Логично

Ответ BomhStail в «Ждем очередных извинений»

Дело может наладиться только тогда, когда подобное поведение (домогательства к женщинам, особенно несовершеннолетним, оскорбления по нац-признаку, т.д.) будет приводить не к извинениям, а к лесоповалу или уборке снега за полярным кругом в течение длительного времени.

Неотвратимость наказания - это такаааая дисциплинирующая штука...


Вот тогда и культура общения наладится,
И внезапно появится ресурс рабочей силы для завершения еще сталинского проекта северной широтной ЖД ветки для организации связности страны.

С какой стороны ни посмотри - всюду польза будет.

Ответ на пост «Про домогательства»

Ну вот я девушка с физмата, как со школы с физмата, так и работаю прогером. Друзья - почти всегда парни, с ними уже и привычней.

Ни разу не встречалась с грязными подкатами, НО вежливое, сказанное один на один: "Как насчёт остаться у меня в ночь и заняться сексом?" слышала почти от половины. И ничего, все спокойно, почти всегда отвечала "Не хочу" и больше не лезли. С двумя-таки переспала, грешна)))

Думаю, нельзя скидывать со счетов то, что откровенные настырные подкаты после отказа расстроят не только меня, но и всю остальную компанию друзей. А вот парни из оставшейся компании не так радушны, они научить не только словами, как со мной нельзя, смогут. Но тут ещё и вопрос, насколько адекватное общение в компании в целом

Про домогательства

Быстрое удаление из кадра

А нефиг было лезть к стримерше)

Месть в гипермаркете

— А потом он схватил меня за руку и прижал к столу перед собой, я даже… Я очень испугалась, получается, прямо упала животом на стол. А он схватил меня за… Ну за это прям чуть не пальцами полез.— Хрупкая заплаканная девушка нервно шмыгнула носом.— Я так испугалась, даже кричать не могла… А он руку запустил под джинсы и говорит — ах ты там вся уже мокрая… я рванулась, смахнула всё со стола, монитор задела, он тогда меня отпустил, и я вырвалась…

— Вот гандон! Ох, успокойся милая, я обещаю, этого больше никогда не повторится. Я… я в шоке, честно, даже не знаю, что сказать,— взъерошенный парнишка в очках неловко погладил девушку по голове.— Ты почему… Надо было сразу мне позвонить!

— Да, прости… я виновата, понимаю. Но я хотела сама… Ну то есть я сразу и на увольнение, и даже сразу подала резюме. Сразу в четыре места. Ипотека не сорвётся, ты не переживай… Будет тяжело, но мы справимся, не переживай…

— Лена, ты чего! Я вообще об этом даже не думал. Как ты вообще такое… Главное, чтоб ты в безопасности. Я бы сразу приехал и устроил…

— Нет, Ром, пожалуйста, нет! Только не это, я тебя очень прошу! Сейчас мне уже лучше. Пожалуйста, оставь это… Я уверена — всё ему бумерангом прилетит…

— Так нельзя! Ты что, хочешь, чтобы он к твоим девочкам так в отделе? Вспомни своих продавщиц! Ой, прости, я не хотел…

— Рома, я устала, я не могу так… Может, всё это… Я просто не знаю, я запуталась…— захныкала девушка, и слёзы снова полились из покрасневших глаз.— Марина Сергеевна такой хорошей директрисой была, а теперь — этот урод… Я лучше уйду в другие магазины или вообще в школу попробую. Могу же я учительницей русского? Как-нибудь накопим на платёж в следующем месяце. Сможем ещё ужаться. Я прикидывала: если купить сразу мешок гречки и мешок риса…

— Нет, я лучше этого гада прижму! Я этого так не оставлю. Выкину этого урода, а ты вернёшься и будешь, как раньше…

— А что ты можешь? В полицию пойти? Но у нас нет никаких доказательств. А у него — связи. Он ещё когда директором рынка был, там всех потом посадили, а он выкрутился. И этот ещё, Виктор Михайлович, начальник охраны, его подручный,— он же бывший то ли мент, то ли вообще ФСБ-шник. Пожалуйста, не лезь в это, есть другие места работы…

— Да, ты права, полиция тут не поможет… Но я с ребятами посоветуюсь в кружке, у меня там ученики толковые.

