В СССР машины не нужны были. Потому что были телепорты, замаскированные под троллейбусы
— Вы кого вообще на работу нанимаете? Я ногу подвернул — если не сломал! А завтра руководитель из столицы прилетает на производство. Я как, по-вашему, должен ему всё показывать, на костылях?! — прорывался через персонал катка мужчина, вооруженный коньком.
Я стоял рядом с Егором — парнем, отвечающим за заточку. Молодой совсем, лет двадцать на вид. Судя по пушку на лице, даже не брился ни разу. Он молча продолжал работу, не отрывая взгляда от станка, и никак не реагировал на то, что ему может вот-вот прилететь.
— Успокойтесь, пожалуйста, и не размахивайте лезвием, пока кого-нибудь не поранили или сами не поранились, — в очередной раз удержала на месте посетителя худенькая, маленькая Элька, которой впору разве что пятиклассников усмирять.
— Да этим лезвием не то что пораниться, зарезаться захочешь — не сможешь! — только еще больше распалялся мужчина. — Отойдите, — отпихнул он хилую оборону с косичками и, морщась от боли при каждом шаге, заковылял к нам.
Откуда у Егора столько спокойствия и выдержки? Для меня это до сих пор загадка. Он работал на обычном наждаке, игнорируя купленный директором профессиональный станок. Когда точильный камень высек последний каскад искр, парень нажал на кнопку, и допотопное устройство, мерно тарахтя, начало сбавлять обороты.
— Ну и что делать будем с тобой? — грубо сунул Егору конёк посетитель, когда тот отошел от станка.
Весь персонал и вся очередь уставились на них, а я стоял в стороне и, даже зная, что сейчас будет, всё равно трясся, как треплемый ветром плохо закрепленный кровельный лист.
Егор пальцем попросил посетителя наклониться к нему. Тот не сразу понял, что от него хотят, и снова плеснул ядовитой желчью слов, но потом всё же наклонился, и Егор зашептал ему в ухо.
Я видел, как разглаживаются морщины на хмуром лице, как подергивается от волнения кадык и как расширяются глаза крикуна.
— Это трещина, — единственное, что я смог расслышать из сказанного Егором.
Когда заточник замолчал, посетитель коротко кивнул и молча поковылял к выходу, опустив глаза в пол.
Толпа мгновенно рассосалась, а Егор передал очередные заточенные коньки подошедшей к нам Эльке.
— Что у него? — спросил я Егора, когда тот выключил лампочку над станком и сел на скамейку.
— Он сам не хотел встречать начальство. Пару недель назад придумывал вескую причину да и брякнул о том, что на жертвы готов: хоть ногу, хоть руку. А тут как раз звезда с неба, понимаешь? — поднял он на меня взгляд.
— Угу, — промычал я и уселся рядом с Егором. Мы молча смотрели на посетителей, слушали гвалт и нескончаемый стук коньков по резиновому полу.
***
Я бы никогда не поверил во все эти звезды и желания, если бы Егор не заточил мне коньки три года назад. Я тогда сильно расшиб лоб, когда входил в прямой поворот. Егор так подточил один край конька, что в определенный момент и под определенным углом лезвие не резало лёд, а цеплялось за него, как репейник за джинсы. Вот тогда я и влетел в ограждение на скорости. Удар, потеря сознания, неотложка, сотрясение, МРТ, а потом и доброкачественная опухоль, которую нашли врачи во время обследования. Если бы не Егор с его особой заточкой, я бы получил тяжелый приговор спустя несколько лет.
— Ну ты же сам тогда сказал, что больше всего на свете хочешь прожить жизнь здоровым, — объяснил мне Егор, когда я после выписки рассказал ему о том, что произошло.
— Ты вообще о чём? — спросил я.
Мне и в голову не приходило, что это Егор виноват в моем падении. Я всего лишь попросил его повторно заточить коньки, а заодно рассказал, что произошло. А он мне выдаёт:
— В ноябре. У тебя день рождения был, и друзья спросили, что бы ты больше всего для себя хотел. Ты в тот момент уже еле языком шевелил, но желание выговорить смог.
— А ты откуда знаешь? И про день рождения, и про друзей, и что я там говорил? Ты вообще кто? — наехал я тогда на еще незнакомого мне заточника.
Ну он мне и рассказал, а потом даже показал.
— Видишь вон ту женщину? — кивнул он на тетку лет сорока, стоящую около кофейного автомата и дующую на картонный стаканчик.
— И что?
— Это её, — показал мне Егор пару фигурных коньков, которые он только что заточил. — Она пришла сюда одна, а уйдет со своим будущим мужем, с которым еще даже не знакома.
— Ты хренов Нострадамус, что ли? — посмеялся я в ответ, переводя взгляд с женщины на Егора.
— Нет, они уйдут вместе, потому что я заточил оба ее конька так, что она собьёт его с ног. Это и будет причиной их знакомства. Она сама загадала, а я лишь исполняю волю звезд.
У меня язык чесался отпустить несколько грубых шуток о душевном здоровье молодого заточника, но я вспомнил про свою опухоль, и слова застряли в резко пересохшем горле. Я решил всё же проверить теорию странного паренька и остался стоять рядом с ним. С его поста хорошо просматривался весь гардероб, и если не заснуть, то можно увидеть каждого, кто проходит на каток.
