Когда доработать до отпуска остаётся несколько часов, и ты одной ногой глубоко в болоте стресса, а другой - в пасти чемодана, непременно позвонит мама, которой ты нужна сию секунду со спасательной миссией. При этом мама постоянно забывает, что к спасению мной она совершенно не приспособлена. Я спасаю не так, не туда, против ветра и не с тем выражением лица.

- Помнишь тётю Агнессу из сорок пятой квартиры? - спрашивает она, когда узнаёт, что я очень занята и лучше переходить сразу к сути.
- Нет.
- А она умерла! - рубит мама так обвинительно, будто соседка скончалась от того, что я её забыла. - Квартиру внучке завещала.
- А я что должна сделать?
- Приезжай! У меня тут проблемы с этой внучкой, Инесса спать не даёт.
- Так она же умерла?
- Агнесса умерла! Ты меня слушаешь?
- Изо всех сил, мама.
- Приезжай, надо писать заявление в полицию.
- Да что случилось?!

История, конечно, чудесатая.

Инесса - местная кошатница. Но домой никого не тащит. Дома муж, он резко против. Поэтому женщина просто ведёт в тетрадке перепись окрестных кошаков: кто на какой территории обитает - подвальный ли, магазинный или неизвестного происхождения - и каким обладает нравом. Кормит их, пересчитывает. Охраняет периметр. Отдельно записывает, сколько корма купила и на какую сумму. Отмечает, кто хромает, у кого ухо было целое, а стало прокушенное. Чисто Росстат для котов.

Однажды в её упорядоченный животный мир ворвался хаос. В дом въехала внучка покойной Агнессы Лена и увидела на улице милого бесхозного молодого котика. Котик в одном «мяу» рассказал, как начал жить в трущобах городских и добрых слов не слыхал, и Лена забрала его домой. Свозила к ветеринару, сделала прививки и отрезала лишнее.

Совершенно живая Инесса кота, конечно, со временем хватилась. Он был почти не потрепанный и почти здоровый – персик среди прошлогодней картошки. Инесса даже вывесила объявление с его особыми приметами: потерялся, помогите найти, а если забрали – принесите назад! И номер телефона.

Лена позвонила и созналась: это я его забрала, но разве он не уличный?

- Уличный, из моих! - решительно заявила свои права Инесса.
- Тогда не беспокойтесь, у меня ему будет хорошо! - обрадовала её новая хозяйка.

И тут выяснилось, что хорошо котику было раньше, на свободе, и Инесса требует вернуть как было. Потому что кот приписан к её территории, и только одна женщина имеет право делать его счастливым.

Узнав, что на улице ему теперь будет неинтересно, она орала так, будто бубенцы отрезали им с мужем. Причём без наркоза и тупым серпом.

Лена решила беседу не продолжать и трубку больше не брала.

По зову Инессы приходил участковый. Лена показала ему ветпаспорт и сытого и мытого кота, офигевшего от такого внимания. Ветпаспорт выиграл кота у тетрадки.

Но Инесса не сдалась. Она теперь ходит к девушке и требует вернуть животное, раз «закон продался с потрохами».

... - Мама, я всё ещё не вижу, где мне вступать, - сказала я, дослушав.

- Инесса приходит к Лене вечерами и долбится ей в квартиру. А потом идёт ко мне - требует, чтобы я ей помогала, я же председатель ТСЖ! Я от неё устала невероятно, у меня уже нервный тик, - объяснила мама для особо тупых своих детей. - Только приляжешь телевизор посмотреть – тут она приходит и меня дергает. Я после этого уснуть не могу по полночи, сердце колотится.

- А от меня ты чего хочешь?

- Сходи к участковому, скажи, что она шумит и мешает! И разводит антисанитарию. И вымогает кота. И… не знаю, сформулируй как-нибудь, чтобы выглядело пострашнее, ты же можешь!

- Но я в вашем доме не живу!

- А ты скажи, что живёшь! Снимаешь тут. Как раз из сороковой уехали на лето на дачу.

- Да пусть эта Лена сама жалуется участковому!

- Она не хочет! Говорит, что ей всё равно.

- Тогда сходи ты сама. А я с тобой схожу.

- Ты в уме?! Она мне жизни никакой после этого не даст! Еще начнет кошачьими какашками мазать коврик у дверей…

- За ней что, и такое водится?

- Пока нет, но вдруг… От таких всего можно ожидать.

- И все равно я не буду подставной соседкой!

- Тогда придумай что-нибудь, спаси меня от этой мегеры! Только когда придумаешь – ты сделай вид, что мы с тобой незнакомы, ладно?

- А можно я уже сейчас сделаю такой вид, а?

Если ты кого-то называешь мамой, это что-то вроде публичной оферты. Обязывает к совершению перечня разных действий. Иногда нежелательных и несвоевременных.

И вот я сижу посреди работы и думаю: надо оставить дизайнерам вот эти исчерпывающие инструкции на шести листах, купить в дорогу по вот этому списку на шести листах и что-то придумать на шести листах для мамы, которой предстоит неравный бой с Инессой. Тяжело биться доводами разума с человеком, у которого мозг в стадии котлована.