— Рома, ты чего? Они же дети! Что твой программистский кружок с этим поделать сможет?

— Ха, не бойся, Лен, есть одна идейка. Я всё аккуратно сделаю. Остап Бендер чтил Уголовный кодекс — помнишь, да?

— Рома, мне всё равно страшно. Он опасный человек. Когда прижал к столу в кабинете, я уже думала, что не выберусь. Я только теперь поняла, почему Люда уволилась, заведующая молочки. А вместо неё совсем девочку повысили, без высшего образования вообще. И в отделе кадров эта мымра лыбилась, когда я заявление писала. Они все там всё знают. Это как против системы бороться — невозможно одному, ты же понимаешь.

— У вас там прям бордель, а не гипермаркет. Но ничего, это мы поправим. Тебе же нравилась работа, правда? Вот и давай бороться. Если бежать всё время, нигде хорошо не будет.

— Да работа хорошая, я думала — ещё годик, потом, может, в декрет, а теперь… Рома, ну как бороться? Я даже не знаю, как мне вернуться, чтобы теперь две недели отрабатывать. У меня просто сил нет, я не знаю…— девушка всхлипнула и уткнулась парню в плечо.

— Подожди, а ты не думала… Ну то есть не хочешь позвонить этой Люде, которая вдруг уволилась,— может, она по той же причине? Тогда если вместе объединиться…

— Ром ну ты что? Я такое не расскажу никогда, я тебе не решилась, если бы не... Я так… Это так стыдно, а если ещё во вранье обвинят. Как доказывать? Мне никто не поверит.

— Так, ладно, давай сначала успокойся. Завтра поедешь к маме и поживёшь там эти две недели. Пока я всё сделаю. Сходи в поликлинику к тёте Вере, чтобы она открыла больничный. Отдохнёшь, сил наберёшься. А я всё сделаю.

— Рома, не надо, я прошу! Не хочу, чтобы ты пострадал. Разберёмся как-нибудь с ипотекой…

— Леночка, милая, ну не плачь. Теперь только этот мудак страдать будет. Расскажи мне про него подробно всё, что знаешь.

— Зовут Владимир Александрович. Он был директором Восточного рынка. А потом к нам перешёл, когда рынок снесли. Ему лет пятьдесят, наверное, а до этого вроде военным был или тоже ментом, я точно не знаю.

— И как такой попал в европейскую компанию?

— Ну я же говорю у него везде связи. Ты — обычный айтишник, ну ещё в школе работаешь, куда тебе!.. Не лезь, пожалуйста, ты ничего не сможешь.

— Верь в меня, любимая, я всё смогу!

2. — Витя, бля, какого хуя?! Вы уже три дня никого поймать не можете. А у меня списания уже на сто тысяч почти! Это если ещё технику получится уценить в испорченных коробках. А так вообще все двести выйдет. Людей в ночь вывожу разгребать эти тележки сраные, в складе пёрднуть негде! А средний чек как просел?! Тележек пустых нет, народ берёт по минимуму и сваливает. Ты понимаешь или нет, что у нас провал будет?

Взбешённый толстяк вскочил из-за стола и помахал кулаком перед носом лысого охранника, подобострастно замершего посреди кабинета. Потом отшатнулся и рухнул обратно в кресло, тяжело хватая ртом воздух. Охранник виновато развел руками и промямлил:

— Владимир Саныч, ну что я могу?.. Что им предъявить, объясни мне? Ну ходят люди, кладут товары в тележку, молодёжь в основном. Это ж магазин, это делать можно — никакого криминала. А потом бросают полную телегу в проходе и уходят. Мы остановили сегодня одного. Типа чего тележку бросил? А он — а я кошелёк дома забыл. И что теперь? Бесплатно ему отдать, что он там нагрузил?

— И что, ты отпустил? Надо было подбросить что-нибудь и предъявить кражу. По камерам там посмотреть или ещё как. Он же пойдёт, ещё тележку возьмёт и опять нагрузит. Один человек за день нам штук двадцать таких в раз организует.

