Спросила трёх разных женщин — помнят ли они, как родился их первый ребёнок?

Маргарет сейчас семнадцать лет и она свои первые роды помнит отлично, всего год назад это было. Схватки начались тёмной штормовой ночью, около половины четвёртого. Точнее, она не знала, что это схватки и сколько именно времени. Просто почувствовала невыносимую боль и разбудила мужа.
— Я сказала ему, что у меня в животе кипит кровь и живот рвётся на мелкие части. Он побежал в темноте заводить мотоцикл, а я могла только немного дышать и громко кричать. Мы поехали в Эль Розарио, чтобы успеть на первый автобус до Чинандеги, он в пять утра уходит. Мой огромный живот не помещался на сиденье и я села спиной к спине мужа. У коровника, примерно за километр до автобуса, мотоцикл встал — кончился бензин. Пришлось идти пешком и я очень громко кричала. Пока ехали в автобусе из меня потекла вода, очень много воды. Когда мы приехали в госпиталь я уже плохо что-то помню. Муж сказал, что наша дочка родилась прямо в коридоре, но врач успел прибежать и помочь ей.

Габриэла тоже хорошо помнит. Смеётся, что свои первые роды никогда не забудет — до того испугалась тогда. В тот день они с мужем ехали верхом на лошадях через джунгли — везли мешки с кукурузными початками, чтобы продать их владельцу магазина.
— Мы едем и, вдруг, у меня по ногам начинает течь вода. Я очень удивилась, что её так много и что во мне вообще есть жидкость, потому что я совсем ничего не пила и не ела с вечера, не было сил сходить за пресной водой. Через несколько километров у меня стало больно колоть внизу живота. Мы остановились, я спустилась с лошади, и присела на поваленное грозой дерево, что бы поправить пояс — подумала, из-за него колет. И в этот момент ребёнок выскользнул у меня из под юбки! Он вскрикнул и замолчал. Я так испугалась, что он умер. Стала кричать и трясти его. Через несколько минут он снова заплакал. Мы отвезли кукурузу в магазин, вечером вернулись домой с деньгами и сыном.

Хулия вспоминает чуть дольше, у неё уже трое детишек — боится перепутать факты. Долго смотрит на носик первого четырёхлетнего сынишки, вытирает его.
— Помню, мне тогда четырнадцать было! Я вообще-то собиралась дома рожать ребёнка, меня ведь мама дома родила когда-то, вот и я думала, что также сделаю. Но за месяц до родов живот сильно заболел, и я пришла за таблеткой к вашим врачам — они тогда тут клинику строили ещё только. Вот они мне и посоветовали, что лучше всего поехать в больницу, что дома опасно рожать. Родственники помогли найти машину, отвезли меня в больницу, и там врач сказал, что ребёнок лежал как-то неправильно. Если бы я дома рожала — он бы умер при родах и я тоже, наверное. А так вот нам помогли и мы живы.

Моргнув ресницами, добавляет:
— Вы же продолжите здесь работать, да? Не закроете клинику?
— Продолжим, пока силы есть.
— Пожалуйста, оставайтесь. Нам это очень нужно.

Даяна не знает сколько ей лет. Зато хорошо знает много других вещей.

Знает, что папа привёл её маму в свой дом, потому что первая жена за пятнадцать лет совместной жизни стала слишком толстой и перестала помещаться с ним в одной кровати, спать стало неудобно. Но с магазином она отлично справляется, помнит, где что лежит и умеет продать городским покупателям рыбу побыстрей да подороже. Поэтому теперь у Даяны две мамы — одна постарше, другая помладше. Так и живут они все вместе, дети обеих женщин спят вместе, мамы готовят детям вместе — так полегче как-то.
Знает, что у старшей четырнадцатилетней сестры, которую родила старшая мама — есть тридцатилетний парень. И сестра хочет уехать с ним на мотоцикле, потому что ей надоела толпа рыбаков, которые приходят в магазин покупать газировку для рыбалки и подшучивать над её попой. А ещё потому, что ей надоело спать в одной душной кровати с ещё семью младшими братьями и сёстрами.
Знает, как помыть в уличной раковине посуду и обкакавшуюся младшую сестрёнку Татьяну.
Знает ещё кое-что, хочет показать, очень секретное. Манит меня пальчиком за синее тоненькое одеяло — дверь в общую спальню. Ныряю за ней следом, в синевато-жёлтый, словно кипячёный воздух спальни. Пахнет вялеными банановыми шкурками, дизелем и потом. Практически всё пространство занимает огромный деревянный настил, застланный простынями и одеялами — это и есть кровать. За изголовьем лежит лодочный мотор — вот откуда пахнет дизелем! Всякий раз мотор с лодки нужно снимать и прятать, чтобы не украли.

