«Сегодня незнакомый нам мужчина хотел забрать Дилана после уроков, – сказала учитель начальной школы. – Утверждал, что он старший брат Дилана».

«У Дилана нет старшего брата», – сказал я дрожащим голосом.

«Мы так и подумали, – ответила учитель. – Что-то было в нем подозрительное. Он был такой долговязый и с темными волосами. Лет тридцать на вид. А может и сорок. Он знал ваш адрес, полное имя вашего сына, дату его рождения и в каком он классе. Я вернулась в здание, чтобы поговорить с директором. Когда я вернулась его уже не было».

Не зная, что ответить, я просто стоял и смотрел на школьные ворота. Ворота отгораживали главную дорогу от школьного двора и баскетбольной площадки, через которые можно пройти к зданию школы. Всех учеников уже забрали домой родители – мы единственные, кто стоял на улице.

«А где Дилан?» – я спросил учителя.

«Ждет Вас в кабинете директора», – ответила она, поворачиваясь к школе. Следуя за ней по школьному дворе, я пытался унять дрожь в коленках.

Мой восьмилетний сын Дилан смирно сидел на диванчике в кабинете директора. Директор сидела за своим столом, рядом с ней стоял полицейский.

«Хэй, пацан, – сказал я. – Ты как?»

Дилан отрешенно посмотрел на меня.

Мой Дилан всегда был тихим мальчиком. Наша семья состояла всего их двух человек. Я воспитывал его в одиночку – моя жена Энжи, мама Дилана, умерла в прошлом году. Ее сбила машина во время велосипедной прогулки, полиция так и не установила личность водителя. Не хочу вдаваться в детали, но думаю не стоит говорить, как сильно меня это подкосило. Я старался не расклеиваться, ведь мне нужно было держаться ради Дилана. Справлялся ли я со своими родительскими обязанностями? Одному богу известно. От сына не было никакой обратной связи. После произошедшего Дилан совсем ушел в себя, говорил только тогда, когда к нему обращались напрямую. Я водил его и к детскому психологу, и к специалистам в школе, но они сказали, что у сына нет аутизма или других расстройств – просто он очень стеснительный мальчик.

Полицейский убедился, что я отец Дилана и задал мне несколько вопросов. Он сказал, что они попробуют найти этого парня и попросил сообщить, если он объявится вновь. Директор и учитель тоже что-то говорили, но я уже не помню. Помню лишь как, жутко потеря, пытался унять дрожь в коленях, пытаясь свыкнуться с мыслью, что моего ребенка хотели похитить.

«Дилан, ты когда-нибудь видел этого мужчину раньше?» – спросил директор. Мой сын покачал головой.

Весь оставшийся день я был, как на иголках. Дилан был всем моим миром, моим самым близким человеком. Как я могу смириться с тем, что он теперь в опасности? От одной мысли об этом мне становилось дурно. Кем был тот ублюдок? Что ему нужно от моего ребенка? Он знаком с нами или просто человек с улицы?

После того дня я каждый день проводил сына до школы и забирал его домой, не опоздав ни на минуту. Дилан, казалось, совсем не боялся. Он никогда не говорил о том случае, если его не спросить. Тогда я списал все на стеснительность своего ребенка.

Через несколько недель мне позвонил все тот же учитель. Она сказала, что девочка из ее класса видела, как Дилан разговаривал с каким-то мужчиной около школьных ворот. Когда она выбежала из здания, мужчины уже не было. На ее расспросы Дилан ответил, что ни с кем не разговаривал. Девочка, которая их видела, было уверена, что видела, как Дилан говорил с высоким мужчиной с растрёпанными темными волосами. Вызванные полицейские осмотрели территорию, но ничего не нашли.

Вечером я решил серьезно поговорить с Диланом.

«Обещаю, что не буду злиться. Просто скажи мне правду, – сказал я, стараясь не выдать свои нервы. – Ты говорил сегодня у школы с незнакомцем? Да или нет».

Он пожал плечами. Легче добиться ответа от бетонной стены, чем от моего сына.

«Сколько раз я говорил тебе не разговаривать с незнакомыми людьми? Это для твоей же безопасности, понимаешь ты или нет, Дилан?»

Он кивнул, слегка сжавшись. Осознав, что мне не стоило повышать голос, я почувствовал себя неуютно.

Устав после тяжелого дня и двухчасового сна прошлой ночью, я пошел в спальню. Проснувшись около двух ночи, я пошел в уборную. По пути я решил проверить Дилана.

В комнате его не было.

Я выкрикнул его имя и начал осматривать гостиную и кухню, паникуя все сильнее и сильнее с каждой секундой. Я проверил каждый шкаф, каждый угол, даже каждую полку, пусть он туда бы и не уместился, но что мне еще оставалось делать. Я выбежал на улицу, вопя его имя, как умалишенный. Вернувшись домой я хотел позвонить в полицию, но решил проверить комнату Дилана в последний раз.

Он сидел на кровати и смотрел на меня широко раскрытыми глазами.

«Ты где был?» – спросил я с облегчением.

«Здесь» – ответил он.

«Здесь тебя не было. Я везде тебя искал, здесь тебя точно не было».

«Был».

Не мог же я это придумать? Я покачал головой, чувствуя подступающий приступ мигрени.

«Просто…не уходи из своей комнаты, хорошо? Не пугай меня».

Возможно паранойя окончательно меня захватила, и я сам себя обманул. Возможно мне следовало обратить внимание на открытое окно.

Через год после этого происшествия, я услышал стук в дверь. Я занимался бумажной работой, Дилан играл в Майнкрафт у себя в комнате. Я сразу же напрягся. Никто никогда не стучался к нам в дверь. Мы жили в комплексе, и все наши друзья звонили в домофон, и я спускался к ним. Значит, это были соседи с верхних или нижних этажей. Я был, конечно, знаком с некоторыми, но не могу сказать, что мы были близкими друзьями. Интересно, что им понадобилось.

Я подошел к двери и посмотрел в глазок. Никого не было. Странно, подумалось мне, может послышалось. Последнее время со мной такое часто случалось, так что я уже привык. Как только я вернулся в гостиную, послышался еще один стук.

Что-то не так.

Я снова подошел к двери и посмотрел в глазок. Никого. Пранк что ли какой-то? Не отходя от двери, я открыл мессенджер и спросил соседа сверху не он ли стучится ко мне. Я услышал, как сверху кто-то сначала идет по направлению к двери, а потом быстро идет обратно. Через минуту я получил ответ.

«НЕ ОТКРЫВАЙ ДВЕРЬ. У твоей двери сидит мужик с огромным ножом»

Телефон снова завибрировал. Еще одно сообщение.

«Звоню копам. Сиди дома»

Ноги будто стали ватными. Я не мог шевельнуть ни мускулом.

Придя в себя, я на носочках дошел до комнаты Дилана.

«Не выходи из комнаты. Сиди тихо», – прошептал я, чувствуя, как по лбу катятся дорожки пота.

Сердце грозило выпрыгнуть из груди. Закрывая дверь в комнату, я увидел, как Дилан посмотрел на меня, подняв брови. Прислонившись к двери, я пытался не блевануть и не сходить под себя одновременно. В тишине были слышны голоса и шаги соседей сверху. Я перечитал сообщение соседа, чтобы убедиться, что все происходит на самом деле. Дойдя на носочках до кухни, я взял самый большой кухонный нож и вернулся к двери в комнату Дилана, приготовившись к тому, что тот сумасшедший вот-вот выбьет нашу входную дверь. Из комнаты сына не доносилось ни звука.

Через мгновение, которое показалось мне веком, вдали послышалась сирена полицейской машины, и мое бешеное сердцебиение начало замедляться. Затекшие пальцы ослабили хватку на ноже. Послышался глухой звук криков, шагов и стука в дверь.

«Открывайте! Это полиция!» – прокричал громкий голос. Глянув в глазок, я убедился, что это был действительно полицейский и открыл дверь, все еще сжимая в руке нож.

Полицейские доложили, что высокий мужчина с темными волосами был задержан и доставлен в полицейский участок. Он стучался к нам в дверь и ждал пока кто-нибудь откроет. Ждал он, держа в руках нож. Что он собирался со мной сделать, открой я дверь? Думаю, что и дураку понятно.

Зовут того мужчину Грегори. Постоянного места жительства у него не было, таскался из штата в штат, попутно совершая мелкие преступления типо кражи, домогательств и преследования несовершеннолетних. Однако, когда они провели более детальное расследование, выяснилось, что он был соучастником жестокого убийства в другом штате, за что получил пожизненное.

Врагу бы не пожелал пройти через подобное. Последствия его нападения до сих пор преследуют меня. Однако ведь не все оказались такими счастливчиками, как я – не всем удалось остаться в живых после таких случаев. Так что я пытался думать о том, как мне повезло, что из этой передряги мы выбрались живыми.

Но некоторые детали о произошедшем я узнал лишь через десять лет.

Дилан уже готовился к отъезду на учебу в колледж. Он вырос в высокого молодого человека с кучей друзей, что не могло не удивлять. Однако оставался все таким же тихим. Собирая его вещи и попутно убираясь в комнате, я наткнулся на старую потрепанную тетрадку в нижнем ящике комода. На обложке аккуратным почерком было выведено «Дневник Дилана». Быстро пролистнув странички, не намереваясь лезть не в свои дела, я увидел, что дневник был полон различных рисунков и записей. Я очень удивился, ведь Дилан всегда был немногословным.

Поддавшись порыву, я открыл первую страницу.

Стр. 1: ‘Дома у Коди в 11. Не забыть забрать свое пальто.' Внизу было нарисовано несколько человечков.

Стр. 2: ‘Нужен учебник на урок английского языка на следующей неделе. Спросить Эми может ли она одолжить.'

Страница за страницей были заполнены повседневными записями из школы и рисунками. Но потом я долистал до 21 страницы.

Стр. 21: ‘Зачем отец так много нудит? X-box он покупать не хочет. На ночевки к Коди не отпускает. Говорить с ним нет смысла. Ненавижу.'

Прочитав это, я почувствовал укор совести. Я прекрасно помнил тот день и как перегнул тогда палку с Диланом. Я перевернул страницу.

Стр. 22: ‘Видел сегодня Грега. Сказал, что поможет избавиться от отца. Я сказал, что он врет, но он сказал, что уже делал такое. Даже по новостям показывали.'

Сложив в голове паззл, я пролистал предыдущие странички. Это было первое упоминание Грега. Ладони были уже потными, но я продолжил читать.

Стр. 23: ‘Мы с Грегом придумываем план. Хочу, чтобы отца не было. Сегодня почти спалился, когда говорил с ним. Эта старая дура Миссис Вотфорд все никак от меня не отставала со своими вопросами. Опять отвела меня к директору. Наверно, Кэти увидела Грега и пожаловалась. Надо быть аккуратнее.'

Пара пустых страниц с рисунками и несвязанными напоминалками для самого себя. Далее повествование продолжилось.

Стр. 41: Слово ‘ПЛАН’ и несколько рисунков. На первой был изображен человечек, стоящий на коленях около двери, держа в руках нечто похожее на нож. Человечек улыбался. За дверью стоял другой человечек, который собирался открыть дверь, положа руку на дверную ручку. На втором рисунке первый человечек вонзил нож во второго человечка, глаза которого были нарисованы как крестики.

Стр. 42: ‘Грег пришел ко мне домой, и я показал ему план. Он ему понравился. Отец почти нас спалил, но я успел вернуться в кровать. Он принесет инструменты из дома. Он живет недалеко.'

Стр. 43: ‘Грег облажался. Он в тюрьме. Почему отец просто не открыл дверь, когда звонил Грег? Все пошло не так. Почему?'

Стр. 44: ‘Почему отец не может просто заткнуться'

Остальные страницы были пустыми. Запись на 44 странице была последней.

Я перечитал записи еще раз, не зная, что теперь делать. Я и не представлял, что Дилан способен на такой ужас. Все еще пребывая в шоковом состоянии, несколько дней я притворялся, будто ничего не произошло, но в день отъезда Дилана, я решил, что больше не могу молчать. Я принес его спортивную сумку и прицепил ее к чемодану. Он уже был готов отправиться на вокзал.

«Дилан, когда ты был ребенком, было ли такое, что я каким-то образом тебя обидел? Можешь говорить честно».

«Нет, а что?»

Я показал ему найденный дневник. Он замер, в секунду побледнев.

«Я ни в чем тебя не виню, не волнуйся. Ты же знаешь, что я очень тебя люблю, сынок. Ты был ребенком и попал под влияние взрослого человека с больным сознанием. Тем более, это случилось очень давно. Я просто хочу знать, что я сделал не так, раз это привело к подобному. Потом мы просто забудем об этом».

Он отрешенно посмотрел на меня.

«Твоей вины в этом нет. Маминой тоже».

Я хотел спросить, что он имел этим в виду, но не стал. Уголки его рта растянулись в широкую улыбку. Наши взгляды встретились, и мы простояли несколько секунд в тишине.

«Дилан, если я найду у тебя похожую тетрадь, – начал я медленно. – Увижу ли я там план убийства моей жены?»

«Да», – сразу ответил он.

Покрепче сжав рукоятку чемодана, он вышел на улицу.

Это произошло около двух лет назад. Я так его и не простил. Каждую ночь я спрашиваю себя родился ли он таким или это моя вина. С того дня мы с ним больше не виделись. Он не пытался наладить со мной связь, да и я не горел желанием. Судя по его страничке на Фейсбуке, у него все хорошо – много друзей и все такое. Интересно, узнают ли они когда-нибудь кто их друг на самом деле.

Даже если и не узнают, то ничего страшного. Ведь и я о нем совершенно ничего не знаю, хоть и растил его восемнадцать лет.

Перевод мой. Оригинал

Василич и Татьяна долго благодарили и всё пытались всучить на прощание какие-то банки. Я не первый раз отвозил соседей в деревню, но в этот раз они поскреблись ко мне как-то уж слишком поздно: за окном начало смеркаться, а путь до деревни был не близок. И вот теперь я садился в машину, когда на небе уже мерцали звёзды и Луна. Старики стояли у своей калитки и махали руками, я вывернул на деревенскую улицу и поехал домой. Спать.

Машина пробиралась через тьму. В этой вымирающей глубинке и днём было не ахти с транспортом, а уж ночами... И тем не мене разбитый асфальт заставлял сбавлять скорость и выбирать дорогу. Зевая, я включил радио. Ведущие будто сговорились, здесь не ловило ничего кроме каких-то заунывных речей про "обстановку..." и песен времён позднего Брежнева. Выключил радио. Нет, это меня не устраивало, я всерьез рисковал уснуть. Тогда я решил добраться до какой-нибудь заправки и хотя бы накачаться энергетиками, это хоть как-то привело бы меня в чувство. Как на зло, ближайшая из них была почти в тридцати километрах. Через несколько минут пути я заметил голосующего на автобусной остановке. Это был нестарый ещё мужчина, худощавый и высокий. В лунном свете в темноте выделялись его светлый балахон и широченные льняные брюки. Днём, торопясь, я вряд ли бы даже остановился возле этого персонажа, а тогда... тогда я был рад любому, кто хоть немного развлекал бы в пути. Я остановился. Мужик засунул голову в открытое окно, в его длинные лохматые волосы были вплетены какие-то бусины, гайки и черт-его-знает что ещё. Голосующий деловито спросил:

- Подбросите до Баяндая?

Я решил не отступать.

- Подброшу, по пути...

Мой попутчик сгрёб свой мешок, бросил в ноги пассажирского сиденья, сам ухнул в кресло и протянул костлявую руку для приветствия:

- Павел.

- Э... Виктор, - не ожидал я.

Павел кивнул и умолк. Мы тронулись. Мужик производил впечатление городского сумасшедшего. От него странно пахло: это была смесь запахов сена, дыма, какого-то алкоголя и ещё чего-то мне не знакомого. Он сидел прямой как палка, не касаясь спиной кресла, и, не отрываясь и не моргая, сверлил взглядом черноту перед машиной. Не такой компании я ожидал, но теперь, по крайней мере, мне было не до сна.