И тяжело остановить собственный помёт мысли, если тебе некогда делить задачи на важные и неважные, и ты автоматически обрабатываешь их все подряд. Если бы не эта дикая запарка, я бы сказала себе: моей маме ничто не угрожает, раз в день поговорить с соседкой в невменозе – не самое плохое. Я же говорю ежедневно с не всегда адекватными людьми и кроме дергающегося глаза, социофобии, бессонницы и желания убивать у меня совершенно никаких побочных эффектов.

Но мозг тем временем оправдывает возложенные на него надежды и выдает что-то вроде:

- прийти к Инессе, прикинуться, что я какой-нибудь кошачий патруль «Добрый хвост» и предлагаю стихийным кошатникам премии за пристройство котиков…

- инсценировать убийство кота, замаскировав под несчастный случай… Нет тела – нет дела;

- вылечить Инессу от собственнического инстинкта наложением рук ей на шею;

- попросить Лену съехать в другой район;

- перевезти маму в другой район;

- самой уехать куда-нибудь и не оставить адреса, потому что это невозможно уже…

Пока я доделывала все дела на работе, мама позвонила раза четыре. Хотела знать, каким именно образом я планирую ее спасать от Инессы, чтобы внести свои конструктивные предложения и высказать замечания относительно малой эффективности моих мыслительных процессов. Я уже просто скидывала звонки, понимая, что закипеть мне никак нельзя, а то до отпуска просто не доживу. Зайду в море – а оно будет шипеть и испаряться.

Ехала в сторону мамы с твердым решением просто поговорить с Инессой. Что моя мама мне, конечно, совершенно незнакома, вижу ее первый раз, но она уже пожилой человек, и она не должна принимать участие в разборках посторонних людей по поводу постороннего кота, как бы ценен сей последний ни был. Что Инесса еще встретит своего кота и будет с ним счастлива, ибо бездомные животные в нашей жизни – неисчерпаемый ресурс. А если не поймет – то намекнуть, что в игру «достань соседа» могут играть двое… И у меня даже есть план, строго между нами говоря.

Приезжаю уже в девятом часу вечера и обреченно спрашиваю:

- Мама, где найти эту Инессу? Я схожу к ней и поговорю.

- А не надо уже! – радостно отвечает мама. – Ее увезли на скорой!

- И кого ты привлекла для этого, интересно?

Оказывается, когда два часа назад Лена вернулась с работы, Инесса караулила ее и попыталась прорваться в квартиру. Пока дамы обменивались плохими словами и отпихивали друг друга от двери, кот прошмыгнул мимо них и побежал по лестнице вниз. Инесса ринулась за ним в погоню, и один из ее не по возрасту мощных и резвых прыжков оказался роковым. Она прыгнула мимо ступеньки, и у нее в ноге что-то хрустнуло. Сильно, уточнила мама с лицемерным сочувствием. Лена поймала кота, унесла в квартиру и вызвала врагине скорую.

- Мама, у меня к тебе последний вопрос. Почему ты мне не сказала, что я могу к тебе не ехать?!!

- Так ты сначала скидывала, и я хотела смс написать, а потом подумала: придешь – хоть кабачки заберешь.

Генка поставил камеру на стопку книг, открыл лоточек и засунул vhs кассету. Старик в клетчатой рубашке, которая казалась ему нарядной, приосанился в кресле.

- Ну чего? Снимает уже?

- Да вроде… Щас…

Генка заглянул в объектив, довольно кивнул, и в этот момент дверь комнаты приоткрылась, сунулась нарядная женщина в блестящей люрексом кофточке. Взбитые залаченные пергидрольные волосы даже не шелохнулись.

- Гена, ты скоро? Там тосты начали говорить, иди поздравь отца.

- Да ну, мам. Мы тут с дедушкой… Принеси торт, когда вынесут, ладно?

Женщина хмыкнула, бросив холодный взгляд на свекра, и захлопнула дверь. Отца мужа она откровенно недолюбливала, хотя именно остатки его связей помогли им остаться на плаву в том хаосе, в каком оказалась страна после развала Союза.

- Все, дед, давай. Только подробно, с самого начала, как договаривались.

Старик покрутил головой с коротким ежиком седых волос, налил себе водки из графинчика, выпил одним швырком. И начал тем тоном, которым обычно говорят, когда затевают длинный обстоятельный рассказ.

- Гагарин-то в 61-м полетел, а я в писят девятом уже служил в Испытательном институте авиационной медицины. Госпиталь при нем был, там летчиков проверяли до и после полетов. Привезли нам тогда десять человек ребят, задача была протестировать их на максимальные перегрузки, прямо на пределе которые. Обычным врачам особо детали не раскрывали, ну а я-то зав отделением был, и знал, что парней готовят к полету в космос.

