Ефим Абрамович просыпался ровно в шесть утра. Без будильника. Кряхтя, поднимался с кровати и, шаркая тапочками, шел на кухню. Включал чайник, затем заваривал чай или кофе ( по настроению), молча выпивал. В свой старенький портфель клал термос, пару бутербродов и выходил из дому. Так он священнодействовал на протяжении тридцати лет. Выйдя во двор , здоровался с отдыхавшим на лавочке дворником, татарином Ахметом.
- Что, Ахмет, перерыв ?
- Салам аллейкум! Доброго дня ,Ефим Абрамович ! Да, намахался...
Довольные друг другом, расходились. Ровно без пятнадцати семь Фима был на работе. Открыв ставни и двери, вынес на улицу маленький столик, пару крепких табуреток и сел ждать почту. Рядом остановился трамвай. Двери открылись и водитель громко закричал:
- Ефиму Абрамычу,пламенный привет! Какие новости ? Что пишут в газетах?
- Сема,я вас умоляю, что они могут написать? Раньше "Литературка" выходила на 12 страницах,а стоила один рубль. А теперь? Они делают газету на одну страницу, а цена 12 рублей. Так что можно написать на одной странице и за такие деньги ?
Двери закрылись и трамвай покатил дальше. Привезли почту. Фима разложил свежие газеты, журналы и сел пить чай. Покупатели подходили, выбирали прессу, клали деньги на маленькую тарелочку, брали сдачу и уходили.
- Фима, с добрым утром, дорогой !
- Абрамычу наше с кисточкой !
- Фима, скажи пожалуйста, ты уже слышал эти новости ? И что ты по этому поводу себе думаешь? - слышалось со всех сторон.
Ефим Абрамович степенно поворачивался и отвечал каждому. Пришла Фира, бывшая одноклассница и единственная любовь Фимы.
- Фира, что ты каждое утро ходишь и молчишь? Если я тебе нравлюсь, так ты хотя бы скажи об этом.
Но Фира молча поставила на столик блинчики и ушла. Фима благосклонно проводил ее взглядом своих черных,пронзительных глаз.
В молодости он был очень интересным. Как все еврейские мальчики- старательным и послушным. Папа у Фимы был портной, а мама делала шляпки. Ах, какие это были шляпки! Вся Молдаванка гордилась шляпками от мадам Фридман. Фима тоже должен был стать либо портным, как папа, либо научиться делать шляпки ,как мама.
Когда Фиме исполнилось семнадцать лет, он познакомился с девочкой Фирой и стал мечтать, как они поженятся и будут жить. Вопреки его ожиданиям, Фира к его чувству отнеслась равнодушно. Фима недоумевал. Он пришел к маме и рассказал ей о своей неразделенной любви. Мама тут же сказала:
- Фи, мой мальчик. Не переживай. Этого товара в Одессе навалом и завтра ты встретишь ту, которая ответит на твою любовь.
Фима тяжело вздохнул. Он любил свою маму, но мама не полюбила Фиру, потому что та не ответила на чувства ее сына.
Потом Фима оказался в армии. На флот его не взяли-не вышел ростом . Он попал служить в железнодорожные войска. Ему там очень понравилось. Каждый вечер на вокзал привозили много посылок, бандеролей, газет и журналов, которые нужно было отправить по назначению. И так за эти два года Фима втянулся , что, когда пришел приказ о его демобилизации, он растерялся. "Как уволиться? Зачем ?"
По приезде в Одессу, направился в отдел кадров "Союзпечати" ,и попросил дать ему работу. Предложили газетный киоск. Когда Фима пришел домой и обо всем рассказал родителям, сказать, что с ними случился шок, таки значит ничего не сказать. Папа кричал, что Фима позорит фамилию Фридман, а мама говорила, что ее внуки обречены на нищету.
- Человек должен иметь ремесло в руках. А уважающий себя и родителей еврейский мальчик должен получить настоящую профессию. Он должен быть либо стоматологом, либо адвокатом,- в слезах,говорила мама.
- Учись на ювелира, если тебе не нравится, что я шью брюки,- в отчаянии говорил папа.
Но, единственное, с чем согласился Фима, так это то, что он будет работать и учиться. Заочно и чуть позже.
Родители поохали, повздыхали, но делать нечего. А сам Фима остался доволен . Через полгода его знала если не вся Одесса, то Молдаванка так точно. К нему приезжали специально,чтобы посмотреть как он работает. Киоск былукрашен всевозможные открытками, флагами, привезенными знакомыми моряками из разных стран, а сам Фима никогда не сидел внутри - он сидел на стульчике рядом и торговал.