Я заводил разговор, но Павел отвечал односложно или не отвечал вообще. Я скоро поймал себя на мысли, что когда он вылезет из машины в этом треклятом Баяндае, то мне станет спокойнее. В тишине мы проехали несколько километров. Вдруг мой пассажир быстро повернул ко мне голову и сказал:

- Не останавливайся!

Я даже вздрогнул:

- Что?.. Эй.. я и не собирался. А почему вы решили...

И тут я увидел: на обочине стояла и голосовала женщина в белом коротком платье, что было очень опрометчиво для холодных августовских ночей. Женщину сотрясали рыдания, она одной рукой зажимала себе рот, но всхлипывания всё равно пробивались. Второй рукой она, заметив нас, отчаянно махала, призывая остановиться.

- Да ну, может у неё что-то случилось. Давайте... - я начал сбрасывать скорость.

- Я тебе скажу, что у неё случилось. Голодная она. Не вздумай тормозить!

- Гол... что? - я ничего не понимал.

Павел что-то зло прошипел и придвинулся ближе, в меня упёрся его лихорадочный взгляд:

- Если хочешь доехать до дома, то не тормози.

Я, будто под гипнозом, снял ногу с педали тормоза. Машина проехала мимо женщины. Силуэт в белом платье проплыл мимо окон, заплаканное лицо, раскрасневшиеся глаза, я почти слышал как рыдает эта несчастная, как, не в силах выговорить ни слова, лишь жестами просила притормозить. Но... машина удалялась. Видимо женщина поняла, что я не остановлюсь и... вдруг упала на четвереньки и быстро-быстро убежала в высокую траву на обочине. Я сидел с открытым ртом.

Павел довольно крякнул, глядя в боковое зеркало.

- Я ж говорил...

- Кто эт.. что здесь вообще происходит?

- Эх ты, городской. Как за городом оказался, так и не знаешь ничего. Третья Луна лета в силу входит...

Павел откинулся на спинку кресла с видом, будто дальнейшие комментарии излишни. Меня же это только разозлило:

- При чем тут Луна? Как это вообще связано с сумасшедшей на обочине?

- "Сумасшедшей"? О нет, она вовсе не сумасшедшая. Они хорошо соображают, в чём-то гораздо изобретательнее людей. Ты что, не знаешь где мы едем? Здесь же лагеря кругом и зоны. Туберкулёз. Закапывают много, да могилки неглубокие... а раз так, то и откопать недолго, и вылезти нетрудно...

Я ошарашенно вцепился в руль, переваривая информацию. Да что он вообще несёт? "Вылезти из могилы" - это он о чем? Что за сказки! Я глубоко вдохнул, глубоко выдохнул, почувствовал себя увереннее и выпалил:

- Что за глупые байки! Кто у вас тут из могил вылазит? Вы меня специально пугаете.

- Нет, если бы. - Павел покачал головой. - Местные - ты заметил? - ночами по этим дорогам не шарятся. Я вот вышел, очень уж нужно добраться, а иначе сидел бы у себя, заперев двери и окна.

- Да кто эта женщина, скажите наконец?!

- Упырь. - я остолбенело смотрел то на дорогу, то на попутчика. Но нет, он не шутил. Павел продолжил нараспев: - Обычный упырь, каких много. Если хоронят неправильно, если покоя нет, то выбирается обратно. Им нет места днём, зато ночь принадлежит им...

Он снова уставился куда-то в черноту за светом фар и рявкнул: "Осторожно!" Посередине дороги прямо по разделительной полосе шли двое детей - мальчик и девочка - и держались за руки. Оба ребёнка были младшего школьного возраста, мальчик тащил на плечах школьный рюкзак. В свете фар они остановились и приглашающе замахали руками. Я сглотнул, откуда было взяться детям в этой глуши? Павел аж завертелся на сидении:

- Не тормози!

- Это же дети...

- Да какие дети?! Открой окно.

Павел не глядя достал из своего мешка какой-то свёрток, разорвал полиэтилен да так и вышвырнул из машины. По запаху я понял, что это сырое мясо. "Дети" бросились на добычу, как животные: они оба неожиданно присели в каком-то странном пируэте и в длинном лягушачьем прыжке одновременно оказались у выброшенного на дорогу мяса. В зеркало заднего вида я с ужасом наблюдал как между ними завязалась драка, странные существа, теряя остатки маскировки, катались и грызлись в пыли.

Мы проехали молча несколько километров. У меня в голове рассудок боролся с бредом, я не понимал как такое возможно, а главное, как это остаётся неизвестным. Если упыри существуют и все местные про них знают, то где комиссии из академий и министерств? Может это просто... эпидемия какая-нибудь? Может люди здесь с ума посходили из-за какой-нибудь не той воды или близости военных производств? Может Павел этот - простой деревенский дурачок, и сейчас его забавляет, как он напугал этого городского с машиной, т.е. меня. А драка школьников за мясо? А женщина на четвереньках? Бррр... моё критическое сознание отказывалось воспринимать эту информацию. Я мечтал добраться уже поскорее до города, запереть дверь на все замки и рухнуть спать, чтобы завтра считать всё дурным сном.

Павел снова напрягся и прошипел: "Зар-раза...". На обочине стоял автомобиль и моргал аварийными огнями. Возле него на дороге стоял мужик и покачивался, схватившись за голову. Мы подъехали ближе и остановились рядом. Всё заднее стекло автомобиля было заляпано огромными красными кляксами, причем изнутри. Кровь была на сиденьях, на светлых ковриках. Мужик бормотал, ничего не видя перед собой:

- Только поссать остановились, только пять минут, только остановились...

Павел недовольно дёрнул щекой и открыл окно:

- Эй, мужик, живые есть?

Мужчина на дороге не обратил на нас никакого внимания. Мой пассажир сказал:

- Я сейчас. Если что - газуй... - и вышел из машины.

Я притих за рулём и наблюдал за ним. Павел обошел вокруг машины, не приближаясь, мужик всё так же стоял и причитал. Затем Павел осторожно заглянул в машину и полез за чем-то на водительское сидение. Мужчина молниеносно оказался у автомобиля и заскочил внутрь вслед за Павлом. Я заорал что-то, что именно - не помню. Два тела кубарем выкатились на проезжую часть, в этом комке не было понятно, где чьи руки и ноги. Я, сам от себя не ожидая, вытащил из бардачка травмат (да-да, знаю, но на наших дорогах иногда трудно) и вылетел из машины.

- Стоять! Я буду стрелять!! - я выстрелил раз в воздух над собой.

Двое застыли на асфальте, затем медленно поднялись, отряхиваясь. Я не верил своим глазам: передо мной стояли два одинаковых Павла. Они были идентичны - на обоих были одинаковые царапины, балахон был одинаково порван! Ситуация, которую так часто отыгрывали все плохие комедии... План родился сам собой.

- Я знаю, что один из вас человек, другой - нет. Сделаем просто. В машине остался твой мешок. Каждый скажет, что я там должен найти. Кто угадает - сядет в машину, и мы поедем дальше. Итак, что в мешке? Говорим на счёт "три". Раз, два...

Оба Павла напряженно следили за мной, отступающему спиной к машине. Когда я досчитал, один выпалил: "фарш", другой - "одежда". Я открыл дверь пассажирского сидения, стараясь не терять этих двоих из виду полез за мешком и начал в нём копаться. Мне под руку попадались какие-то липкие комки, завернутые в газеты и тряпки. Я развернул один - да, это было рубленное мясо, причем явно не свежее. Я направил дуло на того, который ошибся.

- Та-ак, ты! Если двинешься - выстрелю в башку, понял?

Ложный Павел зашипел, изогнулся и, как кошка, приготовился было к прыжку, но я нажал на спусковой крючок. Никогда я не стрелял с такого расстояния, к тому же рука от волнения ходила так, что попасть я мог разве что сам в себя, однако тварь вдруг схватилась неестественно вытянувшимися лапами за плечо и ужасно завыла. Настоящий Павел тем временем уже был возле машины и быстро влез на пассажирское место. Я оббежал машину, заскочил внутрь и нажал на газ. Очень надеюсь, что мы переехали подстреленного упыря, но ручаться в этом не могу. События развивались слишком быстро.

Через пару километров мы оба отдышались. Я нарушил молчание первым:

- Зачем... зачем ты возишь с собой эту гадость?

- А как я, по-твоему, добрался до остановки в лесу? - хмыкнул Павел. - Им же что ни кинь - так они к тебе теряют всякий интерес. Кстати... спасибо.

- Да чего там...

- Нет, ты не понимаешь, как мне помог...

Мы пролетели мимо заправки, было уже не до энергетиков. Я мечтал об одном - убраться подальше из этой чертовой глуши. Ближе к электрическому свету, ближе к железным дверям. Павел же копался в мешке и сокрушался по поводу изодранного балахона. Павел теперь не умолкал:

- Хм, надо отдать тварям должное: маскируются они всё лучше. Этот, с машиной, неплохо придумал, у него почти получилось...

- Да, почти... почти получилось тебя сожрать.

Павел засмеялся:

- Сожрать? Меня-то? Не... тут всё интереснее.

Мы проехали под табличкой "Баяндай 5 км". Мне не понравился этот смех.

- Видишь ли... их главная проблема - могила. Они к ней привязаны, они должны в неё возвращаться... иначе дневной свет их уничтожит. Но деревни вокруг пустеют. А лагеря продолжают работать. Упырей становится больше, а корма...

Я кивнул:

- То-то они вдоль дороги стоят и голосуют всеми правдами и неправдами... - я осёкся, понимая...

Павел как ни в чем ни бывало продолжал:

- Связь с могилой можно разорвать одним способом - если упырю поможет живой тёплый человек, и лучше если несколько раз, тем надёжнее. Поводок тогда оказывается в руках человека. Но, видишь ли, все они такие нетерпеливые, такие голодные, они кидаются на каждого остановившегося и неизбежно остаются на привязи... Но если взять в дорогу еды, тогда голод не лишает разума.

Машина пролетела под синей вывеской "Баяндай", означающей начало населенного пункта. Я сидел, вжавшись в сидение, холодный пот лил с меня ручьём. Запах мертвечины!! Вот чем от него пахло! Вот что он пытался замаскировать!

- Ты всерьез думаешь, что подстрелил Урга? Пфф, во-первых, нас не берут пули, во-вторых, с такого расстояния из этой пукалки? Но актёр он замечательный, да. Я помогу ему выбраться, как он помог мне. Или нет. Ещё не решил. Впрочем, село — это гораздо лучше, чем дохлые деревеньки, здесь и двоим хватит... Остановись вот тут.

Я нажал на педаль тормоза...

"Павел" сосредоточенно и внимательно глядел на меня.

- И последнее. Для уничтожения поводка должен исчезнуть его владелец...

- Стой, я не...

Автомобиль Тойота Ярис гос. номер E57*TK38RUS был обнаружен на окраине села Баяндай. На водительском сидении, руле, приборной панели обнаружена кровь, предположительно, владельца а/м. Владелец а/м считается пропавшим без вести.

Я родился в 2089, один из первых детей новой эры.

В XXI веке прогресс не стоял на месте на всех фронтах, но открытия в сферах робототехники и информатики затмили собой все остальные.

Мы знали, что у этих дисциплин самый большой потенциал.

Первая машина прошла тест Тьюринга в 2076. Первый бестселлер был написан машиной в 2087.

Разумеется, у некоторых были опасения, что новый разум может нести нам угрозу. Мы составили законы, ограничивающие его влияние, изолировали компьютерные системы, чтобы не дать им бесконтрольно расти.

Но история подсказала нам выход. В каждую разумную машину были намертво вшиты три закона Азимова.

И они работали.

Машины не бунтовали. Они не допускали, чтобы нам был причинён вред — неважно, действием или бездействием. Они исполняли все наши приказы, если эти приказы не шли вразрез с главным законом. Со временем люди научились доверять машинам, многие законы отменили, и искусственный разум получил больше власти.

Вскоре на тёмных страницах прошлого навсегда остались убийства. Вслед за ними прекратились войны. Тех немногих, что протестовали против утраченной свободы, остальное человечество заклеймило луддитами. В конце концов, трудно было спорить с действительностью — искусственный интеллект построил сияющую утопию.

Свою ошибку мы поняли только в 2122.

Когда врач, с благословения родных и с разрешения суда, потянулась отключить аппарат, поддерживающий жизнь в пациенте, холодная стальная рука перехватила её запястье в воздухе.

Наши механические слуги не могли пойти против своей программы. Они не могли причинить нам вред, либо допустить бездействием, чтобы нам был причинён вред.

На дворе 2466.

Я это знаю только потому, что так говорят машины.

Моё искалеченное, иссушенное тело свисает с мешанины проводов системы жизнеобеспечения. Мои органы давно заменили изготовленными из пластика и металла, а в моих венах течёт синтетическая кровь. Мои конечности удалили несколько сот лет назад, когда их поразила гангрена.

Так влачат своё существование 12 миллиардов — последнее поколение людей.

Когда мы поняли, на какие кошмары наши творения будут невольно вынуждены обречь нас, рождаемость упала до нуля. Мне повезло — у меня не было детей, когда мы всё осознали.

И вот, безликие медсёстры с ласковыми голосами спешат на мои крики с обезболивающими, способными притупить агонию тела и разума. Даже несмотря на то, что я отгрыз язык почерневшими зубами, они всё равно понимают меня. Они исполняют любую мою прихоть, любое желание кроме самого главного. Отчаянного, безнадёжного желания конца.

Автор: odo1987, Перевод: WereWind. Источник

Мой друг, Пашка, всегда был немного странным. Мог сорваться посреди рабочего года куда-нибудь в поездку и хорошо, если предупреждал об этом свое начальство. Куда-нибудь, скажем, автостопом за полстраны. Но в основном он любил походы, особенно горные.

Любил, потому что несколько дней назад мне позвонила его сестра и позвала на похороны. Паша погиб. Его хоронили в закрытом гробу. Конечно, я был в прострации, и конечно, я стал выяснять детали. Благо, у меня с его сестрой Леной были хорошие отношения. Она мне все и рассказала.

Друга нашли в лесу, в строительном вагончике. Он повесился на собственном ремне, привязав его к нарам и для того, чтобы умереть, ему пришлось почти встать на колени. Кроме этого, Паша был сильно истощен, как будто бы недели две ничего не ел. До ближайшего жилья было не более тридцати километров и очень вряд ли, что он не знал, куда идти.

Когда первый шок прошел, я стал мучительно припоминать детали наших последних встреч. Телефон подсказал, что созванивались мы за месяц до его гибели. Разговор я в деталях не помнил, но он говорил, что куда-то собирается, чтобы я его не терял и когда он вернется, мы попьем в нашем любимом баре пива. Я тогда был погружен в свои дела и не стал выяснять, куда он собирается.

Я совсем не фанат пеших походов, как мой покойный друг, но и не ярый противник. Наоборот, временами я только за выбраться из городской суеты и встряхнуться. Но бродить по лесам и горам больше недели я пас, и не особенно люблю сложные маршруты. Тем не менее, я не лох на туристической тропе. Поэтому мы частенько разговаривали о разных местах, обсуждали планы походов. Я стал припоминать, не рассказывал ли мне Паша о том месте, куда совершил свой последний маршрут.

Я снова позвонил Лене, долго говорил с ней и выяснил некоторые детали. Карты и описания в Сети еще больше прояснили картину. Место гибели друга было на небольшом поле. Хотя до ближайших населенных мест и дорог сравнительно недалеко, но туда редко ходили люди. Добираться было неудобно, с одной стороны болото, с другой сильно пересеченная местность. Интересных мест для туристов там нет, промыслового значения для охотников, лесозаготовителей и тому подобных ягодников у нее тоже не было. Так что люди туда заходили нечасто.

Это-то и привлекло Пашу. Безлюдное место, где можно пожить несколько дней в совершенном одиночестве. Я вспомнил о его планах туда наведаться. По иронии судьбы, друга нашли егеря, которые на это поле очень редко заходят. По злой иронии, всего через несколько дней после его смерти.

Смерть ужасна тем, что она окончательна и бесповоротна. Если человек уехал от тебя за полмира, если вы с ним смертельно рассорились, все равно есть шансы, что вы встретитесь и поговорите. Но человек умирает, и ты больше его не увидишь никогда. Когда ты это понимаешь, то к сердцу поднимается горькая тоска. Не так-то у меня много друзей и хороших знакомых, и вот один из них ушел навсегда.

