришёл домой на ногах, пусть даже через боль, и сейчас через боль, когда получил постоянные протезы.
Когда ты ходишь, ты чувствуешь себя человеком. Ты встаёшь в полный рост, и ты практически такой же, как ты был. Есть ощущения того, что ты нормальный человек. В это должны верить люди, которые имеют те проблемы, что и я»
Олимпийский чемпион, фигурист Роман Костомаров рассказал, как заболел и попал в больницу в январе текущего года. Спортсмен провёл в медицинском учреждении 175 дней и пережил ампутацию конечностей.
«Вернёмся чуть-чуть назад, в предновогодние дни. Оксана, моя жена, заболела. В новогоднюю ночь у неё была температура 39,5. Она поняла, что с такой температурой ей будет тяжело 1-3-го числа выступать, и начала пить антибиотики, со мной всё было хорошо. Со временем Оксане становилось лучше, но так как я катаюсь с ней, постоянный близкий контакт… Вероятно, что я где‑то заразился, подцепил вирус.
Болело плечо, старая травма обострилась. По ходу нашей программы затрагивалось это плечо, и усиливалась боль. Приходилось периодически делать после Нового года обезболивающие уколы. Плюс я начал немного подкашливать. Температуру никогда не измерял, покашлял – пройдёт через 3-4 дня, у меня всегда так было.
Доктор был на катке, я приходил только за обезболивающими, плечо болит. Вроде бы всё хорошо. Кроме кашля, никаких симптомов не было. Числа 8-го, когда мы закончили все выступления, я говорю Оксане: «Поеду, соберёмся с ребятами». С моим другом Иваном Скобревым мы регулярно ходили в баню, купались в проруби, прыгали в купель. Не то что купались как моржи – погрелся, искупнулся, всё это для здоровья.
Вполне вероятно, что накопление моей болезни и «забивание» её обезболивающими ослабили мой иммунитет. Организм же тебе не скажет: «У тебя ослаб иммунитет, ты в баньку не ходи, в прорубь не прыгай». Я в баню 100 раз в году хожу, это норма для спортсмена. Я попарился, залез в прорубь, попарился, залез в прорубь.
Вызвал такси, поехал домой. Вероятно, в последний мой нырок уже совсем как-то ослабился мой иммунитет. Когда я сел в такси и поехал домой, начал кашлять нон-стоп. Кашель уже был как из трубы, наверное, это действительно было какое-то воспаление лёгких. Я не мог откашляться, 45 минут я ехал до дома и кашлял, и кашлял, кашлял и кашлял. Дома это продолжалось несколько часов. У меня начало болеть в боку, мне казалось, что у меня уже сводит мышцы, я не мог вдохнуть. Что‑то подозрительное, у меня никогда такой боли не было.
Решили вызвать скорую помощь. Думал, может быть, посмотрят, капельницу какую-нибудь сделают, и на этом всё закончится. Сделали мазки на ковид, послушали – всё нормально. Но сказали, что надо ехать в больницу, чтобы провести обследования, которые дома сделать нельзя. Я говорю: «Поехали». Я помню палату, где лежит много человек, все разные, кто-то переломанный, кто-то кашляет. Два раза я вставал, ходил в туалет, дальше ничего не помню»