Взялись мы, значит, за них, поначалу общее состояние организма проверяли. Спирометрия, велоэргометрия, потом пошли термокамера, барокамеры, центрифуга, ну и всякое такое. Ребята молодые все, от двадцати пяти до тридцати, здоровенные, как лоси. По большей части из летчиков, но пара парней прибыла из каких-то структур МВД. Все они были полностью, отменно здоровыми, анализы, как бы сейчас уже сказали – хоть в космос запускай. Просто идеальные показатели. Идеальные-то они идеальные, но у любого человека есть свой предел возможностей. Можно задержать дыхание на пять минут, на семь, вообще, я слышал, рекорд сейчас чуть менее 14, но никто не сможет задержать его на полчаса. Можно пробежать пятнадцать километров марафона, но никто не сможет пробежать без остановки и отдыха сто. В общем, ты меня понял. Так вот среди этих ребят, будущих космонавтов, выделялся один, Иван Бабурин его звали. Всегда он мог заметно больше, чем остальные. Делал на тридцать подтягиваний больше, чем другие, задерживал дыхание на три минуты дольше, дольше крутил педали на велотренажере и так далее. Когда начали испытания в центрифуге, парни зеленые выходили, кто-то блевал, и это при перегрузке в десять единиц. Потом повышали, надо было достигнуть показателя в двенадцать единиц. Так вот этот у этого Бабурина даже частота пульса не подскочила, как сел 70 ударов в минуту, так и вышел. Я взял и увеличил нагрузку до 15 единиц – ему хоть бы хны, а другие ведь выходили, вся спина сплошной синяк. Но только не Бабурин. Больше 15-ти побоялся, а ну, как помрет мой космонавт. Посидел он там, на 15 единицах, как на карусельке, вылез из центрифуги, улыбнулся своей белоснежной улыбкой и пошел в палату. Такой вообще улыбчивый, всегда позитивный парень был. Со всеми сразу подружился, медсестрички от него без ума были. Когда сунули его в сурдокамеру… Ах да. Сурдокамера – это комнатенка такая метра полтора на два с отличной звукоизоляцией. Будущий космонавт там должен был провести десять дней в полнейшей изоляции и еще и не спать трое суток. Я думал, что такой общительный ухарь, как Бабурин, быстро там сдуется. Только кажется, что сидеть сиднем в пустой тихой комнате  просто скучно, но на самом деле это огромная нагрузка на психику. Не может наш мозг жить без впечатлений извне. Знавал я случаи, когда парни галлюцинации начинали видеть, а один у меня там через полтора суток всего расплакался и давай стучать по стенам и орать, что в гробу он эти все полеты видел.

А мне уже интересно просто стало, как азарт какой – есть же у человека слабости? Что это парень такой из стали, ничего его не берет, во всем он первее всех. Ну, я и думал, что Бабурин при своей говорливости и общительности там закиснет. И я сам ему срок установил на трое суток больше, чем другим. А ему все равно, вышел и зенками своими лупает – что, мол, товарищ Хлопотов, все уже? Эк как быстро…

С барокамерой тоже, шла там имитация подъема на высоту, парни до 5, максимум до семи километров без кислорода выдерживали, Бабурин – девять. Я так думаю, на наших испытаниях он  несколько мировых рекордов установил, но кто ж сейчас поверит… В общем, гвозди бы делать из этих людей. Иван определенно был первым кандидатом в космонавты, и все, включая меня, это понимали. Он и внешне подходил – знаешь, негласно дали директиву выбирать из таких, ну, чтоб на обложках журналов и газет, значится, хорошо, правильно смотрелся. А Бабурин и тут лучше всех – хоть и невысокий, но с отличной фигурой, широкоплечий, как Аполлон, черты лица мужественные такие, словно с афиши киношной. Единственное что меня смущало, совсем чуть-чуть, прямо где-то на донышке, это его анализы крови. Нет, там все хорошо было, отлично даже, и только один параметр, гемоглобин, слегка, да тревожил. Был он в норме, но знаешь, в такой норме, по самому нижнему краю. Еще совсем чуть-чуть, мааааленький шажок в сторону, и можно говорить о легкой степени анемии. Или даже не анемии, а … ну, е-мое, как бы легчайшем на нее намеке. Странно мне это показалось почему-то, хоть и ничего странного в этом не было. Взял я его медкарту, полистал, была там графа «перенесенные в детстве заболевания». Ну, да все чем-то переболели в своем время, свинка, коклюш, ветрянка, ничего особенного. Но у Бабурина была какая-то странная строчка – «эпизод железодефицитной анемии». Что значит «эпизод»? Из-за чего? В общем, не давал мне покоя этот Иван с его несгибаемостью, железный человек какой-то! Сделал я несколько запросов и узнал, что в детстве, когда ему было десять лет, лежал он в краевой больнице. Позвонил я, значицца, в краевую, и после немалой толики препираний с главврачом, выяснил, что лечился Бабурин в больнице от… острого лейкоза! Я тогда чуть со стула не свалился. Лейкоз, рак крови, и это в 46-м году! Я распорядился достать детскую медкарту Бабурина, и когда привезли копии документов, у меня глаза на лоб полезли.

Вот представь, Гена, классическая картина острого лейкоза у ребенка, гемоглобин критически низкий, тромбоциты практически на нуле, геморрагический синдром… ну, в общем, весь в синяках он, сосуды лопаются. Любому самому заштатному врачу было бы понятно, что прогноз неблагоприятный, а говоря простым языком, ребенок при смерти. Диагноз был поставлен в сентябре 46 года, и до октября шло быстрое ухудшение. Больничка потрепыхалась конечно, переливания крови ему делали, но сути это изменить не могло. Тогда не было никаких пересадок косного мозга, не было действенной химиотерапии, да и онкология как наука делала только первые шаги. Острый лейкоз в те времена был смертельным диагнозом, и маленький Иван скорыми шагами шел к могиле. И вдруг в середине октября – некоторое улучшение. Перестал падать гемоглобин, подросли тромбоциты, снизилась температура, улучшилось общее состояние… Показатели крови улучшались медленно, постепенно, но к январю ребенок был здоров, если не считать незначительной анемии. Я, естественно, хватаюсь за телефон, какая-то секретутка через губу сообщает, что главврач где-то шляется и к трубке подойти не может. Я ору как ненормальный, чтоб искали его, и чтоб он срочно вышел со мной на связь. Когда этот долбоящер перезвонил, я поинтересовался, каким образом они вылечили мальчишку от лейкоза. Какой был протокол лечения, что это за фантасмагория такая? Почему в карте ничего не отражено кроме гемотрансфузий? Тот мямлил, мямлил и в конце концов сказал, что ничего кроме этих самых переливаний они и не делали. И что имеет место быть спонтанное самоизлечение. Бывает, знаете ли. А я вот знаю, что не бывает! Не бывает такого, что сошедший с ума костный мозг вдруг перезагрузился, перестал вырабатывать патологические клетки и начал вести себя пристойно. Ну не бывает, мать твою!