Элька, в то время работающая первый год, забрала коньки и передала той женщине. Я мысленно отметил, как это обычно делают, занимая за кем-то очередь: спортивная дутая куртка, каштановые волосы, белые шерстяные перчатки. Теперь я мог быть уверен, что не пропущу её в потоке.
— А откуда ты знаешь, что это не нынешний муж будет с ней?
— А вон он, — показал Егор на какого-то угрюмого дядьку в пальто, что пыхтел, натягивая конёк стоя и опираясь на стенку одной рукой. Он был всего в паре метров от женщины в белых перчатках и не обращал на нее никакого внимания.
— Ну поглядим, — сказал я, скорее, сам себе.
Прошло, наверное, минут сорок, прежде чем эти двое снова появились в раздевалке, но на этот раз держась друг за друга, как два перебравших с алкоголем приятеля.
На ее коленях я заметил два грязных пятна, какие оставляет лёд при столкновении с ним. А когда пара повернулась, я увидел, что у мужчины всё пальто сзади в белой, еще не растаявшей крошке. «Значит, всё-таки оба упали», — сделал я очевидный вывод.
Дядька, не сняв коньки, сбегал к аппарату и купил кофе для своей новой знакомой. Я видел, как она коротко погладила его по руке, когда он протянул ей стаканчик.
— Ну допустим, ты не соврал, — повернулся я к Егору, который точил новую партию лезвий. — А как это всё связано: звезды, коньки, ты?
— Люди загадывают желание, и, если в этот момент они видят падающую звезду, желание потом исполняется.
— И что, всех, кто загадал желание, вот так тянет на твой каток?
— Нет, конечно, — беззлобно, с какой-то даже грустью улыбнулся он. — Я лишь один из тех, кто помогает желаниям сбываться. Нас таких много, мы встречаемся в жизни очень часто, но нас не замечают, ведь мы действуем максимально незаметно.
— Кто это — мы? И почему ты мне всё это рассказываешь?
— Мы — это те, кто слышит звезды. И мы не скрываемся, просто нас редко кто спрашивает. Разве ты стал бы говорить с обычным заточником, если бы не твоя опухоль?
Он посмотрел на меня, и тут я увидел взгляд далеко не молодого человека. Как много могли бы рассказать эти глаза, если бы мы, люди, умели читать взгляды. Я лишь замотал головой в ответ.
— А не слишком ли ты жестко действуешь? Так ведь и покалечить ненароком можно, — задал я последний вопрос в тот день.
— Это не жестко, — снова улыбнулся Егор. — Да и ничего не бывает просто так, всегда надо чем-то жертвовать. Кто-то расплачивается коленями, кто-то лбом, — улыбнулся он, глядя на меня, — а кто-то и чем-то большим.
***
С тех пор я прихожу сюда каждую зиму вот уже три года и наблюдаю за тем, как Егор точит чужие судьбы. Расспрашиваю его о людях и их желаниях, а он охотно рассказывает мне. Недавно вот одна супружеская пара смогла зачать долгожданного ребенка. Нет, не прямо на катке, но не обошлось без помощи Егора. На этот раз никто не упал. Молодые люди просто очень громко спорили с принципиальным заточником, требуя, чтобы он воспользовался нормальным станком и не портил дорогие коньки. За него тогда вступился один подвыпивший мужчина. Завязался спор, затем вялая драка, дошло до полиции. Когда участников потасовки доставили в отделение, они уже успели выпустить остатки пара и даже начали общаться. В ходе составления протокола выяснилось, что подвыпивший мужчина — весьма известный репродуктолог из столицы, чьи услуги простым смертным обычно не по карману. Он приезжал в наш в город раз в год, чтобы навестить мать. Слово за слово — и вот молодые люди уже на приёме у врача, читают составленные для них рекомендации.
Я называю Егора ангелом. Суровым, грубым, но великодушным в работе Серафимом. Ему это не нравится, он называет меня в ответ дураком и просит не хвалить его работу и тем более его самого. А я верю и знаю, что прав.
***
— Будь ты проклят, — произнёс больше ста лет назад двадцатилетний юноша, лежа в канаве и глядя мутными глазами в морозное звёздное небо и на своего убийцу. Парень работал на городском катке заточником коньков. В тот роковой день ему попался молодой низкосортный бандит, который решил забрать у него те несчастные гроши, что он заработал за вечер.
В этот момент с неба падала самая яркая звезда, она-то и исполнила желание паренька. Бандитом был Егор. Проклятие сработало. С тех самых пор Егор начал слышать звезды. Он занял место того, кого ограбил и убил, и уже больше века расплачивается за своё желание легко нажиться.
Давно всё осознав и сполна отработав свой грех, пропустив через себя тысячи судеб, заточник до сих пор раскаивается в своем поступке. Каждый год в сезон катания на коньках он послушно встает за станок, чтобы помочь чужим желаниям сбыться, а затем пропадает с радаров, пока звезды снова не призовут его, чтобы напомнить о необходимых жертвах.
Александр Райн