Вот что из себя представляет Россия, которую мы потеряли, но вот-вот найдём. В таком состоянии находилось до 90% населения.

Отрывок, по ссылке в конце можно прочитать целиком.

Знакомый мне служащий на Московско-Казанской железной дороге весовщик, между разговором, рассказал мне, что крестьяне, грузящие на его весах товары, работают 36 часов сряду.

Несмотря на полное доверие мое к правдивости рассказывавшего, я не мог поверить ему. Я думал, что он или ошибается, или преувеличивает, или я чего-нибудь не понимаю.

Но весовщик так подробно рассказал мне условия, при которых происходит эта работа, что нельзя было сомневаться. По рассказу его таких грузовщиков на Московско-Казанской железной дороге — 250 человек. Все они разделены на партии по 5 человек и работают сдельно, получая по 1 рублю и по 1 рублю 15 копеек за 1000 пудов нагруженного или выгруженного товара. Приходят они поутру, работают день и ночь на выгрузке и тотчас же по окончании ночи, утром, поступают на нагрузку и работают еще день, так что в двое суток они спят одну ночь. Работа их состоит в том, чтобы сваливать и перетаскивать тюки по 7, 8 и до 10 пудов. Двое наваливают на спины остальных троих, и те носят. Зарабатывают они такой работой на своих харчах менее рубля в сутки. Работают постоянно, без праздников.

Рассказ весовщика был так обстоятелен, что нельзя было сомневаться, но я все-таки решил своими глазами проверить его и поехал на товарную станцию.

Найдя на товарной станции своего знакомого, я сказал ему, что приехал посмотреть на то, что он мне рассказывал.

— Кому ни говорил — никто не верит, — сказал я.

— Никита, — не отвечая мне, обратился весовщик к кому-то в будке: — поди-ка сюда!

Из двери вышел высокий, худой рабочий в оборванной поддевке.

— Когда вы поступили на работу?

— Когда? вчерась утром.

— А ночь где были?

— Известно, на выгрузке.

— Ночью работали? — спросил уже я.

— Известно, работали.

— А нынче когда сюда поступили?

— Поутру поступили, когда же еще?

— А когда кончите работать?

— Когда отпустят, тогда и кончим.

Подошло еще четыре рабочих, составляющих партию из пяти человек. Все были без шуб, в рваных поддевках, несмотря на то, что было около 20 градусов мороза. Я стал расспрашивать их о подробностях их работы, очевидно, удивляя их интересом, который я выказывал к такой простой и естественной, как им казалось, вещи, как их 36-часовая работа.

Все они были люди деревенские, большей частью мои земляки — тульские; есть орловские, есть и воронежские. Живут они в Москве по квартирам, некоторые с семьями, большею же частью одни. Те, которые живут без семей, посылают заработанное домой. Харчатся все порознь у хозяев. Харчи обходятся по 10 рублей в месяц. Едят мясо всегда, не соблюдая постов. Находятся в работе не 36 часов подряд, а всегда больше, потому что на проход с квартиры и обратно уходит более получаса и, кроме того, часто их задерживают на работе дольше положенного времени. Вырабатывают на такой 37-часовой подряд работе, без вычета харчей, рублей 25 в месяц.

На вопрос мой: зачем они работают такую каторжную работу, мне отвечали:

— А куда же денешься?

— Да зачем же работать 36 часов подряд? Разве нельзя так устроить, чтобы работать посменно?

— Так велят.

— Да вы-то зачем же соглашаетесь?

— Затем и соглашаешься, что кормиться надо. Не хочешь — ступай. На час опоздаешь, и то сейчас ярлык в зубы и марш, а на твое место 10 человек готовы.

Рабочие были все молодые люди, один только был постарше, вероятно лет за 40. У всех лица были худые, истомленные, и усталые глаза, точно они выпили. Тот худой рабочий, с которым я с первым заговорил, особенно поразил меня этой странной усталостью взгляда. Я спросил его, не выпил ли он нынче?

— Не пью, — отвечал он, как всегда, не задумываясь, отвечают на этот вопрос люди, действительно не пьющие.

— И табаку не курю, — прибавил он.

— А другие пьют? — спросил я.

— Пьют. Сюда приносят.

— Работа не легкая. Всё крепости прибавит, — сказал пожилой рабочий. Рабочий этот и нынче выпил, но это было совершенно незаметно.

Поговорив еще с рабочими, я пошел посмотреть на выгрузку.