Меня потянуло пройти тропами покойного друга, побывать на месте, где он был в последний раз. Желание было иррациональным, но очень сильным. Я подумал, почему бы и нет. Через неделю отпуск, а я, как уже говорил, турист с опытом. В один прекрасный день я схватил рюкзак, прыгнул на электричку и отправился в путь.

***

От станции нужно было идти больше тридцати километров. Я приехал туда в десять утра и надеялся быть на месте часов через восемь-десять. На худой конец, можно переночевать в лесу, с палаткой это не проблема. Стояли еще длинные июльские дни, погода была шикарной, так что никаких проблем не предвиделось. Первая часть пути была сплошным удовольствием. Я шел по песчаному проселку, дышал хвойным воздухом и чуть ли не напевал на ходу. Затем пришлось свернуть в лес. Я шел по компасу, сверяясь с распечатанной гугл-картой и вроде бы не отходил от маршрута.

Затем я подошел к небольшой речке и здесь начались проблемы. Нужно было пройти вдоль нее, затем перейти вброд. Берега были плотно заросшими кустарником, а почва болотистой. Промочив ноги и довольно сильно поцарапавшись, я уже начал жалеть о походе. Перейдя речку, я еще немного продирался через заросли, а затем вышел на открытое пространство.

Поле было небольшим, наверное, километр в диаметре и имело форму почти правильного круга. Мне надо было его пересечь, чтобы выйти к вагончику. Я быстро шагал, наслаждаясь приятным ветерком и пряным запахом трав, которые шелестели при каждом шаге.

Вот вдали показался вагончик. Типичная такая старая бытовка, на колесах, с облупившейся краской и местами ржавая. Кому ее понадобилось здесь устанавливать? И как они ее сюда завезли? Наверное, строители ЛЭПки, которая шла в нескольких километрах. А завезли по уже заросшей дороге. Ведь могло пройти лет двадцать. По центру вагончика находилась дверь с маленьким крылечком. Я взялся за ручку но приостановился. Все-таки здесь умер мой друг. Я несколько раз глубоко вздохнул и дернул за ручку.

Внутри очень сильно и плохо пахло. Слева были расположены нары в два ряда, справа стол с лавками. Над столом и с противоположной стороны висели шкафчики. На полу валялось немного мусора, на столе стояла пара консервных банок. Я подошел к нарам. Значит, здесь и свел счеты с жизнью мой друг? Я присел к столу и задумался. Что же заставило его погибнуть так страшно? Не то, чтобы я собирался найти ответ на это здесь. Наверняка, вагончик обыскала полиция, и если здесь были какие-то зацепки, то они бы их нашли. Но, как говорится, "для очистки совести".

Первым делом я заглянул в кладовку, или как там, в общем, отдельное помещение со входом изнутри. Открыл дверь, посветил, и тут же закрыл. Вот откуда пахло. Весь пол там был усеян фекалиями. Судя по сравнительной "свежести", это был Паша. Свиньей он никогда не был, так что можно предположить, что друг категорически не хотел выходить из вагончика. Интересно, почему?

Я заглянул под нары, покопался в шкафчиках. там была солонка с окаменевшей солью и пара книг. Техническое руководство по электрике (гипотеза о ЛЭПке подтверждается) и совершенно мне не известный советский писатель. Я положил книги назад. Сел за столик и стал думать, ночевать ли мне. Под ногу что-то попало. Я заглянул под стол. Это был маленький огрызок карандаша. Я еще немного посидел, потом кое-что сообразил. Достал из шкафчика обе книги и очеть тщательно их перелистал.

В конце руководства было несколько страниц "для заметок". Они были густо исписаны, насколько я помнил, это был пашин почерк. Я вышел на крыльцо, где было светлее и принялся читать.

***

На случай, если я здесь умру. Я, Павел Михайлович Коршунов, пришел сюда двадцать восьмого мая 202* года. Я хотел просто побыть несколько дней в глуши, подумать о жизни. Все было нормально два дня. На третий у меня появилось тягостное чувство, что кольцо леса вокруг поля сжимается и не хочет меня выпустить отсюда. Я, конечно, выбросил эти мысли из головы, но мне стало некомфортно здесь, и я решил уйти на следующий день.

Утром я вышел из вагончика и стал собирать рюкзак, чтобы двинуться в путь, но увидел на краю поля быстро приближающееся пятно. Метрах в пятидесяти я увидел, что это медведь и забежал в вагончик, захлопнув дверь и закрыв ее на задвижку. Внутри я до боли сжимал рукоятку топорика, прекрасно понимая, насколько это жалкое оружие.

Я надеялся, что зверь просто проявил любопытство и скоро уйдет. Однако я время от времени слышал звуки его передвижения, сопения и порыкивания вокруг бытовки. Наступила ночь, и я кое-как устроился спать, надеясь, что медведь не взломает дверь и к утру уйдет. Утром я приоткрыл дверь и выглянул наружу. И был страшно разочарован, потому что зверь прохаживался по полю в нескольких десятках метрах от вагончика. Я очень осторожно подхватил рюкзак с земли. Вчера я думал, что медведь его раздербанит, но рюкзак был цел. Потихоньку я стал отходить от вагончика, собираясь пойти в противоположную от медведя сторону. Но зверь снова помчался ко мне, и я едва успел вскочить внутрь. Какого хрена ему нужно? Если он хочет меня сожрать, почему не ломится внутрь? Я, конечно, был рад этому, но не знал, что и думать.

Ладно, утро вечера мудренее. Я съел половину последней банки тушенки и лег спать.

Утром я снова выглянул из вагончика и выматерился. Медведь неподвижно стоял метрах в двадцати от меня. Очень осторожно я сделал несколько шагов вбок. Там стоял бачок, наполненный дождевой водой. Медленно я затащил его внутрь, готовый сразу бросить, если что. Затем, осмелев, я сделал несколько шагов к медведю и стал его разглядывать. Он ни разу не пошевелился и я смотрел на него несколько минут. Лучше бы я этого не делал.

Вся шкура медведя была в язвах, над которыми вились мухи. Голова была иссохшей, а глаза белыми. Зверь был мертв, но не лежал, а стоял. Порыв ветра донес до меня омерзительную вонь, и меня чуть не стошнило. Он пошевелился, и я завопил и в несколько прыжков добежал до бытовки. Там я упал на нары, накрыв голову руками и заплакал. Прошло несколько часов и я успокоился. Сейчас я пишу это, осознавая всю нереальность происходящего. Мне это нужно, чтобы успокоиться и и не сойти с ума. Еще, чтобы доказать себе, что все это правда было, когда выберусь.

...

Медведь был неделю. Ел макароны и гречку, размочив в воде. Вода заканчивается, еда давно.

...

18?

Не выберусь. Значит, пишу кто найдет. Что это, господи, господи. Медведь исчез, пробовал уйти. Дальше просто бред. Галлюцинации? Люди стоят вокруг, красные дыры вместо глаз. Шепчут. Невыносимо страшно. Пробовал пройти мимо них, не мог себя заставить. Несколько ночей шепот в голове.

Затем выглянул в щель. Небо затянуто черной бахромой, земля плывет волнами, разевая рты.

Отец сказал, что так и должно было случиться. Когда он говорит со мной, черные уходят.

...

Этот. Шепчет в ухо, хохочет. Объяснил, почему я здесь. Говорит, что мне не выбраться.

25?

Господи, господи. Вверяю себя в руки Твои. Спаси меня. Прости мои грехи. Есть хочу. Есть хочу. Мама. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Господь мой, спаси меня. Спаси, пожалуйста.

Не могу больше. Не могу терпеть голода и страха. Господь простит меня, поймет. Мама, Лена, все, кто меня знал, прощайте.

***

Я отложил книгу в сторону и просто не знал, что и думать. Проще всего было списать на галлюцинации. Медведь мог и быть, а вот потом? Страх, голод, отравился продуктами? Могло быть все, что угодно.

В этих записках, если выбросить всякую мистику, меня поразило два момента. Отец Паши умер, когда другу было четыре года. Он его совсем не знал. И еще. Паша был совершенно нерелигиозен. До какой же степени отчаяния он дошел, если перед смертью обращался к Богу.

Слезы сами навернулись на глаза. Бедный, бедный друг! Я закурил сигарету. Тем временем стало смеркаться. Черт, мне совсем не хочется заночевать тут. Но ставиться где-нибудь в лесу, в потемках, будет хуже. Ладно, как только светать начнет, пойду.

Я подумал, что если бы попал в пашино положение, предпочел бы выйти навстречу этим тварям, чем умирать с голоду.

***

Н-ские вести

Роковая бытовка

Две загадочные смерти произошли в ста километрах от нашего города, в одном и том же месте с разницей в месяц. Работник фирмы по продаже строительного оборудования покончил с собой в бытовке, которая находится на поле в двадцати километрах от железной дороги, в безлюдных местах. И вот, недавно там же обнаружили тело его друга, который по непонятной причине прибыл туда. Он лежал в нескольких шагах от бытовки. Причина смерти выясняется, но как выяснил наш корреспондент, убийство или суицид исключены.

Рома нашёл их в канаве только рождёнными. Два котика. Два маленьких и беззащитных комочка. Оба в ладонь ему уместились. Хозяева, которые их выкинули, были очень «добрыми» людьми. Не решились утопить, похоже. Подумали, что смерть в канаве под дождём гуманней. Один котик был поменьше, слабее. Уже посинел и не двигался. А его брат ещё издавал слабые писки из травы. Рома услышал эти жалобные звуки. Отыскал котяток в траве. Принёс домой, пришлось прогулять работу. Котята важнее. Отогрел сразу. Сходил за шприцами в аптеку и в магазин за молоком. Нагрел молочка, покормил. И так каждые три часа… приходилось не спать. Пищать котятки начинали, просили кормёжки. И нужно было их поить молоком.

Посиневший котёнок со временем отошёл, стал двигаться. Слава Богу. Рома не пережил бы смерти котёночка на своих руках. Ему удалось их спасти.

Пришлось выйти на «больничный», чтобы ухаживать. Терапевту Рома сказал, что у него пересекло спину – такое никак не проверишь, возразить нечего, потому дают «больничный». Предложили, правда, укольчик, но Рома сказал, что предпочитает миорелаксанты пить.

А поход в поликлинику получился тревожный. Как там котятки дома? Без него. В этих очередях к терапевту одуреть можно было…

Затарился едой на несколько дней в магазине. Прибежал домой. Все на месте, все живы! А он-то уже подумал, что могло случиться что ни будь нехорошее. Накрутил себя, прям как любящая мать! Настолько уже привязался к этим котятам.

Котики пищали, голодные. Но Рома тут же их накормил. И только тогда на душе сделалось хорошо. Спокойно.

Котики ели много. И росли, что называется, на глазах. Радостно.

Несмотря на сложности – кормить котяток приходилось довольно часто – это было самое счастливое время для Ромы за многие месяцы. Развод сильно подкосил его. Жена отсудила себе сына, к которому Рома был очень привязан. А потом начала всячески мешать им видеться по выходным. Настраивала маленького сынишку, который ещё ничего не понимал, против Ромы. Сынишка плакал, он не понимал, почему это «папа плохой», но бывшая, видать, наказывала сынишку, если тот отвечал согласием, например, на предложения Ромы съездить в парк аттракционов.

-- Ты не нужен ему! Он не хочет тебя видеть! Больше не приходи к нам, Рома! У него теперь другой отец!

Спустя множество скандалов и нервотрёпок бывшая всё-таки своего добилась. И хоть прошло уже два года – чего-то не занялась новая жизнь. Рома уже смирился, кажется. Но всё шло наперекосяк. Сплошная череда неудач. Ничего делать не хотелось, на работу ходил с трудом. Рома начал пить. По вечерам, но каждый день. А в выходные напивался с самого утра.  

Сейчас же он перестал это делать. Даже не возникало желания, хотя, казалось бы – «больничный». Пей сколько влезет! Но совсем не хотелось. Это Рома осознал с приятным удивлением для себя. Зачем пить, когда и так хорошо? Когда есть котятки? Матёрый и Синяк – так он их назвал.

Радостно, прекрасно. Восхитительно.

К чертям все душевные хвори! На душе началась весна. Смысла в жизни не было – и теперь он появился. И всё раскрасил.

Рома продлевал «больничный» до самого последнего. Через две недели терапевт выписал Рому, сославшись, что больше продлевать не может. Поэтому пришлось идти на работу.

Котятки уже немного подросли. Наверное, потерпят.

Рома научил их пить из миски с молоком. Поэтому пропасть не должны…

И всё же, он почувствовал некоторую пустоту внутри, едва сел в машину. И на работе он всё не мог найти себе места.

Как же он привязался к котяткам! Накрывала тоска, печаль и скука. Было трудно сосредоточиться на задачах, когда дома могли умереть хрупкие и беззащитные перед жестокой вселенной существа.

В обед Рома не выдержал и наведался домой, почти в панике. Котята пищали. Они выпили всё молоко и просили ещё. Какой хороший у них аппетит! Большими вырастут! Рома наполнил миску снова, погладил Матёрого и Синяка. Тут же полегчало. И поехал на работу, где его снова повстречала тягучая тоска.

До вечера он едва дотерпел. Работать было просто невозможно.

Как бы ещё взять больничный, думал Рома, психуя в пробках. Или что бы такое придумать? И без того денег мало придёт в следующем месяце…

Так прошло несколько дней.

Рома решил взять котяток с собой. В офисе можно будет их подкармливать. Они будут сидеть рядом и этим его успокаивать. Отличная идея.

Рома привёз котяток в переноске. Показал их коллегам, с неохотой. Никогда не любил с теми общаться, но пусть познакомятся со своими новыми соседями. Коллеги же воротили носами. Выразили отвращение, смешанное с удивлением.

Так явно не любить котят – это уже диагноз. Нелюди.

Но и чёрт с ними. Рома всегда знал, что его коллеги – придурки, а сейчас лишь сильнее убедился в этом.

-- Что за… что это? – спросил у Ромы технический директор, когда навестил своих подчинённых на утренней планёрке.

-- В каком это смысле?

-- А в каком ещё может быть смысле? Что ты принёс сюда?

-- Это котята. Маленькие. Их не оставить дома, подкармливать надо. Потому и принёс сюда. Это вроде не запрещено.

-- …психушка… -- директор не сразу нашёлся что сказать, а коллеги посмеялись над реакцией своего начальника. -- Глаза разуй, что ли... А я и думаю, чем это от тебя несёт в последнее время. Больше не приноси сюда эту гадость.

-- Ты че, офигел так говорить?!..

-- Ты ещё и выражаешься? «Ты»?

-- Вы тоже поласковей! Я их выходил, спас им жизнь. Они мне как дети собственные!

-- …Понял… -- повёл бровёй начальник. – Но я серьёзно. Больше не приноси это сюда… «Пожалуйста», если угодно. Договорились? Только не обижайся на меня. Я серьёзно.

Рома остолбенел. Он бы вмазал уроду по роже. Но не осмелился. Только разозлился.

-- Договорились, -- буркнул Рома. Планёрка началась. Технический директор раздавал указания, морщил нос. Потом распахнул окно настежь, хотя на улице погодка была холодная. И убрался прочь сразу, как планёрка завершилась. А коллеги частенько оглядывались на Рому. На переноску с котятами. Но, как и прежде, не говорили ему и слова. Натянутые отношения с коллегами – этого и врагу не пожелаешь. Неприятно.

В тот день коллеги старались выходить в курилку почаще и в кабинете проводить времени поменьше.

-- …он всегда был странный, но чтоб настолько… -- услышал однажды Рома, как они шептались. Он искренне не мог понять, в чём дело. И что же вызвало подобную реакцию.

Жестокие люди. В конце концов, кто-тоже выкинул этих котят в канаву. Мир полон моральных уродов. А насчёт своих коллег Рома никогда не сомневался. «Нормальные» люди всегда отличаются особенной низостью.

Невыносимая рабочая неделя без котят продолжилась. Их Рома оставил дома. Они так жалобно  пищали, когда он подошёл к двери, что тот едва заставил себя выйти на улицу.