— Ну так а я причём? Ты давай вставь пропиздон своим бабуинам, пусть шустрей разгребают, расставляют всё по местам. И не будет убытков тогда.

— Шустрей, бля? Ты чё, совсем охуел, что ли? Сто пятьдесят тележек, доверху набитых. Как их, блять, разобрать и по местам расставить? Это сколько времени нужно по всему магазину бегать. А сроки? Там же из холодильников тоже. И всё вперемешку: утюги, продукты, мука, гандоны, тряпьё с бананами. И обязательно, суки, рыбу замороженную или мясо в середину суют, чтоб протекло и завонялось. Пидарасы! Там мало разгрести, там на списание половину. У меня люди с ног сбиваются. За сегодня восемь заявлений на увольнение, ты понимаешь? Надо срочно с этим что-то решить, пока в центральный офис не расчухался.

— Я так это, обмозговал, значит, ну стратегически. Выходит — это кто-то спецом под тебя копает. Измором решил взять. Надо бы причину устранить, получается.

— Херасе ты стратег! Наполеон, бля! Я это ещё на второй день понял. Причину, бля… Ну так давай ищи, устраняй. Кто у нас тут за безопасность?

— Ну так, это ж форс-мажор получается. Пишите в офис, пусть людей пришлют, юристов там или как ещё на помощь.

— Витя, ты — идиот? Может, вообще сразу заявление на увольнение написать или как? Я тебе сказал: решай проблему. Поймай одного из этих гандонов, запри в подсобку и коли, пока не признается, кто это всё затеял. Ты что, там у себя в отделе зря столько лет штаны просиживал? Что, я тебя учить должен? Давай бегом в мониторную и поймай мне «языка», понял?

— Владимир Саныч, но так это… У нас же нет оснований.

— Да подбрось ему хоть «Жилет» по карманам, батарейки там или ещё что-нибудь. Бери как за кражу и дави, пока не сознается.

— Будет сделано!

— Давай знаешь, что… Звони сразу, как поймаете. Я сам с этой мразью поговорить хочу лично.

— Угу…

Звонок от начальника охраны раздался только через два часа. В кабинет привели юношу лет шестнадцати с едва заметным светлым пушком на щеках. Парень совсем не выглядел испуганным, несмотря на грозный взгляд директора и присутствие Виктор Михалыча с парой мордоворотов. Директор с ходу перешел в атаку:

— Ну что, парень, попал ты на три годика. А может, и на все пять, если товары в тележке дорогие.

— Дайте мне позвонить! — с неожиданной наглостью ответил пленный.— Я должен сообщить родителям. Вы не имеете права говорить со мной без их присутствия!

— Мы сами сейчас сообщим! — рявкнул директор, саданув кулаком по столу.— Сперва в полицию, потом они уже сами. И поедешь ты ночевать в обезьянник.

— Я ничего не сделал, вы схватили меня незаконно. Вызывайте полицию.

— Не сделал, да? А воровство? Виктор Михалыч, вы провели обыск?

— Ну я как бы это…— замямлил начальник охраны.

Директор сердито зыркнул на подчинённого и поднялся из-за стола.

— Значит, сейчас вызовем полицию и проведём. Да, в принципе, обыск не нужен: у нас все есть на видеозаписи. Закроем тебя в холодильной камере, посидишь, подумаешь,— хищно оскалился Владимир Александрович.— Ты понимаешь, что попал на особо крупный размер, или не понимаешь?

— Я не понимаю, о чём вы. Немедленно верните мне смартфон! Мои родители напишут заявление о грабеже!

Внезапно на столе директора запиликал внутренний телефон. Хозяин поморщился, но повернулся и взял трубку:

— Да! Слушаю. Нет, не пускай ко мне никого, я занят. Какой ещё дядя? Что за адвокат… Да, задерживали. Нет, не надо полиции. Ладно, Марина, давай, проводи их ко мне в кабинет, я сам разберусь.

Парень расплылся в ухмылке и попытался высвободить руку, но здоровенный подручный Виктора Михайловича по-прежнему крепко сжимал его запястье.

— Отпустите, мне больно… Это незаконное лишение свободы!