Проезжающие мимо машины тормозили рядом . Водители желали доброго утра и удачной торговли. Его угощали рыбой и домашними котлетами, арбузами и виноградом. Фима все подарки складывал , а когда местные ребятишки бежали из школы, угощал их .
Однажды нагрянула ревизия. Он невозмутимо сидел на стульчике рядом с киоском, в котором в поте лица трудились ревизоры. Вечером к нему пришел его друг Хаим.
- Фима, как прошла ревизия ?
- Они сделали мне недостачу в три рубля. Разве это недостача? Ты помнишь Моню? Моню, который жил напротив тюрьмы ? Так вот, у него таки была ревизия , и последние лет пятнадцать он прожил напротив своего дома. Вот это была недостача,я тебе скажу. А тут-три рубля. Даже говорить стыдно.
Жизнь катилась дальше. Фима по-прежнему сидел у киоска и продавал прессу. Конечно же, ни в какой институт он не поступил. На учебу у него просто не оставалось времени. На работу приезжал рано утром, уходил почти в полночь, потому что к нему все время шли люди. Не столько купить, сколько посидеть рядом и поговорить за жизнь, как говорят в этом южном городе, где почти все знают друг друга в лицо.
Проработав в любимом киоске много лет, находясь все время среди большого количества людей, Фима умудрился ни разу не заболеть . Его благополучно миновали сезонные эпидемии гриппа, привычная для всех южан гипертония и наследственная склонность к сахарному диабету ( им когда-то болела мама ). А тут недавно, после знойного летнего пекла, толпы курортников, оголтело требующих кроссворды, обзорные географические карты, значки и календари с видами любимого города, Фима вдруг почувствовал себя как-то неуютно. Во рту появилась сухость, кружилась голова и темнело в глазах. Он тоскливо сидел на скамеечке и с каждой минутой ему становилось все хуже и хуже. К вечеру пришел друг Додик и, взглянув на Фиму, сказал:
- Мне кажется, тебе скоро таки придется заказывать белые тапочки, если ты немедленно не пойдешь к врачу.
- Я не могу уйти. Я жду вечернюю почту.
- Я тебя умоляю, какая почта ? С твоим некрологом ? Иди,я их дождусь.
И Фима, вдруг отяжелев, еле-еле поднял тело со скамейки.
Поликлиника была через дорогу и его тут же осмотрел местный терапевт Жорик Цатурян.
- Жора, скажи что со мной, и я пойду на работу.
- Фима, я скажу что с тобой, но ты поедешь в больницу.
- Я?
- Поверь мне, Жорик еще никогда в жизни не ошибся. У тебя пневмония, то есть- воспаление легких. И я сейчас сам отвезу тебя в больницу.
И Фима смирился. Он закрыл киоск и позвонил на базу. Там заохали, запричитали, но он велел не беспокоиться, мол, через неделю все будет в порядке.
Через час, лежа на прохладных простынях, уныло смотрел на капельницу и считал капли, также уныло капающие в его опавшую вену. Было паршиво. К ночи поднялась температура, прибежал дежурный врач, Фима бредил и ничего не понимал. Ему делали уколы, снова ставили капельницу, время от времени измеряли температуру и давление, прослушивали легкие и сердце. Появилась одышка, лающий кашель, тут же принесли кислородную подушку, подняли на кровати и надели маску.
Наблюдая за всем происходящим как бы со стороны, мысленно прощался с белым светом , готовясь уйти в вечность. К своему стыду не знал ни одной молитвы, кроме слов "Господи, спаси и сохрани", которые в бреду то ли проговаривал вслух, то ли произнося мысленно и, давая клятву и себе и Христу, что если останется жить, пойдет в церковь и на коленях будет просить прощения за свое невежество.
К утру Фиме стало легче, он задремал. Днем температура упала, а к ночи все повторилось. Как и накануне, сновали неслышно врачи и медсестры, снова были уколы и капельницы, кислород и страх,что умрет. Так продолжалось трое суток.
В палату заходила старшая медсестра, шепотом передавала приветы от многочисленных покупателей, друзей и просто знакомых. Впервые увидев киоск закрытым, народ заволновался и ринулся к телефонам. В кабинете у зав.отделением скопилось изрядное количество лекарств, продуктов и цветов. К Фиме рвались в палату,но туда пока никого не впускали.
Фира, как обычно, перешла дорогу и пошла по направлению к киоску.Подойдя ближе, увидела, что тот закрыт. Сердце непривычно сжалось и она вдруг испугалась."Как же так...я столько лет прихожу сюда, а мы толком и не поговорили...Вернее,говорил он, а я молчала." Все как тогда, когда в семнадцать лет Фима сказал ей о своей любви, а она, испугавшись, убежала и отвергла его чувства, хотя он ей нравился .Стояла на тротуаре и не знала,что делать и куда идти. Рядом остановился трамвай.