Пройдя мимо длинных рядов всяких товаров, я подошел к рабочим, медленно катившим нагруженный вагон. Передвижение на себе вагонов и очистку платформ от снега, как я узнал потом, рабочие обязаны делать бесплатно. Это стоит и в печатном условии. Рабочие были такие же оборванные и исхудалые, как и те, с которыми я говорил. Когда они докатили вагон до места и остановились, я подошел к ним и спросил, когда они стали на работу и когда обедали. Мне ответили, что стали на работу в 7 часов, а обедали только сейчас. Так по работе надо было, не отпускали.

— А когда отпустят?

— А как придется, другой раз и до 10 часов, — как будто хвастаясь своей выдержкой в работе, отвечали рабочие.

Видя мой интерес к их положению, рабочие окружили меня и в несколько голосов, вероятно, принимая меня за начальника, сообщали мне то, что, очевидно, составляло их главный предмет неудовольствия, а именно то, что помещение, в котором им иногда между дневной работой и началом ночной можно было бы отогреться и иногда соснуть в продолжение часа, было тесно. Все выражали большое неудовольствие на эту тесноту.

— Собирается 100 человек, а лечь негде, под нарами и то тесно, — говорили недовольные голоса. — Сами взгляните — недалеко.

Помещение, действительно, было тесно. В 10-аршинной горнице могли поместиться на нарах человек 40. Несколько рабочих вошли за мной в горницу и все наперерыв с раздражением жаловались на тесноту помещения. «Под нарами и то лечь негде», говорили они.

Сначала мне показалось странно то, что эти люди, на 20-градусном морозе без шуб, в продолжение 37 часов таскающие на спинах 10-пудовые тяжести, отпускаемые на обед и ужин не в то время, когда им нужно, а когда вздумается их начальству, вообще находящиеся в гораздо худшем, чем ломовые лошади, положении, — что эти люди жалуются только на тесноту помещения в их теплушке. Сначала это мне показалось странно, но, вдумавшись в их положение, я понял, какое мучительное чувство должны испытывать эти никогда не высыпающиеся, иззябшие люди, когда они, вместо того, чтобы отдохнуть и обогреться, лезут по грязному полу под нары и там только еще больше разламываются и расслабевают в душном, зараженном воздухе.

Только в этот мучительный час тщетной попытки сна и отдыха они, вероятно, болезненно чувствуют весь ужас своего губящего жизнь 37-часового труда и поэтому-то особенно возмущены таким кажущимся незначительным обстоятельством, как теснота помещения.

Посмотрев несколько партий на их работах и поговорив еще с некоторыми из рабочих и от всех услыхав одно и то же, я поехал домой, уверившись в том, что то, что рассказывал мне мой знакомый, была правда.

Было правда то, что за деньги, дающие только пропитание, люди, считающиеся свободными, находят нужным отдаваться в такую работу, в которую во времена крепостного права ни один самый жестокий рабовладелец не послал бы своих рабов. Да что рабовладелец, ни один хозяин-извозчик не отдал бы своей лошади, потому что лошадь стоит денег и нерасчетливо непосильной 37-часовой работой коротать жизнь ценного животного.

Источник: http://tolstoy-lit.ru/tolstoy/publicistika/rabstvo-nashego-v...

Раз, два — горе не беда!

Мне очень нравилось приходить к бабушке с дедом - они всегда были рады видеть своих внуков. Ну а шутка ли, целых 5 внучат, из которых я самый младший (мне доставались все почести и львиная доля конфет, так как остальные мои братья и сестры были на порядок старше меня))) Незабываемое время, год так 96-98, лето.

Я, как обычно, на своем велосипеде приехал на окраину нашего маленького города. Ощущения всегда были такие, что оказываешься в деревне. Песчаная дорога, деревянные избы, бабулечки в платочках сидят на скамеечках по вечерам, пахнет досками и щепой - во многих дворах идет стройка. Детвора снует туда-сюда, стадо коров прошло мимо - в общем, благодать.