А что это значит, подумал я? Это значит, что мальчишке все-таки дали какое-то лекарство, которое повернуло болезнь вспять, либо его организм настолько уникален, что смог дать толчок к самоизлечению. И ко второму варианту я склонялся больше, ибо те пределы возможностей, на которых работал Иван Бабурин, ничем больше объяснить было нельзя.

Впрочем, никого мои изыскания в биографии Бабурина не интересовали. Информацией я поделился с Каманиным… Каманин? Николай Петрович, генерал-лейтенант, мировой мужик, он подготовкой ребят руководил. Так вот он пожал плечами и сказал:

- Ну и что?

К тому времени я уже знал, что Ивана утвердили на роль первого, и ничего другое не имело значения. Каманин запретил мне выспрашивать у парня про его болезнь, чтоб не разводить ненужной суеты вокруг и так нелегкого дела. Я некоторое время провел в думках, да и плюнул. Мне, что ль, больше всего надо? Иван по всем параметрам был здоров как бык и психологически устойчив, чего еще? Вскоре всех парней от нас забрали в воинскую часть непосредственно готовиться к полету. Тогда уже все знали, что полетит Бабурин, но готовили все равно всех десятерых.

У меня вскоре родилась вторая дочка, и я эту историю на время подзабыл – разрывался между работой в институте и семьей. Теща еще заболела, дачу строить начали… В общем, забот хватало. Один раз я спросил у Каманина, как движется дело с полетом, но тот ничего, естественно, не ответил. Не моего ума это дело было, все происходило в условиях секретности. Так бы и я забыл про Ивана Бабурина, и вспомнил бы про него вероятно только 12 апреля 63 года, когда Гагарин произнес это свое знаменитое «Поехали!». Ну, понял бы, что ничего у них тогда не вышло, посожалел, да и похоронил в памяти. Всякое бывает. Да только в июле 1960 вызвали меня из отпуска в госпиталь, прислали прямо на дачу машину, сам Каманин прислал. Мне не привыкать, выслушал брюзжание жены, да и поехал.

И вот представь, каково ж было мое удивление, когда увидел я в палате на больничной койке этого самого Бабурина. Каманин со свитой меня встретил, сказал, что Иван сегодня в 6 утра благополучно приземлился на аппарате «Союз-0» в установленной точке, только посадка оказалась не столь мягкой, как ожидали, и парень получил травму головы.

Бабурин действительно был странным – говорил и говорил монотонным голосом без остановки какую-то белиберду. Нес что-то про песьи головы, свет звезд, который выжигает глаза и еще что-то совершенно невообразимое. Каманин обрисовал задачу – надо, мол, его обследовать, привести в полное здравие и адекватность, для того, значит, чтоб можно было первого космонавта предъявить советской и мировой общественности. Но я-то Каманина хорошо знал, и видел по его смущенному виду, что что-то не так. А вернее – все не так.

Начал я с самого просто обследования, рефлексы проверил, пульс пощупал. Никаких ушибов и признаков травмы головы я не нашел. Пульс был очень слабый и не прощупывался, что меня конечно насторожило. Взял я стетоскоп сердце прослушать, и вот что, Гена… Сердце у него не билось. Вообще. Ну, то есть, совершенно. Я и грудь прослушал, и со спины – нет биения, и все тут. Натаскал несколько стетоскопов со всего госпиталя, да толку то – работу сердца ведь и без стетоскопа слышно. А у него не работало. И что прикажете делать? Взял я у него кровь на анализ, лаборатории сказал, надо срочно. Ну, анализ как анализ, по-прежнему только гемоглобин чуть понижен.

Сам больной через сутки совершенно оправился, перестал заговариваться, узнал госпиталь, меня, попросил разрешения сообщить о себе матери и невесте. На вопросы отвечал уверенно, проверку рефлексов прошел. Но сердце у него по-прежнему не билось. Каманин меня трясет, хочет, чтоб я выдал ему его космонавта с пометкой «здоров», а я не могу! И про сердце пока сказать не могу – то ли я с ума сошел, то ли что. В общем, выторговал я него пять суток, сказал, черепно-мозговая травма требует наблюдения, не хочет же он, чтоб его герой на конференции какой-нибудь начал нести бред про звездных собак.