— Поговори мне ещё…— рявкнул директор.— Ты у меня так просто не выкрутишься.

Спустя пару минут в кабинете появился Роман в сопровождении высокого человека в костюме, с аккуратной бородой, постриженной по последней моде.

— Добрый день, я Роман Игоревич, дядя Данила, а это наш семейный адвокат, Максим Олегович,— с порога заявил парень, средним пальцем поправляя очки.— Я так понимаю, произошло какое-то недоразумение?

— А как же, ваш племянник совершил кражу и порчу имущества! — резко закричал директор.— И, как показывают имеющиеся у нас видеозаписи, порчу неоднократную. Рецидивист ваш племянничек, значит…

— Вы уже обратились с заявлением в полицию? — чуть улыбаясь, поинтересовался адвокат.

— Нет, мы пока задержали. Сейчас мы…— директор на секунду замялся.— Сейчас мы давайте поговорим, так сказать, свойским порядком. Я хочу знать, кто… кто надоумил мальчика нам товар портить?

— Я ничего не портил! — воскликнул Данил.— Я просто пришёл в магазин, а меня схватили и притащили сюда…

— Ты складывал товары в тележку и бросил её в магазине! — заорал директор.— Вчера и позавчера. И товары из-за это портились! Рыба на текстиль протекла, на майки, кроссовки. Коробки с фенами размокли. Это не порча, что ли? Тебе не стыдно вообще?! А ну говори, кто тебя подослал.

— Позвольте, кто вам разрешал кричать на ребёнка!..— нахмурился адвокат.— У вас есть доказательства умышленной порчи?

— Да, он делал так несколько раз! — сорвался на крик директор.— И он, и дружки его.

— Что делал несколько раз? — переспросил Роман.

— Товары вразнобой в тележку складывал!

— Но позвольте, так делают тысячи других посетителей. В этом и смысл универсальных магазинов,— улыбнулся адвокат, махнув рукой в окно кабинета, выходившего в торговый зал.— Вы что, и всех остальных будете задерживать?

— Но он не оплачивал на кассе. Бросал полную тележку в зале! — все больше свирепел директор.

— И что? Это запрещено каким-то законом? Потрудитесь назвать статью, я полюбопытствую,— продолжал наступать Максим Олегович.

— Это я не смотрел ещё, но я подтяну юристов. В любом случае ущерб большой имеется,— пробурчал директор, зачем-то перебирая бумажки на столе.

— Ну с этого прежде всего нужно было начинать,— грозно произнёс адвокат, бесцеремонно поставив портфель на директорский стол.— А не задерживать несовершеннолетнего без каких-либо причин…

— Немедленно отпустите мальчика! — громко воскликнул Рома.— Иначе я сам вызову полицию! И напишу на вас заявление за похищение человека и незаконное удержание. Даня, они тебя били?

— Вот этот за руку так схватил, что теперь синяк будет,— поспешил ответить мальчик.

— Сейчас и «скорую» вызовем, чтобы зафиксировать побои,— вмешался адвокат.

— Слышь, ты, умник, я тебя…— завёлся директор.— Да ты знаешь, на кого…

Виктор Михайлович поспешил подскочить к шефу и зашептал на ухо:

— Уймись, Вовчик, не лезь в залупу. Адвокат дело говорит: менты приедут — мы тут встрянем крепко, нам предъявить нечего. Давай отпустим, ну их нахуй…

Державший Даню охранник отпустил его при первых словах о побоях. Директор замер, яростно сжав губы. Лицо его так побагровело, что, казалось, голова вот-вот взорвётся созревшим прыщом и выплеснет густую капельку гноя. Роман обнял Даню за плечо и молча двинулся к выходу. Адвокат подхватил портфель и двинулся следом. В дверях парень запнулся и спросил.

— А мой телефон? Его этот забрал, лысый.

— Верните имущество, иначе будет ещё и грабёж,— строго сказал адвокат.

Начальник охраны слегка кивнул и вытянул из кармана аппарат. Максим Олегович брезгливо взял его и, обмахнув платком, протянул парню.

— Проверь: целый? — уточнил Рома.