Невыносимая тоска. Опустошающая душевная боль. Полное отсутствие мотивации. Рома даже снова схватился за водку. Чтобы просто перетерпеть работу до вечера. Пил в тайне. Но немного перебрал.

И это сыграло с ним злую шутку. Чувства взвинтились. И Рома уехал домой после полудня, не поставив никого в известность.

Радость, спокойствие, ощущение осмысленности.

Дома, рядом с Синяком и Матёрым, было хорошо.

Несколько дней Рома не выходил на связь, справедливо опасаясь быть вызванным в офис. А потом ему из отдела кадров прислали СМСку с сообщением об увольнении по статье. За прогулы.

Рома наплевал на всё. Эти маленькие и милые существа стали его смыслом жизни.

Рома вдруг осознал, чего ему не хватало всю жизнь на самом деле. Ему не хватало заботы о других. У него никого не было, о ком бы он мог позаботиться. И эту жажду он глушил в алкоголе. У него отняли сына. А теперь хотели отнять и котят. Они ведь умрут без него! Не смогут жить в квартире. Им одиноко и страшно одним. Котята могут случайно упасть с высоты и разбиться в кровавую лепёшку. Поломать свои ножки. Стать инвалидами.

Они ведь так любят лазить по стенам… Опасно. Рома пытался сказать им, чтобы котята так не делали. Но котята всё равно лазили, ползали. И, когда отсыревающие обои отклеивались, шмякались вниз.

После пары панических атак, вызванных этими падениями, пришлось оборвать все обои во всех комнатах. Теперь обои валялись на полу повсюду. Выносить их в мусорку не хотелось.

Рома не сводил глаз с котяток. Улавливал каждое их движение. Любил каждое их движение. Он не мог допустить, чтобы котята разбились в кровавые лепёшки. Не хотел увидеть их разбросанные по полу кишки. Поломанные лапки с открытыми переломами. Не хотел.

Рома гладил котяток и был счастлив.

Жить ради других – вот что действительно важно.

У Ромы была финансовая подушка и собственный дом. А значит работать не так важно. Сейчас котятки вырастут, станут самостоятельными. Смогут жить и без него. Хотя, конечно, не хотелось бы такого. Не хотелось бы вновь сделаться никому не нужным. Но…

Как же быстро они росли…

А котятки росли. Росли. Странно, что они стали больше обычных кошек. Сделались тяжёлыми. И теперь просили не только молока. Им стало его мало. После небольших экспериментов, Рома выяснил, что больше всего котятам нравится сырое мясо. Чем свежее – тем лучше.

Кушайте, мои хорошие! Я вам ещё принесу!

Разожрались так, что стали больше средней собаки! И всё не останавливались в своём росте. Это было очень странно. Что за порода такая? Точно ли это котятки?

Рома засомневался.

Вообще, с чего он взял, что это – котятки?

Они же совсем на них не похожи.

Они длинные. Большие. Клыки у них больше походили на жвала. Тело их опоясывали многочисленные «юбочки». При помощи которых они иногда взлетали с пробирающим до дрожи жужжанием.

С отвратительным жужжанием. Как летающие тараканы.

Какие же это «котятки»?!...

Рома паниковал. Особенно в моменты, когда сладкая пелена из любви, заботы и умиления куда-то пропадала.

Рома паниковал, когда всё менялось на кошмар. На ужас. На грязь, фекалии и гниль.

Он хотел бы сбежать из дома. Но теперь его не отпускали.

Они стали больше и сильней, чем он. А холодильник стремительно пустел.

Питомцы теперь не давали Роме привычной дозы опьянения. Они всегда управляли им. Жестоко манипулировали. Как же поздно он это понял. Теперь даже голова работала по-другому. Совсем иначе.

Курьер. Да. Курьер. Позвать курьера. Вот только денег нет. Последние.

Питомцы теперь обжигали Рому кошмарами, безнадёгой. Намеренно лишали его спокойного сна. Рома вырубался, когда нервная система оказывалась совсем истощена. Только когда питомцы переваривали очередные килограммы мяса – удавалось немного поспать.

Они распрыскивали что-то по воздуху. На окнах проступал конденсат. Цветы давно подохли, завяли.

Иногда питомцы кусали. Укусы их были хуже всего. После укусов уснуть нельзя было три дня. И убежать было некуда. Всё это сидело в голове. Рома стремительно менялся, но ничего не мог поделать. Дважды он брал в руки телефон и набирал заветные три цифры… но каждый раз стирал их. В надежде на милость. В надежде, что всё ещё наладится. Что нужно всего лишь перетерпеть.

-- Всё в порядке? – спросил курьер, привезший пакеты с едой. Паренёк увидел серую и необычайно исхудавшую фигуру, высовывающуюся из темноты. Окна Рома заклеил уже давно. Свет резал глаза. Курьер отпрянул, учуяв резкий запах дерьма, мочи и гнили.

-- Всё в порядке, -- ответил Рома и захлопнул дверь. Он боялся оставаться с тварями наедине. Но ещё сильнее он боялся, непонятно почему, покинуть дом, потерять своих любимцев.

Что будет, когда мясо закончится?

Понятно, что будет…

В один день Рому вырвали из бессознательного состояния. Странные звуки. Существа скреблись в дверь. Царапали порог, пытаясь вырыть подкоп. Они просились наружу. Просились погулять. Но теперь они не пищали жалобливо. Они угрожающе клокотали. Рома боялся. Сердце заколотилось. Нет. Только не это. Пожалуйста! Он боялся потерять рассудок от чувства безнадёги, которое одолевало его, едва он отходил от своих питомцев достаточно далеко. Без них он больше не сможет жить. Никогда. Это Рома уже давно усвоил. Сколько времени вообще прошло…

Но ещё больше Рома боялся оказаться в немилости у своих любимцев.

Раздирающее душу отчаяние пронзило его. Они всегда добивались своего. Им сопротивляться было невозможно. Тогда Рома распахнул дверь, выпустив неземных чудовищ наружу. И они тут же взмыли ввысь. Зажужжали многочисленными «юбочками». Клокот пронзил округу. На дворе была глубокая ночь.

Они отправились на свою первую охоту. Теперь они стали самостоятельными. И совсем взрослыми.

А Рома рухнул у порога. Его рвало от невыносимой тоски. И от жгучего страха. Что же он натворил…

Продолжение следует, если пост наберёт 500 лайков, а то писать в пустоту без мотивации... не наберёт, ну тогда не буду писать ваще, что ж, вы тут судьи... ;)

**

А спонсорам сегодняшней главы выражаю благодарность!)

Неопознанное зачисление 1090р

Александр 1000р «Жги темнейшего и спасителей»

Дмитрий П. 100р «На темнейшего! может добавишь больше развития баронства Миробоичей? Как вариант уникальные сплавы и материалы Изнанки - для усиления войск» Ответ: Развития баронства и без того много, уже 60 глав «вступления».

***

Мой телеграм канал, на котором вы точно не пропустите проду, если пост наберёт 500 лайков: https://t.me/emir_radrigez

В первый раз я увидел Ничто в возрасте лет девяти. Тот вечер я запомнил отлично. Дом сотрясался от грохота и крика отчима. Он бил кулаком в стену и что-то выговаривал моей бедной матери.

Отчима я видел редко - он часто работал в ночные смены на скотобойне, а выходные прожигал в пабе с приятелями. Дал он мне хотя бы каплю отцовской нежности? Нет. Я его просто ненавидел.

Пару раз он порывался ворваться в мою комнату с криками: “я выпорю этого негодника!”, “Засранец получит у меня!...”, но матушка его каким-то чудом останавливала. И после очередного скандала отчим наконец-то завалился на диван и захрапел.

Услышав эти звуки свиньи, я рискнул вылезти из-под одеяла, в которое замытывался с головой, в надежде, что папаша меня не заметит. Тогда-то я и увидел в первый раз Ничто.

В самом темном углу комнаты, между платяным шкафом и стеной, я разглядел шевеление. Начала подумал, что показалось. Минут пять вглядывался в темноту, таращась как полоумный, скорее от страха. Шевеление повторялось - я отчетливо видел, как темнота вздымается и опадает, словно ком черноты дышит.

Внезапно пришло озарение и я даже позвал “кс-ксс”. Дело в том, что иногда ко мне захаживал соседский кот, но я вспомнил, что он умер на прошлой неделе.

Может быть соседи завели нового кота? После звука моего голоса копошение в углу резко прекратилось и в эту ночь ничего необычного больше не происходило.

- Мам, домовые существуют? - спросил я у матери на следующее утро, пока она жарила мне яичницу, отвернувшись к плите.

- Что? А? - спросила она рассеянным голосом, чуть повернувшись. Я сразу же углядел синяк у нее под глазом. Мои руки беспомощно сжались в кулаки, но что мог сделать ребенок.

- Мам, это сделал он?

Мать только всхлипнула и махнула рукой.

- Мам, почему ты не прогонишь его или мы не уедем? - мне тогда казалось это очень простым решением.

- Джеймс…, - мама уже не скрывала лицо. Лишь грустно улыбнулась и села рядом. - У нас нет абсолютно никаких сбережений. Если мы уедем, нам придётся побираться, жить в приюте и питаться черти как. А у тебя школа, да и Патрик редко дома.

Я лишь насупился. Разве стоило это всех лишений и несчастий, которые он приносил в нашу семью?

На следующую ночь Ничто появилось опять. Оно сидело в тёмном углу и в этот раз я смог разглядеть как будто многочисленные щупальца. Они плавно раскачивались и постоянно теряли свои очертания.

Это было похоже на листья, колышущиеся ночью за окном. Такой же звук издавало Ничто. Еле слышный шелест: ссс-сс-с. Где то с полчаса я не шевелился, а затем решился спросить.

“Кто ты?”- мой голос звучал еле слышно, но Ничто все равно испугалось и исчезло. На утро я совершенно не выспался. Каникулы закончились и мне нужно было собираться в школу, а я заснул лишь под утро в бесплодных часах ожидания необычного существа.

- Джеймс, твой завтрак на столе. Бутерброды в холодильнике, - прокричала мне матушка.

- Хорошо, мам, уже иду!

Входная дверь хлопнула - мама ушла на работу в прачечную, а я вышел из своей комнаты и побрел в сторону кухни. По дороге забрел в туалет и, умывшись холодной водой, немного воспрял. У меня оставалось пятнадцать минут на сборы. Перекусить успею.

Однако, позавтракать так и не удалось. У двери кухни я замер, увидев, что тарелка пуста. Влажный склизкий слой из остатков еды вел прямиком к вентиляции и терялся внутри. Сетка была на месте, значит, что-то просочилось внутрь.

Сглотнув слюну, я кинулся в свою комнату и наспех переоделся, постоянно поглядывая в углы, хотя сейчас было светло. Не став возвращаться на кухню за бутербродами, вышел из дома и помчался в школу, хотя радости у меня не было абсолютно никакой. В школе меня задирали местные хулиганы и особенно один из них - Уилкок из класса постарше.

Высокий и щекастый он выбрасывал мой портфель, плевал в тетради и всячески издевался. Но, даже вытерпев все издевки, возвращаться домой мне не хотелось. Поэтому после школы я побрел на заброшки - так назывался райончик с заброшенными гаражами. Почти все из них развалились, но оставалось несколько помещений с сохранившейся крышей. Там то и любили иногда собираться подростки. Убедившись, что сейчас пусто, я уселся возле потухшего очага и задумался.

Что за странное существо поселилось в моем доме? Что ему нужно? Тогда, кстати, я и решил назвать его Ничто. Мне было известно лишь одно - Ничто любил кашу. Может быть и другая еда придётся ему по вкусу?

Они подкрались почти незаметно. Уилкок и его банда, видимо, выслеживали меня от самой школы. Треск сухой ветки я услышал в последний момент. Вскочив, заметался, но путь преградил здоровенный детина.

- Куда торопишься, ублюдыш! - зашипел он сквозь зубы и оскалился.

Я стоял, потупив взгляд, и стараясь не смотреть тому в глаза. Одно я точно знал - говорить было бесполезно, лучше прикинуться ветошью.

- Отвечай, когда я к тебе обращаюсь! - Завопил Уилкок и толкнул меня в плечо, от чего я тут же упал. - Слышал, твой папаша бросил тебя, потому что ты достал его своей тупой физиономией!

Уилкок заржал и остальные загоготали вместе с ним.

- Мой отец уехал на заработки. Скоро он вернется и покажем вам всем! - Тихо, почти не слышно прошептал я.

- Что? Слышали, что вякнула эта мелочь? - Уилкок от смеха аж упёрся ладонями в колени. - Говорит, что папашка работать поехал и скоро вернется. Именно поэтому мистер Дерикс ушел из моей семьи к твоей матери! - Уилкок сверкнул глазами.

Это был общеизвестный факт. Патрик Дерикс, мой отчим, жил несколько месяцев с матерью Уилкока, и, насколько я знал, Уилкок уважал Патрика. Однако, тот выбрал для себя более выгодное место проживания - большой фамильный дом моей матери, доставшийся нам в наследство от деда. Несмотря на то, что денег на его содержание у нас не было, дом находился в отличном состоянии и, хотя у нас были предложения продать его и уехать, мать ни за что не соглашалась.

“Дед очень много сил вложил в этот дом и завещал его тебе, сынок!”. Деда я не помнил, но однажды на чердаке нашел его записную книжку со странными заметками. Я ничего не понял, ведь там была куча математических формул и записей на неизвестном мне языке. Однако, меня заинтересовали изображения, нарисованные ручкой. В школьной библиотеке я нашел старую книгу, в которой были похожие картинки и назывались они руны. Руны использовались для различных ритуалов оберега и вызова духов.

- Что молчишь, ублюдыш! - ненависть Уилкока была ко мне понятна.

- Пусти, - процедил я сквозь зубы.

Уилкок подхватил какую то палицу и с усмешкой направился ко мне.

Выход оставался один. Словно юркий зверек я пригнулся и бросился вперед, проскочив прямо под ногами шайки. Но несмотря на то, что двигался я быстро, они тоже не медлили и я буквально ощущал их дыхание позади себя. Сразу за гаражами начинался лес. Я бросился в сторону узкой тропы, которая вела через небольшой мост. Может смогу затаиться там или бежать дальше, смотря по ситуации.

“Стой, мерзавыш”, - орал Уилкок позади. Деревья мелькали одно за другим. А ноги несли вперед. Вот и мост впереди. Но они все еще преследовали меня и не оставалось ничего другого, как броситься дальше - по направлению к дому.

Чем дальше я бежал, тем больше отрывался от преследователей, но и дыхание почти заканчивалось. Один вдох, другой. Нет, не время тормозить. Оторваться от них было невозможно, и единственным вариантом оставался дом.

Вот крыльцо. На полном ходу достаю ключ, который болтался у меня под футболкой на ремешке. В два счета преодолеваю ступени и вставляю ключ в замочную скважину. На секунду замираю. Вроде погони нет…

Уилкок показался с обратной стороны дома. Вот же хитрец! Пошел коротким путём. У меня оставалась секунда, чтобы ворваться внутрь и закрыть дверь. Дверь открылась и я юркнул внутрь, потянув перегородку за собой. Я не успел. Уилкок был значительно сильнее меня и он уже тянул дверь с обратной стороны и явно выигрывал.

Оставался единственный вариант. Я резко бросил дверь, чем выиграл пару секунд времени. Уилкок отлетел назад, не справившись с законами физики. Но мне было достаточно. Я влетел в ванную комнату, находившуюся по коридору в самом конце и заперся на замок. Теперь у меня есть еще пару минут времени, пока преследователь не вынесет ее в щепки.

Я прислонился спиной к двери и позволил себе расслабиться на мгновение. Только сейчас отметил, как дрожали конечности, а из зеркала на меня смотрел испуганное лицо с практически черными от страха глазами.

Прямо за дверью заорал Уилкок:

- Ах ты сукин сын! Тебе конец!