Вел себя Иван совершенно нормально, попросил принести ему книгу и радио – из палаты его не выпускали, скучно ему было. И тут я заметил, что он возвращает еду, говорит, что нет аппетита. В палате поселился неприятный тухлый запах, источник которого я не сразу смог установить. Пахло от Ивана, но у него не было никаких гниющих и мокнущих ран. И только когда я полез шпателем в рот, меня чуть не снесло волной жуткой вони. Когда я полез гастроскопом ему в пищевод, то не смог его пройти, он был весь забит гниющей едой.

Фильмов о зомби тогда не было, но у меня в палате сидел самый настоящий мертвец, который тем не менее, говорил, двигался и даже спал. Сам Бабурин ничего особенного в своем состоянии не видел, он считал, что это осложнения после его пребывания в космосе – тогда ведь особо не знал никто, как полет в невесомость скажется на здоровье.

Насел я Каманина и потребовал рассказать про полет, мол, надо мне для плана лечения. И он рассказал. С самого начала все пошло не так – «Союз-0» вышел на орбиту выше, чем запланировали. В целом, ничего страшного, если бы тормозная двигательная установка сработала как надо… Но она сработала не так, как надо. В общем, Бабурин провел в космосе не рассчитанных полтора часа, а… десять суток. А системы жизнеобеспечения Зари были рассчитаны как раз на 10 суток, так что космонавту вроде бы сильно повезло… Или нет? Каманин распорядился отдать мне записи о физиологических данных Ивана во время полета. Просмотрел  журнал, отследил динамику пульса и дыхания. Пульс практически не повышался, что конечно было странно для человека, находящегося в таких экстремальных условиях, но я уже знал эту особенность Бабурина, я ее наблюдал во время испытаний. А вот чего я у него никогда не наблюдал – так это полное отсутствие пульса в последние пару часов полета.

А вскоре у Бабурина на коже проявились… трупные пятна. Уж их-то я ни с чем не спутаю. Мне казалось, что я схожу с ума. Я, кандидат медицинских наук, наблюдал у себя в госпитале то, что никакая наука не допускает. Никогда. Вообще. Ни при каких обстоятельствах!

Прыгнул я в свой Москвич и велел водиле гнать в деревеньку Горбатовка недалеко от Саранска. Там жила мать Бабурина, Анна, и я намеревался во что бы то ни стало узнать как можно больше об Иване. Пожилая женщина перепугалась, увидев меня, городского, в шляпе, в хорошем плаще, в машине с водителем. Она сразу подумала, что что-то случилось с сыном, но я успокоил ее враньем, что Иван отлично служит и все у него замечательно. Ложь свою я построил на том, что такое прекрасный и умелый летчик как Иван идет на повышение, ну и сами понимаете, мы должны проверить все моменты его биографии. Она вроде поверила, успокоилась, провела меня в избу. Знаете, хорошая такая крепкая крестьянская изба, видно, что не одно поколение тут выросло, фотографий много на стенах, каких-то памятных вещичек на комоде, стопки писем, открыток. На печи кто-то лежал, укутанный в рваный ватник, и Анна сказала, что это бабка Ивана, а ей она свекровь. Отец же Бабурина погиб на войне.

Я начал выспрашивать про этот самый эпизод анемии, и она охотно рассказала, как Иван заболел. Он вдруг начал часто простужаться, насморк не проходил месяцами, ну да в деревне это и за болезнь не считали. Но маленький Ваня начал худеть, бледнеть, жаловался на ломоту в костях ночами, но мать все списывала на гнилое холодное лето – простыл, мол, с мальчишками на речке, суставы застудил. Но однажды случилось то, что заставило ее перепугаться – у Ивана началась жестокая лихорадка и потекла кровь из носа, которую не смогли унять в местном фельдшерском пункте. Деревня-то небольшая, больницы своей не было. Увезли его в краевую, где худо-бедно определились с диагнозом. Врач объяснил, что у сына проблема с кровью, но делал это пространно, максимально непонятно. В то время не было принято огорошивать родных и самих больных смертельными диагнозами, поэтому объясняли весьма уклончиво. Да и вряд ли поняла бы простая сельская баба, что такое лейкоз, а сказать ей, что мальчишке кранты, он не мог. Но Анна поняла эту уклончивость по своему, она решила, что врач хочет мзды за лечение. Она вернулась в родное село, взяла с собой свекровь и вместе они привезли ему свиного сала и картошки, все, чем были богаты. Но к их удивлению, тот подношение не принял. Бабка пыталась всучить силой, но тот разозлился, накричал на женщин и велел вытолкать из больницы. Пока Анна сидела на лавке с мешком с картошки и салом, неугомонная бабка пошарахалась по больничному двору, поболтала со снующими через дворик медсестрами и гуляющими больными. Вернулась она чернее тучи, и всю обратную дорогу что-то бормотала по-мордовски. Но мать Бабурина не шибко беспокоилась – ну подумаешь, температура у ребенка, эка невидаль. Да и кровь носом тоже не редкость, особенно на послевоенном скудном пайке. Она была уверена, что в больнице Ване точно помогут таблетками и уколами, вон, корпус-то большой какой, уж тут точно знают как лечить. И оказалась права – хоть и нескоро, но сын пошел на поправку.

Анна рассказывала вполголоса, косясь на бабку на печке:

- Я свекровь-то чуть полотенцем не отлупила, надоела хуже горькой редки,  ревет перед иконой белугой, и все болтает, что Ваню в больнице загубят. Каково матери-то это слушать? И сало она отнесла содяце. Содяце – это их колдуны мордовские так называются. Темные люди. Ну как я объясню бабке закостенелой, что колдунов не бывает, враки это все! Костерила я ее конечно, а толку! Старого человека на новую дорогу не повернешь!