— Да, вроде нормально,— кивнул парень.

— Ладно, пошли.

После их ухода в кабинете ещё пару минут царило гнетущее молчание. Наконец Виктор Михайлович кашлянул:

— Кхе, ну так что мы это… Что делать будем теперь?

Директор, тяжело ступая, подошёл к стоящему в углу шкафу, достал бутылку коньяка и налил полную рюмку. Виктор Михайлович чмокнул губами, надеясь на угощение, но вторая рюмка осталась пустой. Владимир Александрович выпил залпом, закрыл шкаф и произнёс:

— Значит, так. Враги серьёзные, а мы теперь в осаде. Завтра магазин закрыт будет.

— Что, совсем? — испугался охранник.

— Пошел вон, развесил тут уши,— рявкнул на него директор.— Так, Витек, а ты сядь.

Он подождал, пока за охранниками закрылась дверь, и продолжил:

— Завтра магазин не работает. Устроим санитарный день, чтобы разобрать все тележки и провести списания. А потом ты установишь пост из двух охранников на парковке. Где тележки стоят, понял?

— И что?

— И твои дуболомы будут тележки только взрослым людям выдавать. Понял?

— То есть как?

— Да так! Лет с сорока только. Молодёжь пусть вон с корзинками. Я специальные правила подготовлю. Чтобы ни одной тележки этим мудакам, усек?

— Ну так это… неудобно как-то… Будут бузотерить.

— Неудобно срать с бутылкой в жопе! Мы так с тобой вообще погорим на хрен. Видишь: гандоны в самое сердце бьют!

— Ну как скажешь, а может, это… Просто неделю отпуска? Ну типа закроем магазин и пересидим, пока они успокоятся?

— Да ты что, охренел, что ли? А убытки за простой? И вообще эти хитрые падлы… Как они адвоката так быстро. Этот крысёныш позвонил, что ли?

— Никак нет. Его сразу повязали, и руки за спину. Как только кассы прошёл.

— Вот видишь: у них всё схвачено. За этим шкетом следили. Как его повязали — сразу адвоката вызвали. Им только того и надо. Это точно Петровна, с бульвара Троцкого. Меня подсидеть решила, в её гипере проходимость хуже, вот и решила потеплей местечко занять. Ну ничё, сука, я ей устрою…

— Так, а что мне…

— Дуй в диспетчерскую, пусть созовут заведующих на экстренное совещание.

3. — Понимаете, господин Лярошь, ничего не помогает,— согнувшись над столом в подобострастном поклоне, причитал директор.— Уже больше десяти дней магазин подвергается ужасающему вандализму. Это просто чудовищно.

— Я понимаю, но меры вы же принимаете? — спросил худощавый седоволосый француз, внимательно просматривая лежащие перед ним бумаги.

— Конечно, мы делаем всё, что можем. Я лично выкатывал со склада тележки, но их продолжают заполнять и бросать. Только за сегодня уже больше пятидесяти. Ничего не можем с этим поделать. Без вашей помощи, разумеется.

— И какой вы видите решение? — медленно проговорил Лярошь, не поднимая головы.— Как мне сказала наш пресс-секретарь, вы уже вызвали скандал с тележками для людей. Есть обсуждения в Интернете этого спорного решения. Какие ещё вы делаете действия теперь? Вовсе отказаться от телег?

— Нет-нет, нужно всего лишь временно увеличить штат на тридцать человек. Чтобы они успевали оперативно разгружать брошенные тележки.

— Вы понимаете, это очень странно. Наша международная сеть «Гошан» никогда не сталкивалась с подобными вызовами, насколько мне известно. Вам удалось выяснить причину? Это какой-то молодёжный… как это будет… игра?

— Я думал так, господин Лярошь, но после того, как мы запретили молодёжи брать тележки, тем же самым занялись бабушки.

— Бабушки, это слово… Не совсем понимаю, чей они.

— Ну то есть пожилые женщины, пенсионерки лет шестидесяти и больше.

— Вы пытались с ним поговорить?

— С кем?

— С пожилой женщиной.