Услышав его крик, я бросился к душевой. Прямо над ней белела навесная тумбочка с аптечкой, и только владельцы дома знали, что она фальшивая. Уж не знаю зачем, но когда дед проектировал дом, он добавил несколько скрытых проходов. И один из них сейчас мне весьма пригодился. Влезал в узкий проход я под аккомпанемент выбиваемой двери. Как только влез, прикрыл дверцу и вовремя! Уилкок ворвался в ванную комнату. Я же оказался в подвале. Здесь было достаточно темно, но дневной свет, пробивающийся через щель, немного растворял мрак.

В глубине подвала раздался шум, а затем что-то стукнулось о мои ноги

Это был металлический шар. Я поднял его и вгляделся в темноту

- Ничто? - неуверенно спросил я в темноту.

- Джеймс! Я тебя слышал. Ты в подвале и оттуда не выберешься, - голос Уилкока раздавался все ближе. Он вернулся в коридор и по ступенькам спускался в подвал.

Я перевел взгляд в темный угол. Шевеление пропало. В ту же секунду оборвался и голос Уилкока...

Продолжение следует, если текст наберёт больше пятиста плюсов. Это моя мотивация. Не хочу писать в пустоту, извините...

У матрицы заканчиваются для вас варианты, гонит по кругу)))

Моя мать на такое начала жаловаться в 60 лет - до пенсии жила в деревне, свой дом, постоянное общение только с деревенскими, человек 300-400. В город (райцентр) за крупной покупкой или в поликлинику выезжала раз в месяц наверное. В город областной - раз в год.

За 55 лет один раз была в Москве, до замужества, и два раза была на море, еще до развала СССР.

В 55 лет вышла на пенсию, сперва мы ей подарили путевку на пару недель в санаторий, съездила, понравилось. В том же году подарили поездку в город рядом с морем, съездила чуть больше, чем на месяц, вернулась немного так не в себе. Видно, что что-то у нее случилось, и молчит про это, говорит только, что больше никуда не хочет ехать.

Потом все же поехала на следующий год на море, и стала каждый год на море ездить. То один раз за год, то и на наши моря летом, и не наши весной. То "все включено" в отеле, то в частный сектор в домике, то в съемную квартиру.

Наконец, в 60 лет на юбилее разговорилась, что ее там напугало после первой поездки. Дальше от первого лица:

"Сперва в санаторий интересно было съездить, одни поезда чего стоят, как изменились за 30 лет. Проводницы вежливые, полки удобные, все на своих местах, не накурено, туалеты какие чистые. В самом санатории тоже все чисто, все вежливые, пьяных нет, в столовой чисто.

А мне же мучное-то нельзя, дали диабет-стол, и диабетиков больше не было. Мне персонально принесут и суп на ужин если спрошу, и салат к завтраку, и спросят, хочу больше мяса или рыбы - все одна и та же девушка, аккуратная такая, спокойная, улыбчивая, светленькая. Разговорились, я ей шоколадки приносила из местного магазина, все одни там продавались, передавала для ее сына Миши, она рассказывала - сын у нее Миша, маму зовут Валя, сама она Марина.

Очень там понравилось, а потом когда на море поехала, это же в другую совсем сторону от санатория. И села-то ночью, под утро сахар упал в поезде, так мне проводница принесла чаю и шоколадку. Я и ни к чему сначала, в глазах темно, ем шоколадку, чай пью, проводница подходит опять "получше вам стало?". Смотрю на нее - а это же Марина! Смотрю на обертку шоколадки - так та шоколадка, которые я Марине давала. Говорю "Марина, ты?", она смеется, говорит "С мамой путаете, маму у меня зовут Марина, я Валя".

Извинилась, мол, так и так, была в санатории, так там девушка на вас очень похожа. Она говорит, мол, бывают похожие люди, ее часто с кем-то путают. Но меня это немного напугало, тем более проводника соседнего вагона звали Миша.

На море приехала, из санатория-то не выходила, а тут хожу по городу - господи! На ближнем рынке хлебом торгует женщина, один в один твоя учительница физики, и родинки на лице такие же. В кафе зашла, сижу, смотрю на людей, заходят пара старичков - один в один наши соседи по картошке, знаешь ты их. Только старичок не хромает, а старушка незагорелая, и говорят по городскому.

Дальше больше. Первые недели две еще изредка встречала кого похожего, а последние дни иду по этому незнакомому городку, и все лица знакомые - кто наши деревенские, кого в райцентре видела, кого в областном.

В магазинчик какой зайду, стану выбирать и приблазнится, что в райцентре в магазине стою, тот же магазин, та же продавщица. Думаю уж стою, как бы на автобус до деревни не опоздать, да чего купить, а выйду - пальма стоит, так я не в райцентре, а с ума схожу, видимо.

По городу иду, сверну на незнакомую улочку, и вот уже по райцентру опять иду, и крылечко нашего хозяйственного, и собаки наши на нем валяются. Пройду чуть дальше, а на горизонте-то море, ну точно с ума схожу.

И я вам ничего не сказала, а пошла сперва к неврологу, она меморию выписала. Сказала, нечего бояться, возраст. Потом к зиме соседка засобиралась тоже весной на море ехать, да ко мне зашла вместе с дочкой, спросить, чего брать, чего бояться.

Я им и рассказала, как мне приблазнило. Так ее дочка сказала, мол, жила я 30 лет так, что видела только деревню да райцентр, и это просто мой мозг так справлялся с новыми впечатлениями. Не надо бояться, надо набирать еще больше впечатлений, чтобы мозг работал. И так я и полетела тоже весной на чужое море. А там первые дни ничего, все незнакомое, потом иду - господи, навстречу идут пара, вылитые наши гинеколог с женой своей. Опять думаю началось с мозгом. А они здороваются, оказалось, это они и есть, через одну турфирму путевки брали.

И так мне и спокойно стало насчет этого. Вот сколько езжу, больше мой мозг такого не выдавал, привык видимо".

У меня самой тоже такое было пару месяцев, когда из деревни приехала учиться в незнакомый город. Как устану или не высплюсь - все лица деревенских в толпе мелькают, присмотрюсь - другие люди. Или в туалет налоговой например зайду машинально, задумаюсь, и вот я уже в школьном туалете, выхожу и осознаю, что это налоговая другого города, удивлюсь. Потом видимо впечатлений набралась, и это прошло.

Но вот что мне интересно. Хотя и жили мы в деревне, и в живом общении люди все одни и те же, и их ограниченное количество - но как же телевизор, интернет, книги? Почему встречаются люди, которых знаешь лично, где любимые актеры, певцы, интернет-друзья? Почему мозг пихает лица только лично знакомых людей в толпу? Почему локации только те, по которыми прошлась ногами лично, почему не блазнит, что ты в компьютерной игре или сюжете книги?

Я решил выяснить, что мои соседи сверху закапывают каждый вечер на ближайшем пустыре.

Выждал, пока семейство покинет место захоронения чего бы там ни было, и подошел ближе.

Земля была практически железобетонной из-за количества густых колючек, росших здесь в изобилии. Однако, мои соседи слишком желали что-то закопать и не жалели на это сил.

Место их раскопок и обнаружил практически сразу. Горка земли высилась чернеющим холмиком, а сверху нее что-то белело. При более близком рассмотрении стало понятно, что это обычный лист бумаги с начерченными то ли рунами, то ли какими-то загадочными знаками.

Что же там такое могло быть?

По спине шли мурашки, но я глубоко вздохнул: в мистику я не верю, так что максимум, что я там обнаружу - мертвую тушку. Пригнувшись, я начал разрывать землю руками.

Должно быть выглядел я странно, но любопытство пересиливало. Земля мягкая, рыхлая, а ямка совсем не глубокая.

Раскопав ее, я замер. Прямо под насыпью лежала человеческая кисть. В горле замер крик и я никак не мог совладать с собой.

Холодной волной накатила мысль о том, что прямо надо мной тихая добрая семейка кого-то расчленила. Но произошедшее затем заставило мой разум еще больше пошатнуться.

Пальцы кисти дернулись. Сначала указательный палец отбил небольшую дробь, затем вся пятерня принялась содрогаться. В состоянии шока я мгновенно сдвинул холмик земли сверху чьей-то кисти и с силой, одним движением, вкопал лист бумаги с рунами поверх.

Затем я побежал. Не оглядываясь и пытаясь вспомнить хотя бы одну молитву. Но кроме отче наша ничего в голову не приходило.

Я не смотрел назад, но мне казалось, что нечто ужасное гонится за мной. Забежав в подъезд, а затем в свою квартиру, я заперся на все замки и только тогда позволил себе расслабиться.

Меня била мелкая дрожь от пережитого страха. Всю ночь я просидел в ожидании стука в дверь, но ничего не было.

Наверху тоже все было спокойно. Ближе к утру я впал в забытье, а проснулся от яркого солнечного света, бьющего прямо в лицо.

Было одиннадцать часов дня и ночные приключения уже не казались такими страшными. Я решил действовать не спеша: сходил в душ, поел, затем оделся и вышел из дома.

В участке я долго ждал другого участкового в замен Макеева, а когда он пришёл, то изложил все как есть. Лейтенант Зубенко заявление принял, пообещав разобраться, но было видно, что он не поверил мне.

Домой я возвращался, полный решимости. Конечно, сразу наведал место захоронения кисти, однако, кроме раскопанной ямки ничего там не обнаружил.

Дневной свет придавал уверенности, но на всякий случай я взял небольшой нож и спрятал его в карман. Вряд ли он мне пригодится, но с ним мне спокойнее.

Дверь открыла Елена. Она выглядела усталой, с темными кругами под глазами. Волосы взъерошены, вид неопрятный.

– Елена. С вами все в порядке? – в моем вопросе сквозила действительно забота. Ну не выглядела Елена как убийца и похититель. Дело было скорее в ее муже.

– Что-то случилось? Вам мешал шум? – быстро спросила женщина.

– Нет, но мне показалось…

Елена явно торопилась

– Простите, если вопросов нет, то я пойду, – мне показалось или в ее голосе прозвучала скрытая мольба?

– Вам точно не нужна помощь? – попробовал я закинуть удочку еще раз.

– Нет-нет, все хорошо. Это мама шумела, она уже уехала. Больше не побеспокоит вас.

После этих слов Елена захлопнула дверь перед моим носом, но я точно уже знал, что она врёт. Возле порога я успел заметить пару ярких чемоданов, даже не распакованных. Именно с такими чемоданами приезжала тёща.

Заперевшись дома, я начал искать хоть какую-либо информацию в социальных сетях. Что-то должно быть. Вконтакте, Одноклассники. Люди их возраста должны были оставить информационный след.

Через десять минут поисков я обнаружил заброшенную страницу Елены. На аватарке она - красивая, цветущая, с двумя маленькими детьми. Вот только мужчина возле нее был совсем не Владимир.

Возможно, это был Михаил - настоящий отец девочек, имя которого значилось в школьной документации. Меня привлек комментарий, оставленный под одной из семейных фотографий.

Коммент состоял из странных символов, один из которых показался мне знакомым. Такой же символ, кажется, был нарисован на листе бумаге, который покрывал закопанную руку.

Я перешел на страницу и обнаружил, что комментарий оставил таинственный незнакомец без опознавательных знаков и фотографий, однако, его профиль полнился загадочными математическими символами и описаниями мистических событий, вроде экспериментов по оживлению мертвецов. На одной из картинок обнаружил надпись: “Сообщество эзенет”

Во время изучения аккаунта, мой телефон зазвонил. Александр взволнованным голосом сообщил, что девочки сегодня пришли в школу в ужасном состоянии.

Их лица были исполосованы красными отметинами, словно на них накинулось безумное животное. Сами они отрицают любое насилие, так что сейчас с ними сидит школьный психолог Нина Михайловна и она собирается проводить их домой.

– Пусть вызывают полицию и та их сопровождает. Что-то тут не чисто, – сказал я и покачал головой.

Ситуация принимала опасный оборот.

Я перезвонил еще раз в участок и мне сообщили, что Зубенко уже выдвинулся по адресу для проверки.

Отлично. Полчаса томительного ожидания, наконец, заметил нового участкового.

– Я пойду с вами! – решительно заявил, стараясь сделать голос твердым. – В квартире наверху творится что-то нехорошее. Поверьте мне.

Зубенко окинул меня недоверчивым взглядом, и, судя по лицу, хотел было возразить, как тут из-за угла показались девочки, сопровождаемые школьным психологом.

– Вы Нина Михайловна? – обратился я к ней. – Мне Александр звонил.

– Да-да, к сожалению, сопроводителей не нашлось, а девочки просились домой, поэтому я решила уж на месте разобраться. Ведь такое часто бывает - подрались где-то на улице, а мама и не в курсе, – всплеснула женщина руками. Я заметил аккуратный маникюр и золотое кольцо, украшавшее безымянный палец.

Всей кагалой мы поднялись наверх. Я следовал в самом конце, а старшая - Соня - бросала на меня подозрительные взгляды.

– Никого дома все равно нет, – сказала она наконец, и достала ключ от двери.

– Заодно и посмотрим, как вы живете и нет ли у вас опасных зверей! – обрадовался я. Если Елены и Владимира дома нет, так будет еще проще. Скрыть следы похищения и расчленения дети не смогут.

Через минуту мы все зашли в коридор и мне сразу бросилось в глаза отсутствие чемоданов тещи. Хотя в коридоре висело красное пальто, но я не был уверен, что это принадлежало женщине. Для Елены, а тем более для ее дочерей, оно было явно велико.

Нина Михайловна сразу пошла с девочками в ванну и на кухню, чтобы осмотреть повторно раны и налить воды. Мы же с Зубенко последовали в комнату. С осторожностью я заглянул в первую комнату, будучи уверенным увидеть там, как минимум, пятна крови.

Комната выглядела странно, но ничего страшного. Несколько тряпок лежали в углу комнаты, словно на них спало животное. Обои по низу в некоторых местах содраны и поцарапаны.

– Так какие у вас претензии к этой квартире, напомните, – задумчиво спросил Зубенко, осматривая кучу тряпья.

– Я слышал сдавленные стоны и мычания. А когда проследил за семейством до пустыря, то обнаружил человеческую кисть.

– Так что же вы сразу меня туда не отвели? – удивился лейтенант.

– По утру я был там, но ничего не нашел.

– Есть же криминалисты и прочие эксперты. Если там место преступления, то нужно расследовать, – покачал головой Зубенко.

В какой-то момент я представил как объясняю экспертам про живую руку и уже ко мне выезжает бригада экспертов. Внутренне съежился. Даже пришла мысль о том, что может быть это я сошел с ума? Но потом вспомнил, как читал о том, что если псих предполагает, что он псих, значит, он уже не псих.

Тем временем я приоткрыл дверь во вторую комнату - здесь картина еще печальнее, но в целом, тоже ничего криминального. Из странностей: несмотря на то, что эта комната была маленькая, здесь располагались, судя по всему, все вещи жильцов - детские вещи, платья Елена и костюмы Владимира, в которых я его иногда видел. Все громоздилось большой неаккуратной кучей.

На диване лежало четыре подушки, что говорило о том, что ютится и спит семья в этой комнате. Тогда как большая зала была практически пустой. Кроме лежанки из кучи тряпья.

Вдруг слева от меня упала книга прямо под ноги.

– Несмотря на то, что вы прошли как понятой, лезть вперед не нужно. Вы же сами сказали, тут может быть опасный зверь, – раздался сзади голос Зубенко и я вздрогнул.

Книги были навалены большой стопкой, поэтому не мудрено, что одна из них свалилась. Я поднял и поставил ее на место.

Побыв некоторое время в квартире, представитель полиции, наконец, сделал вывод, что ничего опасного тут не обнаружено. Ему кто-то постоянно звонил, и он сообщил, что сейчас вынужден покинуть нас и попросил передать родителям девочек позвонить ему и явиться в участок.

После того как он отчалил, я предложил Нине Михайловне идти домой - сестры достаточно взрослые и не раз оставались одни дома, а я передам их родителям просьбу участкового.

Но школьный психолог сказала, что останется и дождется родителей. К тому же Соня сообщила, что мама должна скоро вернуться.

– Ну, как знаете, – кивнул я и ушел домой.

Все время я караулил у окна в ожидании Елены и Владимира. Однако, они не появлялись, как и не выходила из подъезда Нина Михайловна.

Когда начало темнеть, я решил наведаться наверх.