Захожу к нам во двор. Дед копошится то в огороде, то у себя в мини-мастерской. Ооо, эта мастерская со своими бесконечными винтиками, болтиками и всякими (в то время мне непонятными) штуками всегда привлекала мое внимание. Ну а дед любил мне показывать и рассказывать для чего все это нужно. Единственным строжайшим условием было - без него ни шагу в эту мастерскую. Я старался придерживаться этого правила)

Захожу в дом. Почти сразу попадаю на кухню. Тут так вкусно всегда пахло, что невозможно было не покушать бабулину еду. Кухня со старинными синими шкафами, которые висели над дубовым, тяжелым столом. На столе пленка с цветочками и всегда стояла горстка конфет ("рачки" или простые леденцы). Рукомойник, старое зеркало, ведро питьевой воды из колодца и дедовские бритвенные принадлежности также были частью того прекрасного кухонного интерьера. На плите та самая уже зажаренная на старой сковороде картошечка с салом...Пообедал.

Через небольшую прихожую попадаю в зал - это особенное место. Тяжеленный шкаф, покрытый лаком (в котором дверцы должны были закрываться на ключ), большой стол, на котором дозревали помидоры, швейная машинка, черно-белый телевизор с 2 каналами. В то время я на все это смотрел без какого-то такого теплого и родного чувства, как сейчас...Все казалось обычным. И палас на полу, и икона в углу под потолком, которая всегда была украшена небольшой такой тканью, похожей на тюль, и черно-белые портреты давно почивших родственников, и радио, которое дед внимательно слушал каждое утро. Не знаю почему, но мне еще помнятся провода... От розетки к потолку и дальше вдоль потолка к щитку. Такие толстые 2 провода белых, свитые как косичка и через каждые сантиметров 30-50 белые пробки, которые их держали...

Забыл про кровать. Вот ту самую со стальными душками и сеткой. Всегда аккуратно заправленная, с тремя подушками, которые лежали друг на друге и были покрыты тюлью (вроде так назвал). И ни в коем случае нельзя было на эту кровать садиться и тем более ложиться днем. Это очень хорошо помню))

Приехали на ночевку родственники, был знатный ужин за большим столом, взрослые пели песни, были жизнерадостными и веселыми. Я вымотался, бегая с сестрами в догонялки и даже не помню как меня сморило в сон. Но помню, что проснулся очень поздно, ставни еще были закрыты и услышал на улице такой разговор:
- Шура! (так звали мою бабушку), ты чего ставни не открываешь, уже сколько времени много?!

- Тише, тише, внуки спят. Как проснутся - открою)

Это было, наверное, лучшее время в моей жизни. Пост написал по собственным добрым и теплым воспоминаниям. Здоровья вам и всех благ.

Хор безответственных
негодяев из числа западной политической элиты, призывающей к отправке своих войск в несуществующую страну, расширяется. Теперь в нем представители Конгресса США, французское и британское руководство, отдельные безумцы из Прибалтики и Польши. Они же призывают активно применять своё ракетное оружие, поставленное ими бандеровцам, по всей территории России.
И это не весеннее обострение, а циничный расчет на политические дивиденды. Происходит какая-то тотальная деградация правящего класса на Западе. Этот класс реально не желает логически связать элементарные вещи. Отправка своих войск на территорию б. Украины повлечет прямое вступление их стран в войну, на которое нам придется отвечать. И, увы, не на территории б. Украины.

В этом случае никому из них не укрыться ни на Капитолийском холме, ни в Елисейском дворце, ни на Даунинг стрит-10. Наступит мировая катастрофа.
Это, кстати, смогли понять Кеннеди и Хрущев больше 60 лет назад. Но никак не хотят осознать нынешние дорвавшиеся до власти на Западе инфантильные дебилы.

И именно поэтому сегодня Генштаб начал подготовку к учениям, включая мероприятия по практической отработке вопросов подготовки и применения нестратегического ядерного оружия.

Пруф

В чём польза для России от швейцарской «мирной конференции»?

Польза тройная.
Во-первых, она будет очередным свидетельством краха так называемого мирного плана недоумка зеленского. При этом было бы желательно, чтобы бандеровский ублюдок посетил её лично и в очередной раз расписался в своей интеллектуальной никчёмности.

Во-вторых, она станет зримым доказательством полнейшей импотенции нынешних западных элит, совершивших болезненную самокастрацию своих возможностей по прекращению военного конфликта. Причём по прямой указке группы врачей-маразматиков из Вашингтона.

В-третьих, она позволит нашим Вооружённым силам и дальше без помех и оглядок на чьи-то мудацкие «мирные инициативы» продолжать зачистку малороссийской территории от неонацистов, а всем нам вести скрупулёзную работу по окончательному развалу политического режима б. Украины и скорейшему возвращению наших исконных территорий в состав Российской Федерации.

Спасибо, страна сыра и часов!