Даяна усаживается на кровать, манит меня к себе. Шепчет на ухо:
— Я хочу фотографию в моей комнате…
— А почему ты говоришь шёпотом?
— Потому что папа с младшей мамой делают секс…

Показывает пальчиком в право. Там примерно четвёртая часть кровати отгорожена другим одеялом — спальня взрослых. Из-за одеяла поочерёдно высовываются то мужские, то женские ноги, слышится возня и липкие шлепки кожи о кожу.

— Даяна, наверное, нам лучше сейчас не делать фото… Давай пока погуляем?
— Но я хочу сейчас!

Из-за одеяловой занавески высовываются взлохмаченные чёрные волосы и такие же чёрные глаза женщины, мамы Даяны.
— Да ничего страшно, сделайте ей фото сейчас. Только нас не снимайте.
Занырнула обратно за одеяло. Возня продолжилась.

Сделали с Даяной фотографии и пошли гулять. Чтобы случайно ничего больше не узнать.

Люсии двадцать шесть лет, как и мне.
Пришла на приём с двумя кучерявыми дочками, красными от слёз глазами и сильной зубной болью — уже больше месяца болит, особенно ночами невыносимо, а врача у них в Санта Хулии нет.

Сначала разбираемся с больным зубом. У нас в команде нет стоматолога и нужных инструментов. Доктор Мария с помощью деревянного шпателя и налобного фонарика осматривает рот пациентки, находит вдалеке разрушающийся зуб и воспалённый участок десны. Выдаёт обезболивающие, советует, как и чем полоскать рот. И в госпиталь настоятельно рекомендует ехать, по возможности в ближайшие дни.
Потом Люсия с детьми переходят на другую сторону стола — к педиатру. Марго поочерёдно осматривает шкодливых девчонок-хохотушек. С ними, по счастью, ничего страшного. Небольшая простуда и, предположительно, глисты. Врач отходит к столу с медикаментами, ищет антипаразитарные апельсиновые таблетки и сироп от кашля. Девчушки копаются на столе в цветных буклетах про чистку зубов и защиту от ВИЧ-инфекции.

Ловлю момент, чтобы поговорить с Люсией наедине.
— Почему вы плачете? Вам так сильно больно?
— Нет, у меня большие проблемы со свекровью.

Слёзы начинают литься сильнее, заполняют оба глаза, вытекают на щёки и капают на майку. Люсия быстро обтирает их и продолжает:
— Понимаете, мы с её сыном одиннадцать лет прожили. У нас дети — было трое, но сейчас вот двое осталось, один умер. Я думала, что она для меня, как мама, а он, как муж. Я думала мы все семья. А теперь…

Снова рыдает, уже в голос, с глухими всхлипами. Уточняю:
— То есть, вы не женаты со своим мужем, да?
— Да, просто жили вместе. У нас в деревне почти никто не женат, просто сходимся и живём. А теперь свекровь говорить, что я перестала радовать её сына, не даю ему столько же сил, как раньше. А ещё говорит, что девочки слишком много едят. Говорит, чтобы я уходила, а её сын найдёт другую девочку, без детей и моложе меня.

Слёз уже не осталось, Люсия просто шмыгает вспухшим носом и трёт глаза кулаками, как маленькая. Марго возвращается с лекарствами, поясняет, как принимать. Люсия внимательно выслушивает, поднимается уходить. Отходит на пару метров, возвращается. Обнимает меня.
— Спасибо вам. Я что-нибудь придумаю.

Уводит девочек в сторону, пока ещё их дома. Всё ещё грустная, но уже не плачущая.