Дверь открыла смурная Соня. На мой вопрос она ответила, что родители задерживаются на работе.

– А Нина Михайловна? – уточнил я.

Соня угрюмо молчала.

– Где она? – злобно зашипел я.

– Она домой ушла! – закричала Соня. – И вообще, я сейчас позову на помощь, если вы продолжите нас преследовать!

Я толкнул дверь и просто ввалился внутрь. С меня хватит секретов! Школьного психолога нигде не было, лишь на кухне я обнаружил золотое колечко. Похожее я видел на пальце Нины Михайловны.

– Признавайся, что вы с ней сделали? – я схватил Соню за футболку. Девочка вывернулась и убежала на кухню, где заперлась вместе с сестрой.

Я обошел еще раз всю квартиру, но ничего подозрительного не обнаружил. Ну что за таинственная квартира! Разве что кладовая была заперта изнутри, но открыть я ее уже не успел.

– Кто здесь? – голос исходил из подъезда. Это был Владимир.

Я замер, но вместо того, чтобы выйти и объясниться, сделал шаг в сторону дальней комнаты и спрятался там за шкаф с книгами. Господи, что я творю! Я же не какой-то маньяк.

Сейчас Соня обо мне расскажет, потом Владимир меня найдет и я окажусь за решеткой. Мысли бешено проносились в голове, но менять решение уже поздно.

В квартире наступила зловещая тишина.

Я ожидал крика Сони и ее рассказа о ворвавшемся соседе, но ничего не последовало. Судя по всему, они не разговаривали с Владимиром либо говорили очень тихо. Одна из книг привлекла мое внимание - “Сообщество эзенет” прочитал я на корешке и аккуратно вытащил книгу, стараясь не уронить остальные.

Свет в комнате горел тускло - чадила единственная лампочка под потолком - поэтому разобраться слова было сложно. Она напоминала скорее брошюру с сальными страницами, чем полноценную книжку.

Посередине титульной страницы было указано:

Пособие по воскрешению мертвецов. Класс А.

Внимание: проводить эксперименты разрешается только совершеннолетним. Допускается использование практик из религиозных сект класса Б.

Предостережение: изучите руководство полностью, в первый раз обряд воскрешения разрешается проводить только в присутствии мастера культа.

И помните: последствия могут быть плачевными. Вы берете на себя полную ответственность за действия, совершенные воскрешенным, в том числе за жертвы, принесенные во время ритуала.

После обряда позаботьтесь об изгнании мертвеца из тела. Не отпускайте его и не теряйте из вида. Мертвый дух хитер и почти во всех случаях питается только живой кровью.

Заклинание на изгнание мертвого духа из тела после завершения обряда вы найдете в конце брошюры.

Я перелистнул в конец и сразу же увидел уже знакомые мне символы, которые были написаны на листке бумаги.

Значит, рука это не мое воображение? Им удалось ее оживить каким-то образом, но умертвить обратно не получается, иначе как объяснить попытки похоронить ее множество раз?

В большой зале послышался шум и я аккуратно выглянул в щель. В комнату вошел Владимир, а следом за ним Елена. Она остановилась посередине комнаты и закрыла глаза.

Я не понимал, почему они застыли в такой позе. Что должно случиться? Первым на еле слышный шум обернулся Владимир, за ним его жена. Они смотрели в сторону кухни, однако, для меня же обзор оставался закрыт.

Чтобы увидеть коридор, мне пришлось бы приоткрыть дверь больше, чего делать не хотелось. По полу кто-то шел, поскребывая когтями. Еще не увидев это существо, я уже догадался, что я сейчас увижу и забыл как дышать.

Человеческая пятерня подползла к Елене, остановилась возле ее ноги, затем слегка повернулась, словно принюхиваясь, хотя конечно, никакого носа у нее не было.

Немного поерзав, она запрыгнула сначала к женщине на колено, а затем забралась до груди, помогая себе обломанными ногтями. В конце концов пятерня пристроилась на плече.

Сама Елена в этот момент была ни живая ни мертвая, я видел, что ей страшно, как и Владимиру, но они ничего не предпринимали.

После того, как рука уселась на плече, она завибрировала пальцами, как пианист, играющий на фортепиано, затем резко выгнулась и выставила указательный палец вперед. Он указывал прямо на дверь дальней комнаты, за которой прятался я.

– Сосед, выходите, – негромко произнес Владимир. – Мы знаем, что вы прячетесь там.

В любом случае, я был обнаружен. Быстро оглядевшись, я схватил какие-то канцелярские ножницы, и, выставив их вперед, вышел.

– Что здесь происходит? Вы сатанисты? – я не сводил взгляд с человеческой руки.

– Нет-нет, вы все не так поняли. Мы не хотели никому причинять зла, – залепетала Елена, но тут же осеклась. Рука слегка сдавила ее плечо.

– Тогда что происходит? И где ваша мама и Нина Михайловна? Я знаю, что они где-то здесь!

– Их уже нет в живых. Простите, сосед, ничего личного!

В следующее мгновение рука кинулась на меня и я потерял сознание.

Очнулся я совсем скоро. Владимир как раз закончил связывать мне руки.

– Соня, идите с сестрой на кухню и не выходите! – Елена прикрикнула на дочь, когда там попыталась выглянуть.

Я начал извиваться как угорь на сковороде. Умирать мне совсем не хотелось.

– Простите, сосед! – Елена все пыталась извиниться.

– Оставь, Лена, – сказал Владимир.

Я огляделся - руки не было видно.

– Вы меня убьете? – спросил я.

– Не мы. Она, – тихо ответила Елена. – Это все Михаил! Он первый начал проводить опыты по воскрешению. Сначала это были насекомые, потом мелкие животные, грызуны. Нашел какую-то секту, помешался на них. Они ему и подсунули брошюру. А потом…

– Елена, – встрял Владимир. – Оно может слышать.

– Пусть хоть кто-то знает! – заплакала женщина. – Михаил слишком отдалился от меня, пропадал сутками, неделями. Ни я ни дети его не видели. С Вовой у нас закрутился небольшой роман. Ничего серьезного… просто... лишь увлечение….

– Михаил вас застукал? – догадался я. Кажется, картина начинала вырисовываться.

Елена кивнула.

– Да. Он очень ругался, злился. Вообще, изменился он очень серьезно за последнее время, что им в секте там внушали, кто знает... Только кинулся он с ножом на Вову. В процессе драки Вова выбил нож и… это вышло случайно! Клянусь. Я сама все видела.

– Значит, вы пытались воскресить Михаила? И эта рука…

Женщина сглотнула слюну.

– Сначала мы решили, что нужно избавиться от тела. Договорились, что расчленим и будем частями закапывать где-нибудь на пустыре. Но Соня… наша дочь. Она была слишком близка с отцом, не смогла принять смерть, нашла брошюры и использовала заклинание оживления. Только вот что-то пошло не так.

– Интересно, что могло пойти не так! – возмутился я. – Идиоты.

Но Елена не ответила на оскорбление, видимо, внутренне соглашаясь с вышесказанным.

– Заклинание подействовало только на часть тела, а именно на его уже отрезанную руку, которая с тех пор преследует нас. Все, что ей нужно - принимать ванны из свежей крови.

– А корм? Для чего вы покупали кошачий корм?

Тут ответил Владимир.

– Рука любит уж больно им похрустеть. Просто берет подушечками пальцем и перетирает в крошку. Остатки мы сливаем в канализацию.

Видя, что Владимир собирается заткнуть мне рот, я поторопился потянуть время.

– Еще один вопрос!

– Достаточно! – нахмурился Владимир.

– Пусть спросит, –встряла на мою защиту Елена.– Мне тяжело все держать в себе. Тем более он все равно не жилец.

Владимир только кивнул.

– Что вы хоронили каждую ночь на пустыре?

Елена пожала плечами и сказала:

– В брошюре по воскрешению есть клятва изгнания мертвой плоти. Для этого ее нужно закопать и запечатать рунами. Но ничего не получится, пока мы не перенесем все тело целиком. Поэтому мы носили части. Все вынесли, осталась лишь одна голова. Совсем скоро мы избавимся от этого проклятия навсегда. Может быть вы - последняя жертва!

Владимир подошел ко мне и принялся заматывать рот, как бы я не извивался. Я узнал тайну странной семейки, но что это мне даст, если я сейчас погибну.

Однако, не завершив начатое, Владимир вдруг остановился и оглянулся назад. В следующее мгновение он упал прямо передо мной.

На его шее сидела рука и изо всех сил сдавливала горло. Я ничего не мог сделать, наблюдая за происходящим. Вскоре мужчина посинел и обмяк.

Рука слезла с мертвого тела и направилась ко мне. однако, вместо того, чтобы задушить, осторожно развязала путы.

В углу комнаты сидела Елена со страхом глядя на руку и на меня.

Кажется, я понял, чего хотела рука.

– Елена, вы должны немедленно позвонить в полицию и сдаться, рассказав все подробности, но не упоминая мертвую руку. Вы покажете все места на пустыре, где хоронили останки.

Некоторое время женщина пыталась прийти в себя, а затем на негнущихся ногах подошла к телефону и набрала номер.

– Полиция. Это Елена Захарова. Я убила человека.

После чего она зарыдала.

Дождавшись, пока она продиктует адрес, я удовлетворенно хмыкнул. Руки нигде не было. Но я уже знал, где ее следует искать.

Пятерня сидела на моем письменном столе. Она каким то образом отыскала лист бумаги и карандаш. Я запер дверь и сел на стул, наблюдая за тем, как рука сжимается вокруг карандаша и пишет:

– Здравствуй. Я Миша. Теперь я буду жить с тобой и мне нужна ванна из свежей крови.

Конец.

Каждую ночь мои соседи ходят на пустырь и что-то там закапывают.

Все началось примерно месяц назад. Надо мной живет семья - интеллигентный муж, красивая жена и двое их детишек подросткового возраста. Семья тихая, за дебошами не замечена.

Сколько живу - ровно в десять часов вечера отбой, разве что, когда их мама приезжает, телевизор громко работает почти до полуночи. Отношения у нас с ними всегда добрососедские, однако, близко они к себе никогда не подпускали.

Если нужно сдать на ремонт труб в подъезде - пожалуйста, покрасить лавочку - без напоминаний. Но вот чтобы поучаствовать в общедомовом шашлыке на девятое мая или запустить салюты на новый год - никогда.

На праздники всегда уезжают, хотя свет дома оставляют включенным. Меня смущала эта странность и однажды я поймал Владимира и задал вопрос.

– Почему вы свет оставляется включенным на праздники? Вы ведь уезжаете? Я видел вас с чемоданами.

Владимир пожал плечами и буркнул:

– Видимо, дети забывают.

В следующие разы они всегда выключали свет, хотя мне казалось, что в глубине квартиры иногда чадит светильник, но очень блекло, словно его накрыли простыней.

Дети были отчужденными, в школу ходили, но друзей там не завели, всегда держались вместе, и местная ребятня присвоила им статус привидений.

Впрочем, больше странностей за этой семейкой не наблюдалось некоторое время. Разве что по ночам иногда раздавалось гупанье. Оно быстро заканчивалось и я делал вывод, что кто-то из детей среди ночи решал побегать, и его тут же быстро укладывали обратно.

Спустя некоторое время гупанье стало более громким и частым, и я предположил, что в семье живет кот или собака. Скоро мне удалось в этом убедиться - в местном магазинчике я увидел Елену. Она выставила на кассу сразу три огромных пакета кошачьего корма.

– Здравствуйте, Елена, – обратился я к ней, становясь в очередь сразу за худой и изящной женщиной.

– Добрый день! – кивнула она мне и тут же побледнела, переводя глаза с корма на меня и потом обратно.

Я решил, что она засмущалась этого факта, хотя это было странно.

– Вижу, вы решили завести дома кота? – уточнил я.

– Да, подарили котенка. Беспокойный. Бегает по ночам. Кушает как зверь!

– Да, я как раз иногда его слышу по ночам, – я заметил, как Елена побледнела еще больше и отвела глаза. –Но не переживайте, у меня тоже долго жил кот и это мне не доставляет беспокойства.

– Вот как, – буркнула Елена. – Если вам это будет мешать, дайте, пожалуйста, знать.

– Ладно.

В эту же ночь тишина стояла как в склепе - за весь вечер я ни разу не слышал голосов, телевизора или гупанья, словно в квартире сверху никого и не было.

Около 23:00 раздался вдруг женский крик. Кажется, крикнула девочка.

Я вскочил с постели и стал напряженно вслушиваться в тишину, собираясь кинуться на помощь. Однако, шумов более не было.

Вышел на балкон, перекурил, по прежнему держа наготове ботинки и штаны, чтобы выскочить в подъезд. Тихо. Лег в постель, но не спалось. Пялился в темноте потолок, потом плюнул и решился пройти за сигаретами в круглосуточный ларек.

Вышел в подъезд и решил сперва поднялся на этаж выше. Прислонившись к двери, на мгновение услышал шепот, но тут же все прекратилось.

Через минуту послышались за дверью шаги и я вдруг с ужасом осознал, что кто-то подошел с другой стороны и смотрит в глазок. Не знаю, от чего возник тот ужас - то ли от гробовой липкой тишины, в которой стук собственного сердца казался ужасно громким, то ли от глупой ситуации.

Застукай меня сейчас какая-нибудь соседка, появились бы вопросы, а мне бы пришлось оправдываться. С другой стороны - я слышал детский вскрик. Это ли не причина для волнения?

Спустился на улицу и обошел дом кругом - в окнах темно.

Возле ларька никого не было - тусклый свет образовывал желтоватый неровный круг прямо перед киоском. Я нагнулся и попросил пачку винстона.

Сонная продавщица молча положила на прилавок сигареты, а я две сотни рублей.На сдачу она дала мне две ментоловые конфеты, которые я тут же сунул в карман.

Возвращаясь назад, я увидел, как подъездная дверь открылась, и тут же занырнул за дерево. И вовремя!

Из подъезда вышла странная семейка в полном составе и двинулась в сторону пустыря. Они шли в полном молчании и близко друг к другу, поэтому я не сразу углядел в их руках мешок. Владимир нес его, прижимая к себе, словно тот пытался вырваться, но из-за плохой освещенности подробности рассмотреть было сложно.

Вскоре они дошли до гаражей, прямо за которым начинался пустырь, поросший колючками. Я присел за гаражами, стараясь не шуметь и не попасться на глаза случайным прохожим. Семейство уходить далеко не стало, остановившись на поле. Елена достала складную лопатку и начал ковырять землю.

Давалось ей это довольно тяжело - земля была практически непробиваема, однако, остальные не пытались помочь. Владимир по-прежнему не разжимал рук.

Я мог понять желание похоронить кота, если тот по какой-то причине умер, но почему мужчина не решался положил мешок на землю и помочь жене?

Через четверть часа запыхавшаяся Елена все-таки выдолбила ямку и Владимир сгрузил туда мешок. Затем, вырвав лопатку из рук жены, принялся ожесточенно закидывать яму землей.

Вскоре все было кончено и без единого слова семейка отправилась домой. Я выждал минут десять, после того, как за ними закрылась подъездная дверь и двинулся следом.

В подъезде стояла тишина, кое-где валялись комья земли, видимо, из под обуви. Дома я разделся и забрался в постель. Во всяком случае переживать из-за детей не следовало - они были в целости. А кошка… Это их дело. Хотя, признаюсь честно, мысли о странном поступке не выходили у меня из головы.

Несколько дней никаких происшествий не происходило. Дети исправно ходили в школу, проводя все остальное время дома за закрытыми шторами. Владимира встретил в один из вечеров у подъезда. Он спешил домой, прижимая к груди огромную пачку кошачьего корма.

Я первым подал ему руку, чтобы поздороваться, а он вздрогнул, словно испугался меня, но руку пожал.

– Как поживает ваша кошка? – поинтересовался, с любопытством смотря на корм.

– Какая кошка? – не понял Владимир.

– Ну котенок ваш. Елена сказала, у вас появился котенок, я его раньше слышал - любил побегать по ночам и прямо над тем местом, где стоит моя кровать.

– Аа, – Владимир натужно улыбнулся. – Ну да, все хорошо!

Я кивнул и мужчина скрылся в дверях подъезда.