— Да-да, конечно. Но это не помогло, они скандалили ещё больше. Я понял, что тут дипломатического решения нет. Силового — тоже. Мы можем только проявить стойкость. Когда-нибудь им просто надоест этой дурью маяться.

— Хорошо. В этом смысл есть. И сколько долго вам понадобятся эти дополнительные люди?

— Ну месяца два… может, три максимум. Можем провести их по срочному договору или как там будет лучше для бухгалтерии. Дольше трёх месяцев не продлится. Наша задача — снизить потери на это время.

— Если платить этим работникам минимальный прайс, это получится двести пятьдесят тысяч в месяц без расходов выплат и формы. Это много будет за три месяца, с учётом уже теперь потерь.

— Простите, господин Лярошь. Но нет никакого другого выхода. Вам не нужно было прилетать, я в письме сообщил всю ситуацию.

— Выход есть: устранение причины конфликта ситуации.

— Но это невозможно. Мы пытались узнать, но, бля, молчат, как рыба об лед.

— Не очень понимаю вас. Но мне причина вашей проблемы ясна. Я получил письмо перед вашим и решил приехать лично. Вот, читайте.

Господин Лярошь извлек из папки распечатку и протянул побледневшему директору:

— Но тут по-английски.

— А что ваш уровень знания?

— Но я это… ну когда в компьютере…

— Кто принимал решение о вашем трудоустройстве?

— Аркадий Абрамович, региональный директор. Я звонил ему, но он велел вам письмо направить.

— Я думаю — имеем тут высокую некомпетентность и злоупотребление. Позовите мне заведующую отделом кадров. Мне необходим список уволившихся сотрудниц.

— Подождите, но как это…

— Это очень скандальное дело для репутации нашей сети. Я хочу беседовать лично. Покиньте кабинет, я вас вызову.

— Если эта Самойленко на меня настучала — это всё гнусная клевета. У неё самой в гипермаркете свинарник вонючий. А у меня все проверки — ни одного замечания. Господин Лярошь, это заговор. Они специально меня топят, потому что продажи…

— Покиньте кабинет немедленно. Я приму решение после беседы с женщинами.

— Какими женщинами, вы чего?

— Покиньте кабинет, это моё распоряжение как патрона. Незамедлительно, быстро!

4. — Ром, это невероятно. Сам Поль Лярошь прилетел, зам. управляющего всей сети! Я никогда не думала, что он сам. И меня на беседу вызвал. Я так волновалась, но он такой обходительный. По-русски так хорошо говорит, почти без акцента. И такой вежливый. Спросил про урода этого, я сама не поняла, но не страшно было. Он извинился за него и сказал, что мне будет выплачена компенсация за действия. Ну, в общем, за домогательства — и такого больше не повторится. Я снова — заведующая отдела текстиля. Вот это да! Представляешь! Я от радости чуть не прыгала до потолка! — восхищённо лепетала Лена, не в силах разуться в прихожей от нахлынувшей волны восторга.— И не только меня. Представляешь, ещё троих он так, оказывается. А были те, которые не уволились. Но он просил не рассказывать. Есть замужние,— ты прикинь, вот сволочь, а? Вот бы его ещё посадить. Но, походу, с него только деньги взыщут. Господин Лярошь сказал, что тот полностью материально в ответе за ситуацию. Я только не поняла, в чём там дело, что-то с тележками, но непонятно. Всё так неожиданно…

— Ну вот видишь,— улыбнулся Рома, прижимая Лену к груди,— мой кружок программистов оказался не таким уж бесполезным. Ребята у нас очень отзывчивые. И родители у них тоже. Даже бабушки у многих помогли. И ведь никто о причине не проболтался. Решили помочь учителю, и всё.

— Подожди, так это ты… Как тебе это удалось? Добиться, чтобы сам… Лярошь приехал… Что вы такое сделали?

— Взяли «Гошан» в осаду. Им пришлось капитулировать. Бизнес есть бизнес, дешевле уволить одного мудака, чем терять сотни тысяч на ровном месте.

— Я всё равно представить не могу, как такое возможно… За две недели всего. Я приехала — думала трудовую забрать, а тут у вас такое!.. Рома, это правда — ты один всё это? Просто чудеса, не могу поверить.