И тут старуха заворочалась на печке, приподнялась и говорит Анне:

- Кто эт такой, Нюра? Про Ваню спрашивает.

Та успокоила свекровь, что, мол, товарищ при должности, пришел, чтоб Ивану хорошую характеристику дали.

А та с печки-то слезла и пошла на меня:

- Что с Ваней, ирод? Что вы с ним сделали? Сэвэн не ест который день! С Иваном неладно, Нюрка! Он врет тебе!

Она ткнула в меня своим артритным пальцем, похожим на палец ведьмы, и я попятился к двери. Мне совсем не хотелось сцены с сумасшедшей старухой. Я выскочил из избы, но бабка ринулась за мной, причем довольно резво для своего почтенного возраста, и схватила меня за рукав. Она и потащила в глубь небольшого сада.

- Иди глянь! Глянь на сэвэн!

Я невольно подчинился. Старуха привела меня в густо заросший кустарником и яблонями местечко, где на большом пне стоял большой ящик такой, вроде борти на пасеке, сколоченный из необработанных досок. Старуха, что-то бормоча по-мордовски, открыла небольшую дверцу и я невольно вгляделся в нутро ящика. Там сидела большая кукла размером с годовалого ребенка, свернутая из старых тряпок. Ну, то есть тело – руки и ноги – были из грязного замызганного тряпья. А вот голова… Не знаю, из чего ее сделали, но материал походил на воск, и лицо было довольно искусно вылеплено. Не особо тонко сделано, на поверхности воска четко выделялись следы пальцев, грубоватая работа, но в чертах куклы угадывались черты Ивана Бабурина.

Дно ящика устилали мелкие косточки – очевидно, по большей части птичьи, но было и несколько мослов от коровы. Поверх лежал раздавленный воробей и кусок основательно протухшего мяса, облепленный зелеными крупными мухами.

- Сэвэн! Сэвэн не ест!

- Мама, оставьте его в покое! – послышался окрик от дома. К нам спешила Анна.

Бабка залопотала что-то по-мордовски, и Анна начала ее в чем-то убеждать, мешая русские слова с мордовскими и указывая рукой на мою машину.

- Простите. Мама тут развела… - Анна смущенно кивнула на короб. – Это ерунда, старые мордовские сказки, содяце ей велела... Я не мешаю, пусть делает что хочет, старая уж, ум за разум…

- Что с ним?! – снова взвизгнула старуха.

Я вырвался из ее цепких рук и поспешил к машине.

По приезде я доложил Каманину все как есть и предложил считать меня сумасшедшим и  пригласить другого специалиста. Больше меня к Ивану не допускали и около его дверей выставили пост вооруженной охраны, а через несколько дней Каманин сообщил, что переводит пациента в другой госпиталь. Какой другой, он не пояснил, а через пару месяцев от знакомого я узнал, что Ивану присвоено звание героя Советского Союза посмертно.

***

Генка забыл про свою камеру и слушал деда, приоткрыв рот.

- А что это было – эта кукла? Она типа кормила ее?

- Потом уже через знакомых я вышел на одного профессора-фольклориста, поспрашивал его осторожно… Он и рассказал, что по старинным мордовским поверьям болезнь наступает из-за того, что в человека вселяется дух этой самой болезни. Вроде как одержимость. И чтоб его выгнать, колдуны, или содяце на их языке, так лечили людей. Делали куклу, сэвэн на их языке, и просили духа выйти из тела болящего и войти в куклу. А чтобы задобрить духа, сэвэн нужно было кормить. И если она ела, это означало, что болезнь оставила человека и вселилась в куклу.

- Но ведь Ивану было уже много лет, зачем она продолжала кормить ее? Он же выздоровел?

Старик вздохнул и потыкал ложечкой в кусок торта.

- Я много думал про это, и окончательного ответа у меня нет. Но для себя  решил вот что – болезнь Ивана была не просто серьезной, она была смертельной. Он умер бы со стопроцентной вероятностью, у него не было ни одного шанса. А это уже не вопрос выздоровления, это уже как.. ну, вытащить человека с того света. Вот содяце его вытащила, да только одной ногой он все равно будто был в могиле, и бабка эту его жизнь поддерживала, поддерживала связь души и тела. И когда он очутился в тех обстоятельствах, когда точно должен умереть, эта связь разорвалась окончательно. Тело-то есть, душа есть, а связь между ними слабеет. И душа мается, не может уйти туда, где ей давным-давно место. Но это только мои фантазии, я ж, Гена, врач, ученый. Меня вообще всю жизнь учили, что никакой души нет, а есть диалектический материализм и функции высшей нервной системы.

Дверь приоткрылась, и снова показалось недовольное лицо пергидрольной женщины:

- Гена, у тебя совесть есть? У отца юбилей, в конце концов!

Старик тронул внука за локоть:

- Ну, иди в самом деле, поздравь!

Когда Гена ушел, Хлопотов задумался на несколько минут, неподвижно глядя перед собой.

Ситуация сегодня: СВО, теракты, мигранты, закон об оружии, подростковая преступность, наркотики и алкоголизм, стаи бродячих собак, дорожные конфликты, и.т.д. - сделали тему газовых баллончиков как никогда актуальной. Хотя, может и не все понимают, что в этих условиях каждый Россиянин обязан задуматься о вопросах безопасности себя и близких.