Ездили медицинской бригадой на хорнаду — выездной приём пациентов в деревню Санта Хулия. От нашей клиники это примерно 10-12 километров, точно никто не измерял.
Чтобы проехать это расстояние, нужно заплатит 500 кордоб (это примерно 1300 рублей) дону Чеме — владельцу одной из двух на всю нашу деревню машин. Нас дон Чема везёт в Санта Хулию бесплатно, как волонтёр. Знает, что мы там очень нужны, потому что большинство жителей не могут заплатить ему за машину и ходят в клинику пешком. Или вообще никуда не ходят, болеют сами, в одиночестве.
С без десяти семь утра почти пятьдесят минут сидели на коробках с лекарствами посреди дороги — ждали дона Чему, который должен был забрать нас в семь ровно. Здесь не особо следят за временем — мы уже привыкли, опоздания тут норма. Приехал, наконец, и хорошо.

Первых пациентов встретили уже на дороге — мотоцикл с мужчиной, женщиной и ребёнком остановил нас. Мужчина спросил, работает ли клиника сегодня — сынишке нехорошо стало ночью, поднялась температура и тошнит, вот и едут на приём. Развернул мотоцикл и повёз семью следом за нашей машиной, в Санта Хулию.
Врачи разместились принимать под навесом у самого богатого дома в деревне. Его хозяева — владельцы магазина с чипсами, газировкой, рыбой и платанами. Здание магазина кирпичное, с решётками и замком, а под навесом отгорожено палками и чёрным полиэтиленом место, где спит вся семья. Здесь же под навесом хранят посуду, чистят рыбу, готовят на огне, обедают, стирают вещи и купают детей.

Пациенты шли один за другим. Шли с привычными уже соплями, лихорадками, температурами и диареями. Двое оказались с менее привычными: зубной болью и психическим заболеванием. Только до обеда, за первые пять часов приёма терапевт Мария приняла 22 взрослых пациента, а педиатр Маргарита приняла 16 детей.
Между очередью пациентов сновали женщины семейства — хлопотали над обедом. Тушили фасоль, жарили рыбу и тортильи, помешивали дрова в очаге старым хвостом игуаны. Обедом нас накормили тут же, под навесом, среди медикаментов. Было неловко видеть, что наш обед сильно лучше: и рыба, и фасоль, и рис, и овощи. Детям и взрослым семьи дали только рис и половинку жареной рыбины каждому. Овощи здесь — роскошь и дефицит.

После обеда приняли ещё несколько пациентов. Трепали и гладили зелёного попугая Лолу, которая периодически прилетает погостить во дворе и утащить пару фасолин из чьей-нибудь миски, оставленной на минуту без присмотра. Снова ждали дона Чему, который нисколечко не смутился своему, уже второму за этот день опозданию. На обратной дороге остановились у одного из домов, приняли ещё одну пациентку с тяжёлым приступом. Вернулись в клинику уже по сумеркам, к скучавшей кошке и светлячкам, рассыпавшимся под пальмами.

Снимала школьников после уроков.
Вообще, они говорили, что у них будет что-то вроде небольшого праздника — так, без повода, просто чтоб не грустно было. Пригласили меня к десяти утра. Праздник к этому времени не организовался, они после десяти только начали цветные простыни вешать на стены. Но просто поснимать ребят тоже неплохо.

Кто-то дёрнул за рукав. Обернулась. Тоненькая девочка, чуть ниже меня ростом.
— А сфотографируешь меня, пожалуйста?
— Да, конечно же. Где ты хочешь?
— Хоть где. Я просто хочу посмотреть, как я выгляжу. Я себя давно не видела, а сегодня хочу танцевать на празднике и мне надо знать, красиво ли я выгляжу.

Снимаю в полный рост и портрет. Показываю.
— Тебе нравится?
— Да, хорошо выгляжу.

Мнётся, не отходит, жуёт пальцы, глядит на меня.
— Может быть ты хочешь ещё фотографий?
— Да. Ты можешь пойти со мной ко мне домой?
— Могу, конечно. Ты хочешь дома сфотографироваться?
— Я хочу, чтобы ты сфотографировала моих братьев, они никогда себя не видели.

Идём по чёрным бархатистым волнам вулканического песка в сторону самых последних домов деревни. По дороге знакомимся. Её зовут Леона и ей одиннадцать лет. В школу ходит первый год, уже умеет читать, но путается в счёте. Говорит только шёпотом и медленно подбирая слова — заикается. Живёт в маленьком клеёнчатом доме с двадцативосьмилетней мамой и двумя трёхгодовалыми братьями-близнецами. Папа утонул в океане.

Пришли. Делаю фотографии её братьев, показываю. Мама тоже просит себе фото, радуется, что дети посмотрели на себя. Варит шестилитровую кастрюлю риса, поясняет, что это всей их семье на три-четыре дня, чтобы каждый день не искать и не тратить дрова на варку.

Возвращаемся в школу.
— Знаешь, я хочу быстро успеть всё выучить, у меня времени мало.
— Почему мало? Тебе только одиннадцать лет, успеешь.
— На следующий год меня, наверное, замуж увезут. Сестру старшую два года назад увезли, ей тоже тогда двенадцать лет было. Вот я и спешу.

Убежала вперёд меня, танцевать.

Марсии тридцать пять лет.
Каждые три месяца она приходит в нашу клинику на противозачаточную инъекцию. У неё уже есть четверо детей и она не хочет, чтобы их стало больше.

— Понимаете, мне очень тяжело видеть, как они ходят в одной и той же одежде по нескольку лет. Тяжело слышать, как они приходят и просят есть несколько раз в день. А я могу давать им только немного еды два раза в день, не больше. Бывает, что и один раз только могу покормить. Они приходят, просят, а у меня после этого словно горячая вода в голове бьётся, больно дышать и сил нет ничего делать после этого.
Муж этого не видит и не слышит, он в море с утра до ночи. Пока не было здесь клиники, я несколько лет придумывала для него разное, лишь бы только ещё дети не появились. Теперь вот могу здесь у вас получить укол и не переживать хотя бы за это.

Муж Марсии шестнадцать лет назад бежал от нищеты из Гондураса. Там он пытался продавать овощи, но из-за неурожаев и болезней родителей разорился. Сначала пытался найти привычную работу продавцом в Никарагуа. Вместо этого нашёл жену и ещё большую нищету, чем раньше. Несколько месяцев жили на улице под куском картонной коробки, ели обрезки от фруктов и овощей с помойки. От всего этого и бежали они вдвоём сюда, в Ла Сальвию. Искать убежище под пальмами и океаническими штормами.

У них до сих пор нет прочного дома и документов.
Но есть рыбная еда, хотя бы один раз в день точно есть.

Глава МИД Никарагуа Денис Монкада выступил в интеврью РИА Новости с некоторыми поддерживающими тезисами, относительно действий российского правительства и того влияние, которое современная Россия оказывает на мировую политическую арену.

Запад использует конфликт на Украине для попыток дестабилизации ситуации в России и атаки на РФ, по мнению Дениса Монканда.

"Совершенно очевидно, что упомянутая ситуация (с конфликтом на Украине - ред.) является не чем иным, как продолжением геостратегических интересов Соединенных Штатов, Европейского Союза и НАТО, которые используют Украину для нападения на Россию, дестабилизации России, победы над Россией и уничтожения России. Это недопустимо, это достойно осуждения", - сказал Монкада.

Помимо этого Монканда позитивно высказался о тенденции БРИКС к расширению. По мнению представителя Никарагуа, это свидетельствует о скором становлении многополярного мира, ведь очевидна усталась стран от влияния США и "американского империализма".

"Мир меняется, мы трансформируемся, мы действительно запускаем перемены, и все это является частью нового зарождающегося международного порядка. Например, БРИКС и расширение БРИКС за счет шести государств свидетельствуют, что люди всего мира говорят: довольно североамериканского империализма, довольно рабства, насаждаемого европейскими державами. Наши народы и наши государства хотят быть свободными, независимыми, суверенными и проводить собственную политику на благо нашего населения", - сказал Монкада.

"Поэтому мы действительно на этом пути. Мир меняется, он преображается, мы, несомненно, продолжим добиваться побед", - добавил он.