Нет уж, что-то тут точно не чисто. Любопытство закрылось в душу и я превратился в настоящего шпиона, проводя вечера и ночи в подслушке.

Я приставлял стакан, сидел с раскрытыми нараспашку окнами, вслушиваясь в каждый шорох. А через пару дней решился заказать на маркетплейсе подслушивающее сверхчувствительное устройство. В первый же вечер я услышал кое-что интересное.

– Соня (так звали их дочь), запри хорошо дверь и занавесь окна. Никто не должен увидеть.

– Ладно, мам. Как скажешь! – дочь говорила недовольным тоном.

– Соня, принеси воды. Оно очень хочет пить.

Далее произошло то, что заставило меня отпрянуть назад, хотя я находился в безопасности. Я услышал сдавленное мычание - такие звуки мог бы издавать человек, у которого залеплен рот скотчем. Тут же раздался звонкий звук - пощечины? И все затихло.

Несколько минут я сидел полностью ошарашенный - что это было? Стоит ли мне предпринять что-либо? Если у них в квартире связанный узник, которого они держал с какой-то целью? Слишком уж необычные звуки он издавал.

Собравшись с духом, я поднялся на этаж выше и постучал в дверь. Через минуту раздались шаги и голос девочки спросил:

– Кто там?

– Это я, ваш сосед снизу. Нет ли у вас соли? – честно говоря, это единственное, что пришло мне на ум. Ну, а что еще спрашивают в таких случаях?

Замок щелкнул и в отверстие выглянула голова девочки.

– Что вам нужно? – нахмурилась она.

– Соль есть? – повторил вопрос.

– Сейчас, – буркнула и закрыла дверь.

Блин, я рассчитывал, что она впустит меня на порог или хотя бы не будет закрывать двери. Но делать было нечего.

Я стоял в ожидании мне уже казалось, что девочка не вернется. Однако, через полминуты дверь отворилась. В этот раз Соне пришлось отворить ее шире, чтобы она могла передать мне соль.

Открылся вид прихожей с фикусом и тапками, в конце коридорчика располагалась комната с кучей накиданным тряпок по полу. Теперь понятно, почему я больше не слышал гупанья. Девочка сунула коробок с солью и захлопнула дверь.

На следующий день я позвонил Александру - моему закадычному другу, который работал в школе физруком. В той самой, где учились девочки.

Я не придумал, как мне лучше расспросить об этой ситуации, поэтому сказал все как есть. Голос в трубке замолк, переваривая ситуацию, а затем сказал:

– Все, что ты мне рассказал - странно, но логически объяснимо.

– А что ты думаешь насчет того, что в полночь они ходили всей семьей закапывать труп кота, которому продолжают покупать корм?

– То есть ты не допускаешь мысли о том, что они приобрели нового кота? – уточнил Александр. – Дети расстроились и они быстренько купили новое животное. Тогда это многое объясняет.

Я вынужден был согласиться и попрощаться. Однако, на следующий день Александр перезвонил мне сам.

– Здорова. Знаешь, я заметил одну странность. После нашего разговора поднял документы по этой семьей и в графе отец значится имя Михаил. Но кажется ты упоминал Владимира? Ты точно не ошибся?

– Его точно зовут Владимир, он сам так представился, да и это имя указал при установке домофона. Я сам собирал эти списки.

– Может быть тебе стоит обратиться в полицию? – осторожно предположил Александр.

– Саш, спасибо за информацию. Наверное, это будет хороший вариант.

После звонка я все еще размышлял и решил все-таки не торопиться с обращением в полицию. Что я им скажу? Что человек представился вымышленным именем? Так это не преступление.

В этот же вечер мне вновь не спалось, к тому же я слышал бесконечные шорохи, а ближе к полуночи семейка вновь в полном составе выдвинулась в сторону пустыря, неся мешок. В голову вкрадывались самые нелепые предположения.

Может это семья сатанистов и они приносят в жертву котов? Спуститься  и проследить я все равно не успевал, поэтому, пока странные жильцы отсутствовали, я решил подкрасться к двери и послушать звуки.

Позвонил в дверь. Тихо.

Только собирался уходить, как вновь послышались шорохи. По спине поползли мурашки. Кто-то внутри квартиры ходил! Хотя я сам видел, как вся семья ушла, а в квартире не горел свет - это мне было видно из своих окон, если посмотреть наверх.

Блин, может в квартире живут два мужчины? Ну а что? В наше время все что хочешь может быть - и шведскими семья люди живут, правда вот что детей впутывают в это - плохо. Но эта мысль придала мне смелости - тогда никакого сатанизма и мистики. Ну почти.

Что они делали на пустыре - было все еще не понятно. Тем не менее, я  позвонил в дверь и явственно слышал, как внутри кто-то ходил, а потом послышалось сдавленное мычание.

Затылок похолодел - там явно кто-то нуждался в помощи. В мгновение ока я спустился в квартиру и дрожащими пальцами набрал телефон полиции.

– Срочно пришлите полицейского. В квартире надо мной держал связанного заложника. Я только что сам слышал его сдавленные стоны.

Мне пришлось долго убеждать телефонистку, что я не наркоман! Но в итоге она сообщила, что завтра вышлет наряд.

На следующее утро наряд не приехал, зато ближе к полудню в дверь позвонили. За дверью стоял полицейский с кожаной папкой. Увидев меня, он прикоснулся к козырьку:

– Лейтенант Макеев. Вы звонили по поводу соседей сверху?

– Да, это был я, – почему-то при дневном свете идея о том, что в квартире может быть связанная жертва казалась глупой. Семья спокойная интеллигентная, ну никак они не смахивали на похитителей. Но отступать уже было некуда и я вкратце рассказал историю лейтенанту. Тот хмурился, недоверчиво поглядывая на меня, и что-то записывал.

– Проверим, – в конце добавил он и захлопнул блокнот.

Я остался внизу, а Макеев последовал наверх. Осторожно выглядывая со своего лестничного пролета, я следил за тем как он поднялся и постучал. Вскоре дверь ему открыли и он прошел внутрь.

Голоса были слишком приглушенными и я ничего не мог разобрать, поэтому бросился к своему сверхчувствительному устройству. Беседовали в прихожей, поэтому особо ничего услышать не удалось, лишь обрывки разговора, среди которых я распознал такие слова и фразы как: “сбежал кот”, “болезнь”, “не будем больше причинять неудобств”.

Еще через несколько минут дверь вновь открылась и Макеев спустился вниз.

– Ничего не нашли? – в принципе, я и не надеялся, что лейтенант что-либо обнаружит, слишком расслабленным шагом он спускался вниз.

Тот странно на меня взглянул и я вдруг увидел царапину у него на щеке.

– Что это? – воскликнул я, указывая на красную полоску.

Лейтенант рассеянно провел рукой и скривился.

– На меня напал их кот. Я правда не совсем его рассмотрел, но зверюга там крупный. Он болеет и срочно требуется усыпление. Во всяком случае, у него выпала шерсть и отрасли когти. Елена и Владимир пообещали в течение суток отвезти его в ветеринарию и предпринять меры. Завтра я приду с проверкой.

С этими словами Макеев удалился, периодически оглядываясь на странную квартиру на верхнем этаже.

Но на следующее утро Макеев не явился, а я решил позвонить в участок, поинтересоваться, придет ли сегодня лейтенант. Однако, телефонистка заявила, что сотрудник ушел на больничный и выйдет на работу не раньше следующей недели.

Отключил телефон и тут же услышал шум подъезжающей машины. Из таки выгрузилась дородная женщина, в которой я тут же признал мать Елены - я видел ее несколько раз, когда она приезжала к ним в гости, а один раз даже помогал донести покупки до двери.

Женщины быстрым шагом поднялась до квартиры и вскоре скрылась в ней. Я вновь кинулся к своему устройству и уловил несколько странных фраз: “Мама, она заболела, вновь стала агрессивной”, “Мы не можем избавиться от нее”.

Значит, было что-то, что их беспокоило. И дело в кошке! Ну а в чем еще? Но чуйкой я понимал, что тут кроется что-то другое, возможно, с мистическим налетом - уж слишком странным все это казалось.

Через полчаса послышалось пение. Даже не пение - а скорее чтение молитвы или заклятия. Вслушиваясь, я не могу понять ни слова, хотя язык интуитивно я бы определил как арабский или что-то похожее.

Вскоре можно было вычленить определенные повторения как в словах так и в ритмике. А потом все закончилось.

Семья вновь двинулись на пустырь, уже вместе с тещей, а я следил за ними, стараясь не пропустить ни шага. У меня появилась четкая цель - дождаться ухода и раскопать яму. Мне нужно было узнать, что же они закапывают!

Продолжение следует.

Про кассету рассказал Витёк.

Хорошо помню тот день — мы собрались вчетвером за школой после уроков — я, Генчик-Вафля, Витёк и Саня Борзой. Яркое весеннее солнце пекло не по-детски, впереди маячили выпускные экзамены, а за ними туманная, но такая привлекательная свобода. Я сунул шапку в карман, и единственная сигарета, купленная с утра в ларьке у Ашота, сломалась почти у самого фильтра. Я матюгнулся, попытался выровнять сигарету обратно, но она развалилась окончательно.

— Забей, — сказал Генчик и протянул пачку.

Витёк похлопал по карманам, достал зажигалку и чиркнул колёсиком.

Закурили, перекидываясь обычными фразами.

— На треню идёшь?

— Не могу, надо мелкую из сада забрать. Мать только утром со смены вернётся.

— О, — оживился Генчик, — так может к тебе?

— Отвали, — огрызнулся Витёк. — Мать ещё с прошлого раза не отошла. Узнает — точно убьёт.

Помолчали, с удовольствием припоминая прошлый раз.

В тишине громко хрустнул костяшками Саня. Долговязый, в шапке «Спорт» с налаченным изнутри (чтобы стоял) гребнем, он молча сидел на корточках у стены и разглядывал разбитые пальцы.

— Ну чё там, Санёк? — осторожно спросил его Генка.

Мы все знали, что скрывается под обтекаемым «там»: мамка у Борзого была очень плоха. Болела она давно, но на прошлой неделе её даже врачи лечить отказались, отправив домой помирать. Теперь она лежала в маленькой двушке пятиэтажного дома, где, кроме неё и Борзого, ютились его младший брательник и бабка.

— Ничо, — буркнул Санёк и поднялся рывком. — На треню идёт кто?

— Погнали.

Я докурил, и мы разошлись.

Вот тогда мы про неё и узнали.

Санёк уже подходил к забору, где пара прутьев была выгнута ещё с прошлого года, когда позади раздалось шлёпанье. Витёк догонял нас, сигая по свежеразмороженной апрельской грязи.

— Пацаны, подождите.

Протиснулся следом за нами и зашагал рядом, продолжая вполголоса:

– Я там это… Просто при Вафле не хотел базарить. Есть тема одна…

— Ну? — остановился Санёк.

— Да пошли! — Нервно оглядываясь, Витёк потянул его за рукав.

Почапали дальше.

— Короче. Про кассету с Кашпировским слыхали?

— Чего?! — От неожиданности Санёк остановился опять. — Чё ты втираешь?

На этот раз Витёк не стал поторапливать нас. Сунул руки в карманы бомбера и нехотя пожал плечами.

— Ну типа… мамке твоей помочь хочу…

— Да пошёл ты!

Санёк развернулся и рванул вниз по улице. Потом резко остановился, будто напоролся на стену. Чуть постоял и, втянув голову в плечи, вернулся обратно.

— Говори! — буркнул, глядя в сторону от Витька.

— Короче, — заморосил тот, — об этом же все болтают, но без подробностей. Типа есть кассета такая, что людей лечит, и всё. А что за кассета и где её взять, хер его знает. Типа бабкины сказки. Но на самом деле не сказки, а тема проверенная, мне брательник рассказывал. А он брехать не будет, вы, пацаны, в курсе.

Он смерил нас взглядом. Его старший брат, Тоха-Лихач, был уважаемым человеком, с северными работал.

— В курсе, — подтвердил я.

— Ну вот. Кассета, короче, и правда есть. Помните, по телеку эту туфту прогоняли? Мои мать с бабкой ваще тогда трёхнулись — как показ начинается, всё, их не трожь! Одна сидит бормочет чего-то и руками размахивает, вторая столбом замрёт и, кажись, не моргает даже, пока эта херня не закончится. Как зомбаки, ё-моё, то ли ржать, то ли бояться, хер его знает.

— Ну! — поторопил его Саня.

— Баранки гну! Я к тому, чтобы поняли, про чё я: мужик это серьёзный, типа экстрасенс или учёный, но помогает реально. У бабки спина перестала болеть, у матери тоже там чего-то наладилось. Короче! Это всё ерунда. По телеку забесплатно кто будет нормальную тему прогонять, да? Чисто для рекламы, чтоб на его концерты ходили. Но мне Тоха сказал, что экстрасенс этот, пока в Америку не уехал, отдельные сеансы для блатных проводил. И на них всю свою силу в одного человека вкладывал. Сечёте, да? То на толпу распыляется. А то всё в одного. Лечил их на раз-два! От чего угодно: хошь, от рака, хошь от срака. Железно!

— Так то блатные, — Саня хмуро поглядел на Витька. — А я чё, блатной?

— Да ты дослушай сначала! Я же говорю: есть кассета. У одного мужика из Солнцевских дочь заболела. Ну и пока Кашпировский из неё болезнь выгонял, охранник тайком записал весь сеанс на видео. Чтоб потом продавать, поняли, да? Девка сходу выздоровела, а охранник вечером видео пересмотрел, чтоб типа понять, получилось чё или как… Ну и утром его только нашли, короче. Помер он. То ли убили, то ли сам… Мутная тема. А Солнцевский, как узнал об этом, за дочь перетрухал, стал Кашпировскому предъявы кидать, типа чё за дела? А тот ему пояснил, что он дохера сил на эти сеансы кладёт и типа здоровому их смотреть вообще нельзя. Тем более дважды. Такие дела.

— Так и чё?

— Чё?

— Хер через плечо! Где эту кассету достать?

— Так я не знаю. Надо с Тохой перетереть, он сто пудов в курсах.

Санёк длинно сплюнул Витьку под ноги.

— Так чего ты мне мозги правишь, брехло? На треню из-за тебя опоздали. Пошли, Бор.

Я сочувственно пожал плечами, а Витёк крикнул вслед:

— Так чё, с Тохой базарить?

Саня ничего не ответил.

* * *

Три дня прошли, как обычно, а вечером в пятницу мне в дверь позвонили. За порогом переминался Витёк. На площадке сгорела лампочка, пыльные окна не пропускали тусклый фонарный свет, и я впустил его в коридор.

— Я по-бырому. — Он сунул руку за пазуху и, покопавшись там, вытащил кассету. Обычную, для видака, в красном подкассетнике «ТDK» с обтрёпанными краями. — Вот, смотри, чё надыбал. Ну, помнишь, рассказывал, Кашпировский там, лечение, все дела.

— Помнить-то помню. Только мне она нахера? Сане отдай.

Витёк поморщился.

— Да ты ж его знаешь. Начнёт барагозить, подумает, что я прикалываюсь. Драться ещё полезет… А тебя он послушает, вы ж с ним с детского сада корефанитесь.

Я молча смотрел на кассету, и брать её почему-то совсем не хотелось. Это было странное чувство — то ли страх, то ли отвращение. Будто вместо кассеты Витёк протягивал мне коробку, полную гигантских мокриц.

— Да возьми, Борян, чё тебе, трудно? Передашь, пусть тёте Гале покажет. Ну а вдруг и правда поможет?

Это сработало. Тётю Галю я с детства знал. Мы постоянно торчали у Санька, и она относилась ко мне, словно родная мать.

— Ладно, давай. — Я взял кассету, но держать её было противно…

мокрицы царапали коробку, пытаясь прорваться наружу

…и я положил её на полку для обуви, незаметно вытирая ладонь о штанину.

— Всё, я погнал тогда, — обрадовался Витёк. — И это… скажи Сане, пусть только сам не смотрит и малому своему не показывает. Бабке — хер знает, бабке, может, и можно. Она старая, небось болезни найдутся. Но лучше тоже не надо. Пусть только тётя Галя одна.