Проблема и причина написания статьи - выбор средств самообороны с каждым годом всё больше ограничивается как из-за законодательных регулировок, так и из-за бестолковых обзоров тех же ГБ людьми, не имеющими с ними реального опыта вообще, либо с опытом простых ситуаций: один пьяный неуклюжий оппонент, которого можно отработать чем угодно.

А, чем вы будете противостоять ножу, группе агрессоров или травмату, если у вас самого нет?

Больше всего меня возмущает то, что популярные обзорщики ГБшек часто ругают и обзывают "беспонтовыми" самые эффективные баллоны. А, это создаёт волну, которая уже привела к снятию с производства, например, Шпаги 100 мл. И появлению на рынке баллонов, рассчитанных под "хотелки" именно таких обзорщиков, а не под реальные ситуации.

В инфополе работает мнение самых громких, а не большинства и тем более не истины. Вот с этим мы сегодня и поборемся. Никогда ранее не публиковал свой опыт публично. Немного стесняюсь. Опыт есть разный, ограничусь историями про применение ГБ, они будут по ходу статьи. Делюсь потому что работает. Надо это сделать, чтобы повлиять на ситуацию. Кто в теме, даже если не согласны, прошу вас поддержать пост лайками.

Принципы самообороны или уличного противостояния.

Ещё до выбора оружия или типа ГБ в нашем случае, важно усвоить некоторые принципы: как вы действуете и будете действовать. Эти принципы не зависят от того есть ли у вас оружие и какого оно типа - они универсальны, из жизни, проверены на себе и на моих близких, которых обучал. Их несоблюдение кратно снижает ваши шансы защититься любым оружием.

1. Постоянная оценка обстановки на 360 градусов вокруг себя.

   Нельзя ходить по улице, уткнувшись в телефон, не замечая ничего вокруг. Вы должны подмечать всё важное: всех людей, всех потенциально опасных животных, предметы и строения как возможные укрытия, газоны на которые вы можете отойти, чтобы улетевший в нокаут оппонент не разбил голову об асфальт летом, или чтобы вы не поскользнулись зимой, т.к. там обычно нет льда. Самое главное, вы должны замечать тех, кто заметил вас и тех, кто у вас за спиной или идёт за вами, особенно при заходе в подъезд и.т.п. - это необходимый минимум. Интенсивность такого сканирования вокруг варьируется по обстановке. Редко о таком говорят на обзорах газовых баллончиков и травматов, верно?

2. Бой начинается в момент первого визуального контакта.

   Это психологическая установка на то, чтобы не питать иллюзии. Как только вы заметили потенциальную угрозу: стрёмный тип или типы на соседней стороне улицы, мутный, идущий за вами человек, непонятный автомобиль: всё, прямо сейчас началась драка и это её первая, холодная фаза - взаимные перемещения. Вы в бою - действуйте, двигайтесь, перемещайтесь как выгодно вам, а не как того требуют общественные нормы, но об этом позже, сначала...

3. Страх - враг в базаре, друг в бою.

   Страх драки присутствует у вех нормальных людей. Не чувствовать его позволяет лишь напыщенная самоуверенность, снимаемая первой же оплеухой. Чувствовать одно, показывать другое. Основная проблема страха не есть страх сам по себе. Проблему создаёт "страх страха", боязнь испугаться, выглядеть слабым, стеснения с этим связанные. Идеал в данном случае это Фёдор Емельяненко, выходя на бои он не демонстрировал никаких эмоций. Для такого нужен опыт. Если опыта нет - примите свой страх и не стесняйтесь его демонстрировать. Эффект от такого приёма: вы почувствуете раскрепощение и сможете активнее действовать. Минус в том, что в холодной фазе драки, когда гопники выбирают у кого бы спросить закурить - вы будете одним из первых, но зато сможете отбиваться. В горячей фазе драки, демонстрация страха совершенно перестаёт быть проблемой, наоборот, страх помогает вам в бою, становится другом. Бойтесь, двигайтесь и деритесь, это нормально.

4. Движение - жизнь.

   Чтобы страх стал другом надо двигаться! Механические движения вашего тела переводят организм в режим "бей" или в режим "беги", но режим "замри" исключается. Хотя, использовать в бою можно все три, с разным риском, в зависимости от вашего опыта. Двигайтесь, ходите из стороны в сторону, прыгайте на месте, машите руками - что угодно. Начните делать это раньше оппонента и получите преимущество, страх побеждён и теперь работает на вас, мышцы разогреваются, вы получаете возможности контроля дистанции.

5. Контроль дистанции.

   Вы заметили угрозу, сознательно вступили в холодную фазу драки, начав движения, переход к горячей требует, чтобы вы оказались на дистанции удара или захвата. Контролируйте этот момент, держите дистанцию, отходите, ходите кругами относительно оппонента, не подставляйтесь спиной к противникам, можно кричать, требуя от оппонента держать дистанцию, хотя последнее требует некоторой уверенности или опыта.

6. Разрыв шаблона.