— Каждый человек маленький — только пока один. Немного логики и организации, и многое изменить можно. Главное — не бояться и действовать!

КОНЕЦ

Продолжение поста «"О чём нельзя было рассказывать"»

Мне едва исполнилось 18, когда я поехала в гости к родственникам на север перед поступлением в институт. Всё детство я проводила в тех краях, это была сестра бабушки и её муж, у них были дети и внуки, все мы дружили.

Предпоследний раз я была там лет в 13, соответственно, к 18 я округлилась, стала очень привлекательной.

И эта старая тварь решила меня потрогать.

Утром я спала в своей комнате, он решил меня разбудить. Оторвал от кровати, прижал к себе и начал водить по груди, залез в трусы, я была в ужасе. В тот момент я даже не могла закричать, потому что дома никого не было, и я не знала, чем это может закончиться. Он приговаривал, что я необыкновенно красивая и сказал одну мерзкую фразу: «мне так было интересно, побрито у тебя там или нет». Я с огромным трудом отдёрнулась, сказала, что мне надо поспать ещё. До сих пор помню этот адреналин в крови, когда кажется, что ты летишь со скоростью тысячи световых лет, а на самом деле сидишь на одном месте.

До того утра эта сволочь несколько раз прижимала меня к себе, однажды поцеловала в шею с языком. Один раз мы гуляли в лесу, он крепко меня обнял и не отпускал, тогда я тоже испытала дикий страх. В другой раз он затягивал мне ремень на штанах для похода и как бы случайно отдёрнул штаны так, чтобы был виден мой лобок.

Страшно сказать, но я тогда не понимала до конца, что происходит, и я думаю, что причина - деструктивная семья, в которой я жила и не понимала, что такое норма. Вот и в те разы я металась и не могла понять, что делать?

Оставшиеся 3 дня отпуска после того страшного утра я провела как заложник у террористов и молилась, чтобы не остаться с ним наедине. В моей голове как будто тикал счётчик обратного времени до отъезда.

Ребята, я выдохнула только в поезде… Как только он тронулся, я поняла, что я в безопасности.

Я очень хорошо помню, как повзрослела в те дни, от моей детской части не осталось ни-че-го, я очерствела.

Вернувшись в родной дом, мне очень хотелось обо всём рассказать, но мама едва отправилась после того, как наконец рассталась с моим отцом, с папой мы общались плохо. Я боялась своим рассказом расстроить маму и боялась, что отец реально может убить этого урода, и как будто тогда это будет моя ответственность, как будто я буду в этом виновата.

Спустя месяц отца убили в драке, и тогда я окончательно перестала думать о своём откровении перед мамой. Сама она умерла через 1,5 года. Оставалась любимая бабушка, с которой я стала жить, но и ей я боялась говорить, чтобы не ранить. Бабушки нет в живых уже больше 2-х лет. Никто из родных так и не узнал мой кошмар.

Однажды я вспомнила об этом у психолога как-то вскользь, на тот момент мы занимались уже 2 года. Её лицо изменилось. Мы посвятили этому один сеанс и я вновь испытала ледяной ужас. - прорабатывать эту тему я не готова до сих пор, хотя прошло уже 9 лет.

После всех потерь и страданий мне посчастливилось встретить настоящего мужчину, которого я очень люблю, и который заботится обо мне, как о котёнке, с ним я чувствую себя в безопасности. Но долгое время после знакомства я не сближалась, держала дистанцию, потом я постоянно спрашивала, любит ли он меня, уйдёт ли он, а как его предыдущая личная жизнь, при малейшей обиде у меня подступают слёзы, я всегда боюсь, что потеряю его. Но он всё понимает… Я и сейчас плачу, когда пишу, потому что больше всего в жизни я боюсь потерять его, единственного человека, которому я доверяю, которого я не боюсь, и которого люблю больше жизни.

Что касаемо интима - мне трудно расслабиться, я редко испытываю оргазмы. Чаще всего во время секса я думаю о том, что надо сварить суп, надо собрать сумку, надо это, надо то. Иногда мне трудно на себя смотреть, когда я поправляюсь на несколько кг, я впадаю в панику, потому что быть женственной и красивой опасно.