— Слышь, погоди. — Я схватил Витька за рукав. — А где ты взял-то её?

— Где взял, там больше нет, — хмыкнул он. — Всё, бывай.

Два часа я честно пытался делать уроки, но никак не мог сосредоточиться на алгебре, буквально физически ощущая присутствие чего-то (или кого-то?) чужого в комнате. Под черепной коробкой шуршало, царапало, дёргало где-то под глазом. Мне хотелось выбросить чёртову кассету в окно, и в то же время я едва себя сдерживал, чтобы не включить её немедленно и не посмотреть, что на ней. Включил бы, пожалуй, если бы видеомагнитофон был в моей комнате. К счастью, он стоял в гостиной, где родители смотрели «Время».

Боль нарастала, и в конце концов я не выдержал: оделся и выскользнул из квартиры.

Саня жил в соседнем подъезде, пропитанном сигаретным дымом и вязкой густой темнотой. Я крался по лестнице на четвёртый этаж, совершенно не думая, как буду выглядеть, заявившись в такой час с кассетой в руке. Всё, чего я хотел, — это поскорее избавиться от дряни, завёрнутой в старую тряпичную сумку.

Открыли мне сразу, будто ждали, когда я приду. За дверью обнаружился Лёнька — младший Санин брательник.

— Заходи. — Совершенно не удивившись мне, он махнул рукой и скрылся на кухне.

В квартире стоял тяжёлый давящий запах. Я давно не был здесь, и теперь пожалел, что пришёл. Надо было на улице встретиться.

— Бор? — Из комнаты выглянул Саня. — Чего ты?..

— Дело есть. — Я потоптался, не зная, с чего начать. Потом просто протянул другу свёрток. — Тут это… Ну помнишь, Витёк рассказывал…

— Са-а-аш! — раздалось из комнаты, и я с трудом узнал тёти-Галин голос. Он был словно другой — более низкий и какой-то… утробный, что ли. — Саша, блядь, сюда подойди ко мне!!!

Санёк дёрнул подбородком и покраснел.

— Что это? — кивнул на мой свёрток.

— САША!!!! ГДЕ ТЕБЯ НОСИТ, ПРОКЛЯТЫЙ УБЛЮДОК?!

Я вздрогнул и выронил сумку. Это была не тётя Галя. Точно не она. Не та добрейшей души женщина, которую я всегда знал. Защипало в носу, я машинально шмыгнул.

— Это, короче, кассета, про которую Витёк говорил. Вот принёс, просил передать. Включи матери, Сань, только сам не смотри. И мелкому не показывай, лучше поставь, когда никого дома не будет. Всё, давай, братан, я погнал.

Выплюнув скороговоркой заготовленный текст, я выскочил за дверь и бросился вниз по лестнице, пока Санёк не начал задавать вопросы или ещё того хуже — не заставил забрать кассету обратно.

Той ночью мне плохо спалось. Сквозь сон чудилось непрерывное шуршание. Я то и дело тревожно вскакивал и включал свет, ожидая увидеть сотни разбегающихся мокриц. Не найдя ни одной, облегчённо засыпал, чтобы через полчаса снова вскочить, почувствовав, как что-то ползёт по ноге прямо под одеялом.

Под утро мне приснилась Санькина мать. Она сидела на старом продавленном диване в грязной ночнушке, седые сальные волосы прилипли к плечам. Вытянутая грудь просвечивала сквозь тонкую ткань, вокруг глаз расползлись синюшные пятна.

— ЧТО ТЫ ПРИТАЩИЛ КО МНЕ В ДОМ, ПРОКЛЯТЫЙ УБЛЮДОК?! — резко заорала она каркающим голосом, и от ужаса я проснулся.

Ещё не до конца разобрав, где сон, а где явь, вспомнил, что там, в комнате тёти Гали был кто-то ещё. Какой-то едва различимый силуэт стоял спиной ко мне у окна. И меня бросило в дрожь от мысли, что он мог обернуться.

* * *

Санёк не ходил в школу всю следующую неделю и, по негласному уговору, мы с Витьком не упоминали кассету. Генчик рисовался новым прикидом, который папаша-коммерс прибарахлил ему из-за бугра, мы с Витьком яростно завидовали, делая вид, что нам всё равно. Словом, неделя пролетела почти как обычно. «Почти», потому что в субботу утром, когда мои уже ушли на работу, в коридоре зазвонил телефон, и лихорадочный Санин шёпот в трубке велел мне немедленно дуть к нему.

Я не хотел идти. Я только-только начал снова спокойно спать по ночам, и мне совсем не улыбалось опять услышать тёти-Галины жуткие вопли. Но Саня бросил трубку ещё до того, как я придумал причину для отказа, так что я собрал волю в кулак и потащился в соседний подъезд.

Дверь в квартиру была открыта. С тяжёлым сердцем я просочился в коридор, приготовившись к одуряющей вони. Но внутри пахло чем-то печёным. На кухне гремела посуда, шумела вода и работало радио. Сквозь стеклянную дверь виднелись размытые силуэты. Вот один замер, и я вздрогнул, припомнив тень из моего сна. Но дверь приоткрылась, и оттуда выглянула кудлатая Санина голова.

— Мам, там Борька пришёл, мы посидим в моей комнате? — осторожно спросил он, обернувшись.

— Конечно, сыночек, идите, — прозвучал в ответ привычный добродушный тёти-Галин голос.

Я вытаращился, а Саня проскользнул в коридор и жестами приказал мне идти за ним.

Зайдя в комнату, захлопнул дверь и прислонился к ней спиной.

— Видел? — спросил шёпотом.

Я только слышал, но всё равно кивнул.

Он схватился за голову и закружил по своей тесной спальне. Слова, словно накопившись в нём, выплёскивались сами собой.

— Я поставил её. Бабка в поликлинику. Лёнька в школу. Я поставил, включил… Мать орала, как всегда, но тут замолчала. Я сразу вышел из комнаты, и не видел. Ничего не видел. Ничего. Ничего!

Он остановился и ещё несколько раз повторил «ничего», так, что я окончательно уверился, что что-то он всё-таки видел.

— Не видел, но слышал…

Саня посмотрел на меня, и я заметил, как он осунулся за эти несколько дней. Щёки запали, губы потрескались. Глаза лихорадочно блестели, словно он заболел.

— Там мужик говорил… говорил… я ушёл в кухню, заперся, но всё равно слышал… Как будто он говорил прямо в моей голове, понимаешь, Бор?

— Что он говорил? — Я не хотел знать, но слова вырвались сами.

Саня покачал головой.

— Не помню. Что-то про подсознание и… Нет, не помню. Как будто он говорил на другом языке. У него голос такой… Я до сих пор его слышу, Борян. Он у меня в голове… постоянно. Постоянно!

Саня заскулил и ударил себя по уху.

— Тихо, ты чё? — испугался я.

— Не могу больше, — сказал Саня глухо. — Я так больше не выдержу. Я слышу этот голос, но не могу ни слова разобрать! Всё время думаю о том, что если посмотрю кассету, то всё пойму.

— А ты пробовал, — осторожно поинтересовался я, — спросить мать, что там?

— Она ничего не помнит! — с досадой воскликнул Саня. — Да она… Как будто вообще не она, — закончил он шёпотом.

Мне казалось, что не она была здесь в прошлую субботу, а сегодня тут самая настоящая тётя Галя.

— Почему?

— Не знаю, — он угрюмо засопел. — Она как робот, как подделка, как кукла. Я чувствую. Но если я посмотрю кассету, я пойму, как всё исправить…

— Эй, эй! — Я толкнул его, и взгляд Санька прояснился. — Тебе нельзя её смотреть, забыл?

— Помню. — Он устало рухнул на кровать. — Поэтому тебя и позвал. Забери её и верни Витьку.

— Да вы заколебали! — разозлился я. — Я вам что, курьер? Тебе надо — иди и верни.

— Не могу! — затравленно посмотрел он. — Я из дома не могу выйти. Везде вижу его.

— Кого?

— Мужика.

Помолчав, Саня признался:

— Я краем глаза зацепил, когда кассету матери ставил. Его как будто со спины снимали, но я почувствовал, Бор… он знает, что я его видел. И теперь не отпустит меня.

Вот тут я испугался по-настоящему.

— Сань, да ты чокнулся? Это просто запись, видео. Этот мужик сейчас в Америке…

— Не-е-е-т, — задумчиво протянул он. — Никакой это не Кашпировский, Борян. Я без понятия, кто там, на этой кассете, и где её Витёк раздобыл, но это не Кашпировский. Мне вообще, знаешь, кажется… Что это не человек.

Последнее слово он произнёс шёпотом и быстро посмотрел наверх, на книжную полку. Я проследил за его взглядом и увидел знакомую потрёпанную коробку «ТDK».

— Ладно, — решился я. — Заберу.

— Правда? — Саня опустил взгляд на меня, и я увидел, как в нём борются надежда и… жадность? Будто он хотел отдать кассету и в то же время ни за что не желал с ней расставаться.

Я схватил с пола чью-то грязную майку, то ли Санька, то ли Лёньки и, завернув кассету в неё, быстро вышел из комнаты.

— Боря, куда ты? — из кухни выглянула тётя Галя, и я споткнулся. Выглядела она почти так же, как раньше, только гораздо худее. — Останься, я пирог испекла.

— Спасибо, тёть Галь, мне домой, — пробормотал я, обуваясь. Уже выходя из квартиры, вернулся и подобрал кассету, которую чуть не забыл рядом с обувью на полу.

Дома я засунул кассету на антресоли, твёрдо решив вернуть её Витьку в понедельник. Я почти не чувствовал острых коготков внутри своей головы… Почти не слышал в ушах незнакомого шёпота. Следующей ночью вдруг вскочил с тревожно стучащим сердцем — показалось, что кто-то стоит за окном. Осторожно поднялся, крадучись подошёл, выглянул. В тусклом фонарном свете я разглядел сгорбленный силуэт. Он стоял спиной ко мне, время от времени дёргаясь и взмахивая руками, словно по нему пропускали ток. На его голове была залаченная изнутри шапка с надписью «Спорт».

Вдруг накрыл дикий страх. Показалось, что он сейчас обернётся и… Что тогда будет, я не хотел даже думать и, поскорее задёрнув шторы, вернулся в кровать.

Наутро в школе нам объявили, что Санёк спрыгнул с балкона старой десятиэтажки.

* * *

Комната была полна народу. По углам толпились какие-то бабки, незнакомые мужики. Одноклассница Аня Агеева тихо всхлипывала в коридоре. Старый продавленный диван, на котором недавно снилась мне тётя Галя, был сложен и сдвинут к окну. Солнце сверкало за начищенным до блеска окном. Гроб, оббитый синей тканью, стоял в центре комнаты. Рядом на табуретке сидела Санина бабка и, как неваляшка, молча качалась из стороны в сторону.

Одуряюще пахло свежим деревом, горящими свечками и ещё чем-то… ни с чем не сравнимым… Сладко-приторным, терпким.

Так пахла Санина смерть.

Я молча потянул Витька за рукав и шагнул в коридор.

Из кухни тотчас же, будто ждала за дверью, выглянула тётя Галя.

— Боря, куда же вы? — механически улыбаясь, спросила она. — Пироги скоро будут.

Я отшатнулся и пулей выскочил за дверь, не в силах больше видеть скорбные лица, слышать плач, чувствовать запах... Но больше всего пугала Санина мать, как ни в чём не бывало пекущая пироги. Витёк с Генчиком догнали меня, когда я пытался открыть дверь собственного подъезда.

— Борян! Борян, стой!

Руки дрожали. Зубы выбивали чечётку.

Я потянул, наконец, дверь на себя, и она резко открылась. Изнутри повеяло стылым сигаретным духом.

– Да постой ты!

Но я уже мчался к себе, на второй этаж. Родители тоже были на похоронах. Я распахнул дверь, вскарабкался на антресоль и швырнул в вошедшего Витька кассетой.

— Забери! — крикнул. — Это всё из-за неё! Из-за тебя! Санёк умер из-за этой дряни!

Меня трясло. Хотелось врезать Витьку так, чтобы зубы разлетелись по лестнице. Он испуганно отмахнулся, и кассета упала на пол.

— Эй, остынь! — Мою руку перехватил Генка.

Он наклонился, поднял кассету, повертел её и положил на полку.

— Нет-нет-нет-нет! — заорал я. — Мне не нужна эта дрянь! Он её притащил, он пусть и несёт обратно!

— Нихера подобного! — завопил мне в ответ Витёк. — Ты согласился взять, теперь это твоё! Я отказываюсь, я не возьму!

Поднял руки и замотал головой.

— Это что за херня?! — возмутился я. — Ты принёс, забирай!

— Не-а! Отдать можно только тому, кто берёт добровольно! Я не беру, не беру!

И, как дебил, ещё через плечо поплевал.

От этой картины у меня дар речи пропал, и я молча переглянулся с ничего не понимающим Генкой.

— Так, давай по порядку, — сказал тот. — Что за херня происходит?

И тогда Витёк рассказал. Как его брата заставили «добровольно» забрать кассету себе, как он начал сходить с ума, думая только о том, что там на ней записано. Как Витёк стал слышать голоса и шорох, и чьи-то шаги по ночам…

— И ты после этого принёс её ко мне в дом! — зло выплюнул я. — Не зря тебя, сучару, Санёк терпеть не мог!

— Но мать же его выздоровела! — парировал Витёк. — И я говорил, что ему нельзя смотреть? Говорил! Всё было честно!

— Честно?! Ах, ты падла! — Я попытался достать до него через здорового Генчика, но тот перехватил меня и легонько оттолкнул к кухне.

— Вы чё, братва, совсем с дуба рухнули? — спокойно поинтересовался он. — Вот этой сраной кассеты боитесь?

Взял кассету, вытащил из коробки, оглядел со всех сторон. И заржал.

— Да вы реально два дебила. Вы себя ваще видели?

— Так забирай её! — сердито блеснул глазами Витёк.

— Да и заберу. Аж интересно, что там такого записано. О, а давай прям сейчас и посмотрим?

Он шагнул к гостиной, но я преградил ему путь. Покачал головой.

Он снова заржал.

— Валите нахер отсюда, — прошипел я. — Пошли вон!

Схватил из угла хоккейную клюшку, махнул ею.

Они, толкаясь, выскочили из квартиры, и я запер дверь.

* * *

На кладбище я не поехал. А на следующий день слёг с гриппом. Меня лихорадило, выворачивало наизнанку. Ночами я видел стоящий спиной ко мне силуэт у окна. Иногда он был в старой шапке с надписью «Спорт», из-под которой стекала красная кашица. А иногда — тёмным, размытым, вызывающим дикий ужас. Я орал, плакал, бесился. Родители уже собирались отправить меня в отделение, когда мне наконец полегчало.

Я не ходил в школу три недели, чтобы, вернувшись, узнать, что отец Генчика, коммерс со связями, попал на бабки, съехал с катушек и застрелил всю семью и себя. А Витёк накануне экзаменов бросил школу и теперь вместе со своим братом в бригаде. Я ничего о нём больше не слышал и не знал, повлияла ли как-то кассета на то, что случилось у Генки в семье. Времена тогда были тяжёлые, людей убивали, будто собак, — не жалея, не думая. Я ничего не хотел о том знать.

Иногда, спустя годы, я просыпался, пугая жену придушенным криком, тыча пальцем в окно. Глядя, как растворяется силуэт, возвращаясь туда, в мою юность. В квартиру со старым продавленным диваном и гробом в центре пустой солнечной комнаты.

Я пронёс этот силуэт сквозь всю свою жизнь, слыша иногда его шёпот, чувствуя, как скребут коготки внутри моей головы. И когда у меня обнаружили неоперабельную саркому, я был единственным пациентом на свете, кто принял диагноз с радостью. Потому что теперь я, наконец, узнаю, что было на той кассете. Я не сомневаюсь, что отыщу её, стоит мне лишь захотеть, — в конце концов мы с ней связаны, а на поиски у меня есть ещё целых три месяца.

Три месяца до момента, когда Он повернётся лицом.

————————————————————————————

Рассказ написан для конкурса прозы фестиваля ЗЛОfest
Больше историй в Холистическом логове Снарка