- Мадам Фира, шо вы стоите как столб? Садитесь, я отвезу вас в больницу. Там сейчас ваш Фима и, может быть, уже умирает, дай Бог ему здоровья. Садитесь быстрее. Трамвай вам не такси и у него таки есть свой маршрут и расписание.
И Фира поехала в больницу. В отделении ей строго- настрого наказали больного не волновать, а лучше посидеть тихонько, пока он спит.
- Приходите завтра и принесите для него куриный бульон и паровые котлеты.Да, и еще. Ему сейчас нужно пить много жидкости. Соки, чай. Лучше травяной- с мятой, чабрецом, шалфеем.
Фира, сама худенькая, увидев Фиму, ахнула. За эти трое суток он осунулся, похудел, лицо было пепельно-серое , а вокруг губ проступала синева, характерная для воспаления легких.
- Фира, ты снова плачешь? Я что, умер?
- Нет,Фима, вы еще здесь, а я плачу от счастья, чтоб я так жила!
- Ну тогда скажи мне, где здесь регистрируют браки и я начну жить достойно.
- Ай, бросьте, что вы такое говорите ?
-А ты думала,что здесь выдают только свидетельство о смерти?
- Я ухожу.
- Как это ухожу ?
- Приду вечером и принесу вам клюквенный кисель и котлеты.
- Сходи ко мне домой и скажи где я .
- Уж все знают,где вы .
Фира ушла. А Ефим Абрамович лежал и думал о женщине, которую так и не смог толком ни расположить к себе, ни забыть с годами. Вспомнилось и его неловкое признание и как она вдруг заплакала и сказала:
- Дурак какой-то... я еще маленькая.
А он недоумевал, почему же она маленькая, ведь им уже по семнадцать и через год можно было пожениться. Вспомнил, как его мама, эта самая лучшая в мире мама, сказала:
- Фи, сынок, не переживай. Этого добра в нашем городе навалом !
Но для Фимы этого добра за всю жизнь так и не нашлось, потому что он не смог забыть печальные, цвета агата глаза Фиры. А спустя годы, она стала приходить к нему на работу, оставляла на столе еду и также молча уходила. Почему он ей ничего не сказал? Обиделся ? Гордым был? Какая глупость, эта наша юношеская самоуверенность и чрезмерная мнительность. Годы прошли, и вот он заболел. И она пришла. И снова молчит. А он, старый поц, что он понимал в этом молчании. И так, коря себя и перебирая оставшуюся за поворотом жизнь, незаметно уснул. А когда вновь проснулся, Фира была в палате. Бесшумно ходила от раковины к столу .Наполнила тарелку свежими фруктами, поставила астры в вазу, накрыла полотенцем кастрюльку с бульоном и котлетами,чтобы не остыли.
- Фира,- еле слышно сказал он,- ты выйдешь за меня замуж?
Она присела на стул у его кровати :
- А вам это очень нужно?
- Ты же знаешь,что ты-моя любовь с первого взгляда. И я думаю,что ты ко мне неравнодушна. Почему я так думаю? Потому что ты тоже одна. У нас будет семья, Фирочка, хорошая семья. Это единственное, чего я сейчас хочу. Мы оба наделали много ошибок, но я хочу все исправить. Ты согласна ?
- Не знаю...как-то страшно,в таком возрасте.
- Чего ты боишься? Да, нам не двадцать лет, так это же хорошо. Жизнь и тебя, и меня многому научила.
- Можно мне подумать?
- Подумай, Фирочка, подумай. До вечера.
- Как до вечера ?
- А другого срока я тебе не дам. И перестань мне "выкать". Завтра я буду твоим мужем.
- Завтра у вас три капельницы и шесть инъекций, легкий массаж и пять шагов по палате в сопровождении медсестры. Так сказал доктор.
Фима держал Фиру за руку и думал о том, как боится ее потерять. Но сон вдруг снова навалился на него с такой силой, что он, еле-еле ворочая языком, прошептал:
- Не уходи, останься...
Через месяц Фира таки стала мадам Фридман и, вместе с мужем принимала поздравления и пожелания счастливой жизни от благодарных жителей Молдаванки, на глазах которых прошла вся их жизнь.
Фима, как всегда , проснулся в шесть утра. И без будильника. Чтобы не разбудить жену, спавшую в другой комнате, тихонько встал и пошел на кухню поставить чайник.
На столе стояла тарелка с его любимыми, еще теплыми оладьями с корицей, а на плите горячий чайник, заботливо накрытый полотенцем.
" Хорошо таки быть достойным человеком..."- улыбаясь, подумал Ефим Абрамович.