Марк Твен терпеть не мог банкиров и всегда высмеивал , «Это люди, — говорил он, — которые дадут вам зонтик, когда сияет солнце, но немедленно потребуют его обратно, как только пойдёт дождь». Он рассказывал об одном банкире, у которого был стеклянный глаз, сделанный знаменитым парижским ювелиром. Банкир очень этим гордился. Однажды он сказал Твену:

— Я дам вам пять тысяч долларов, которые вы у меня просили, если угадаете, который из моих глаз стеклянный.

— Стеклянный? Конечно, левый, — сказал Твен.

— Как вы угадали?

— Только в нём сохранилась искра человеческой доброты.....

«Америка многим обязана России. Она состоит должником России во всех отношениях. И в особенности за неизменную дружбу в годины испытаний.

С упованием молим Бога, чтобы эта дружба продолжалась и на будущие времена. Ни на минуту не сомневаюсь, что благодарность России и её государю живёт и будет жить в сердцах американцев.

Только безумный может предположить, что Америка когда-либо нарушит верность этой дружбе — предумышленно, несправедливым словом или поступком»

Марк Твен в письме к Александру II, 1867г.

Не знаю, к худу или к добру, но мы продолжаем поучать Европу. Мы занимаемся этим уже более ста двадцати пяти лет. Никто не приглашал нас в наставники, мы навязались сами. Ведь мы – англосаксы.

Прошлой зимой на банкете в клубе, который называется «Дальние Концы Земли», председательствующий, отставной военный в высоком чине, провозгласил громким голосом и с большим воодушевлением: «Мы – англосаксы, а когда англосаксу что-нибудь надобно, он идет и берет».

Заявление председателя вызвало бурные аплодисменты. На банкете присутствовало не менее семидесяти пяти штатских и двадцать пять офицеров армии и флота. Прошло, наверное, около двух минут, прежде чем они истощили свой восторг по поводу этой великолепной декларации.

Сам же вдохновенный пророк, изрыгнувший ее из своей печени, или кишечника, или пищевода – не знаю точно, где он ее вынашивал, – стоял все это время сияя, светясь улыбкой счастья, излучая блаженство из каждой поры своего организма. (Мне вспомнилось, как в старинных календарях изображали человека, источающего из распахнутой утробы знаки Зодиака и такого довольного, такого счастливого, что ему, как видно, совсем невдомек, что он рассечен опаснейшим образом и нуждается в целительной помощи хирурга.)

Если перевести эту выдающуюся декларацию (и чувства, в ней выраженные) на простой человеческий язык, она будет звучать примерно так: «Мы, англичане и американцы – воры, разбойники и пираты, чем и гордимся».

Из всех присутствовавших англичан и американцев не нашлось ни одного, у кого хватило бы гражданского мужества подняться и сказать, что ему стыдно, что он англосакс, что ему стыдно за цивилизованное общество, раз оно терпит в своих рядах англосаксов, этот позор человеческого рода. Я не решился принять на себя эту миссию. Я вспылил бы и был бы смешон в роли праведника, пытающегося обучать этих моральных недорослей основам порядочности, которые они не в силах ни понять, ни усвоить.

Это было зрелище, достойное внимания, – этот по-детски непосредственный, искренний, самозабвенный восторг по поводу зловонной сентенции пророка в офицерском мундире. Это попахивало саморазоблачением: уж не излились ли здесь наружу под нечаянным ударом случая тайные порывы нашей национальной души? На собрании были представлены наиболее влиятельные группы нашего общества, те, что стоят у рычагов, приводящих в движение нашу национальную цивилизацию, дающих ей жизнь: адвокаты, банкиры, торговцы, фабриканты, журналисты, политики, офицеры армии, офицеры флота.

Этот восторг не был изъявлением нечаянно прорвавшихся чувств, о котором после вспоминают со стыдом. Нет. Стоило кому-нибудь из последующих ораторов почувствовать холодок аудитории, как он немедленно втискивал в свои банальности все тот же великий тезис англосаксов и пожинал новую бурю оваций. Что ж, таков род человеческий. У него всегда в запасе два моральных кодекса – официальный, который он выставляет напоказ, и подлинный, о котором он умалчивает.

Наш девиз: «В господа веруем…» Когда я читаю эту богомольную надпись на бумажном долларе (стоимостью в шестьдесят центов), мне всегда чудится, что она трепещет и похныкивает в религиозном экстазе.

Мы заимствовали наш империализм у монархической Европы, а также и наши странные понятия о патриотизме, – если хоть один здравомыслящий человек вообще сумеет толком объяснить, что мы подразумеваем под словом «патриотизм». Значит, по справедливости, в ответ на эти и другие наставления мы тоже должны чему-нибудь учить Европу.

Сто с лишним лет тому назад мы преподали европейцам первые уроки свободы, мы немало содействовали тем успеху французской революции – в ее благотворных результатах есть и наша доля. Позднее мы преподали Европе и другие уроки.

Без нас европейцы никогда не узнали бы, что такое газетный репортер; без нас европейские страны никогда не вкусили бы сладости непомерных налогов; без нас европейский пищевой трест никогда не овладел бы искусством кормить людей отравой за их собственные деньги; без нас европейские страховые компании никогда не научились бы обогащаться с такой быстротой за счет беззащитных сирот и вдов; без нас вторжение желтой прессы в Европу, быть может, наступило бы еще не скоро.

Неустанно, упорно, настойчиво мы американизируем Европу и надеемся со временем довести это дело до конца.

Марк Твен

Марк Твен терпеть не мог всяческих дельцов, финансистов. "Это люди, — говорил он, — которые дадут вам зонтик, когда сияет солнце, но немедленно потребуют обратно, как только пойдет дождь".

Некий банкир спросил у него: — Чем объяснить, что у вас так много мозгов и так мало денег?! — Видите ли, — ответил Марк Твен, — природа любит равновесие. В среднем у нас с вами поровну.

"Если вы не читаете газет — вы неинформированы. Если вы читаете газеты — вы дезинформированы"
© Samuel Langhorne Clemens