   Это наиболее эффективное средство в уличных ситуациях. Бывает люди применяют его инстинктивно. За вами идут? Остановитесь, развернитесь и идите в противоположном направлении или просто встаньте и смотрите в глаза преследующему. Рассмеяться в лицо опасности - из той же серии. Суть идеи, мы живём в мире привычных, автоматических социальных взаимодействий. Для вас это может быть идти куда-то уткнувшись в телефон, а для агрессоров это будет ситуация охотника-жертвы. Жертва живёт в мире таких шаблонов: не обращает внимания, что у неё за спиной, угощает сигаретой, подсказывает сколько времени, там, где надо пугаться - пугается, где надо злиться - злится, где надо стесняться - стесняется. Научится что-то "отчебучивать", что совершенно не вписывается в привычный "ритм жизни" - и есть разрыв шаблона.

7. Атаковать незаметно и первым.

   Если всё, что выше не помогло разрулить конфликт, а оно помогает и довольно часто, важно помнить, что на улице нет правил. Очень смешно выглядят комментарии в сети про "удар в крысу" - что по сути и есть то, как надо проводить первую атаку как с одним, так и с несколькими противниками. Авторам таких комментов могу задать вопрос, т.е. вы считаете, например если человек послал меня нах*й (что раньше требовало жёсткой реакции автоматически, по общепринятым "обычаям"), я должен сказать: "Приготовься, начинаю атаку!" - и только после этого наносить удар, иначе как бы крыса? Я может быть и согласился бы, но просто следуя такой рекомендации, вместо выхода из некоторых ситуаций без повреждений, я бы оказался несколько лишних раз отп*зжен, как минимум. Вы не на спортивном соревновании, ваш оппонент вам не друг и не товарищ, а человек, который хочет нанести вам физический, материальный, психологический урон. Хочет унизить вас, причинить вам боль, ограбить, хоть по отдельности, хоть всё вместе. На улице, любой "раз на раз" легко переходит в "приходи один, мы тоже один придём". За редчайшими исключениями, когда ваш оппонент действительно живёт, по ненавистным многим "старым уличным понятиям", требующим не бить лежачего и драться только один на один, по возможности. Чаще, вас легко запинают толпой, ударят исподтишка кулаком, ногой, кирпичом, бутылкой, арматурой, ножом, стрельнут из травмата, и сделают это как комментаторы говорят "в крысу", только никого это не смутит. Это же относится к ударам в пах и прочему.

Как-то раз стоял на остановке ночью, конец 90х или начало 2000х - не помню точно. Последний транспорт уже ушёл, хотя надежда теплилась. Конфликт какой-то пьяной парочки, барышня идёт куда-то в сторону от своего хахаля, он за ней, всё на повышенных тонах. Я крикнул издалека что-то вроде: "Что у вас происходит?" - на что, со словами: "Ты чё там сказал" - молодой человек подошёл ко мне и пробил с руки в шею, конкретно в кадык. Я рефлекторно оттянулся корпусом назад, от удара осталось лёгкое касание, но дыхание немного сбило. Лицо товарища стало удивлённым, пыл немного поугас, всё это просто от того факта, что меня не сложило. Наверное у него был другой опыт применения данного приёма. Такой вот случайный разрыв шаблона получился. Не знаю, можно ли сломать кадык таким образом, никогда никому не бил так в шею, но если можно и я бы не среагировал на удар - это могло произойти. Такие вот бывают реальные истории, а вы там про какое-то "в крысу" при самообороне возмущаетесь.

Типы газовых баллончиков.

Аэрозольный - самый древний из всех. В 90е и ранние 2000е никаких других типов просто не было. Слышал в те годы прикольные истории, как такие баллоны распыляли пацанам, сидевшим в подъезде - все загибались. Как прилетало самому распылившему от ветра. Видел как их применяли несколько раз: дыхание сбивается, глаза закрываются, но на четвереньках никто не оказывался. Мало того, в пылу драки, некоторые люди этих ГБ не чувствовали, на адреналине. Из плюсов - легко попасть и возможность хорошо запылить помещение. Можно отгонять толпу, но эффективно эту толпу нейтрализовать легко может не получится.

Струйный - следующая и весьма удачная ступень развития ГБ. Вместо облака аэрозоли вылетает струя, хотя аэрозольный эффект тоже есть. За счёт этого, попадание становится "концентрированным" и сильно заливать лицо не требуется, что увеличивает эффективное количество "выстрелов". Эти "выстрелы", размер "обоймы" открывают широкие тактические возможности, позволяющие работать как по одной цели, так и по нескольким по очереди, так и против группы, отгоняя её от себя, можно работать в помещениях или автомобиле.

Аэрозольно-струйный - собственно, у струйных и так оставался аэрозольный эффект, здесь он больше выражен. Предполагаю, что это происходит за счёт большей мощности сопла, т.к. у всех таких баллончиков время полного распыления оказывается меньше.

Струйный пенный - при попадании получается пена, "обойма" немного меньше, опыта их применения у меня нет, но по тестам могу сказать, что это ГБ против одного-двух оппонентов.

Струйный гелевый - наверное это самый новый тип баллончиков, по ним опыта у меня так же нет. Единственный вопрос с моей стороны - опять же, размер "обоймы". А, теперь перейдём к тактике применения, где я поясню, почему это так важно.

Хват газового баллончика.

Я знаю три хвата ГБ. Использовать можно любой по ситуации, или просто тот, который удобен.

Однажды я тоже решил попробовать по проколу, получилось вполне ничего, а потом узнал про закваску… и больше хлеб никогда не покупал