Я очень часто думаю, а какой я могла бы быть, если бы не поехала тогда к «родным»? Наверное, моя жизнь и мои личные отношения сложились иначе, я была бы более открыта, я бы не боялась и не стеснялась.

Конечно, нужно учитывать и другие трагедии, я похоронила семью, пережила предательство родных, лечила тяжёлую депрессию и в принципе стала невротиком. У меня много проблем со здоровьем, но если смерть близкого для меня объяснима, то домогательство к вчерашнему ребёнку - нет.

Вот так одна тварь может сломать психику. И для этого даже не нужно проникновение, насилие - это любое действие против воли, и за это надо наказывать.

Очень надеюсь, что операция на сердце не помогла этому извращенцу, желаю ему умереть в мучениях.

А себе желаю излечиться от этой травмы.

"О чём нельзя было рассказывать"

Тут кто-то написал, что это всё выдумки тёток, которым десять-двадцать-тридцать лет назад что-то показалось.

У меня уже лет 45 прошло от "показалось". До сих пор мерзко. Муж моей двоюродной бабушки - мне не родственник по крови. Мне лет 10-12. Моюсь с летнем душе в пристройке к дому. Есть окно. Вижу, что кто-то ходит и смотрит в окно. Жалуюсь "родственникам". Они ржут - кому ты нужна, чтобы на тебя смотреть.

Этот же "дедушка" приходит вечером пожелать мне "спокойной ночи", я в кровати. "Дедушка" целует меня в губы с языком, рукой водит по груди (хотя там ещё и нет ничего), при это мерзко хихикает.

Я при этом ничего не понимаю - почему дедушка меня так "странно" целует.

И да, дяде Толе привет - он самый первый ржал, когда я об этом сказала. И тёте Зое тоже.

Жертвы износилования

Если вы подверглись сексуальному насилию, не молчите, сходите и напишите заявление. Даже если шансов мало, даже если велика вероятность, что дело закроют. Все равно преступник поймет, что он теперь на примете, и возможно это спасет следующих предполагаемых жертв. А если не спасет, то следующая жертва напишет заявление, и их уже будет два в базе.

Житель Стокгольма обвинил Такера Карлсона в домогательствах 25-летней давности

Прокуратура Швеции начала уголовное производство по обвинению в сексуальных домогательствах, которое предъявил 34-летний житель Стокгольма Сванте Свантесон по отношению к американскому журналисту Такеру Карлсону. Молодой человек утверждает: он более не может молчать о тех ужасах, которым подвергался в детстве.

По словам Свантесона, Карлсон проникал через окно в квартиру, где он жил вместе со своими родителями и старшим братом, и совершал с ним непристойные действия. Например, журналист заставлял мальчика называть его своей бабушкой и обращаться к нему в женском роде, переодевался в одежду его домоуправительницы и шлёпал его ниже спины мухобойкой. К тому же, Карлсон неоднократно предлагал Сванте «прокатить его на себе» в свой дом на крыше, «где он живёт совсем один». Такие действия, по мнению пострадавшего, могут квалифицироваться как сексуальные домогательства. Если суд согласится с его позицией, Такер Карлсон может столкнуться со штрафом в размере 40 млн евро и тюремным сроком до 10 лет.

«Конечно, секса с Карлсоном у меня никогда не было, но он делал очень много непристойного, – вспоминает Сванте Свантесон. – Мне было обидно и страшно, когда он приходил. Родители не верили, что в мою комнату проникает какой-то посторонний мужчина, а он возвращался снова и снова и заставлял меня заниматься всеми этими ужасными вещами. Однажды он даже разбил люстру в моей комнате, а родители обвинили в этом меня. Такер Карлсон разрушил моё детство, и я хочу, чтобы он понёс справедливое наказание».

Рекомендуем
@fullstack
@upl
Тренды

Fastler - информационно-развлекательное сообщество которое объединяет людей с различными интересами. Пользователи выкладывают свои посты и лучшие из них попадают в горячее.

Контакты

© Fastler v 2.0.2, 2024


Мы в социальных сетях: