Стою на даче, воткнув лопату в снег, грызу пряник, твердый, но вкусный.
Мать в это время выговаривает:
- Я тобой недовольна, ты мало помогаешь. Я вот кручусь как белка в колесе, а ты ничего не делаешь!
-Вообще ничего? - Подкидываю дровишек в костер, подолжаю грызть пряник, с интересом слушаю.
- Почти ничего, я всё делаю! Грядки стоят неперекопанные, предбанник не протерт..
Действительно - через раз, чаще не получается, работа, жизнь.
Но вот беда - заехала я помочь по своему желанию, ничего моего на даче нет и снег чищу просто чтобы разгрузить родительские спины.
Грызу пряник, мать продолжает ругаться на меня:
-Ленивая бестолочь, у тебя что, времени нет, вчера было, в четверг было, есть у тебя время, че, книжечки свои читаешь?
Слушаю её и чувствую какую-то грусть. Её слова давно меня не уязвляют - оскорбления превращаются в оскорбления только если поднять и адресовать себе. Но они значат, что сделанное мной - не ценится и считается несуществующим - а несделанное - это великий косяк, ошибка, которую будут припоминать вечно.
Слушаю, грызу пряник - он помогает скрыть улыбку. Какой же, всё-таки, ужасный тактический ход! Я, сколько ни буду помогать, всегда буду "ужасна" "ленива" "неприспособлена". Ведь идеала достичь и заслужить похвалу невозможно, и это лишает смысла и саму идею и похвалы, и выволочки.
Зачем к чему-то стремиться, если существует лишь кнут и он всегда неизменен?
Пряник, наконец, стачивается до момента, когда его можно запихать в рот целиком, пихаю, жую.
Монолог мамы стихает - я не спорю, не оправдываюсь, не перечисляю дни и дела, что я была и что сделала, я молча жую, и в щеках лишь чуть видна ехидная улыбка.
Приятно - я вижу её ходы и они заведомо проигрышны. Вижу её рычаг - она хочет сыграть на том, что я хочу её одобрения. Но вот беда - мне уже не нужна похвала матери, та наивная детская мечта уже давно похоронена, мать была взвешена и лишена звания человека, который имеет право давать мне оценку. Тот рычаг давления был сломан - и смешно, как на него пытаются давить снова.
И грустно - ибо не будет между нами диалога, пока мать не поймет, что мы равны, а не родитель с младенцем.
Мать молчит обиженно, отворачивается, чем-то занимая руки. Без привычных ролей она наверное, вдруг понимает, что мы практически чужие люди и ей нечего больше мне сказать - нечем вытребовать с меня себе больше внимания и сочувствия.
Беру ещё пряник в зубы и лопату в руки, продолжаю чистить снег - сейчас тропинки дочищу и айда отседова. Считаю свой дочерний долг на эту неделю выполненным.