Это еще ничего. Меня мои молодые родители решили прогреть над картошечкой или еще чем-нибудь, поставили, понимаешь, кастрюлю с варевом, меня туда сверху одеялом укрыли и держали, я ору, они радуются, орет, значит, глубоко дышит и хорошо прогреет. Достали, а у меня подбородок обварен до пузырей, благо по малолетству не помню этого, одна беда бороду мне нормальную теперь не носить(

Напомнило одну историю из газеты.
Мать в командировке, у ребенка в школе нашли запущенный педикулез (вши). Медсестра спрашивает ребенка:
- Ты родителям говорил, что очень чешется голова?
- Да, говорил папе.
- И что он ответил?
- Ну, давай почешу.

Батя..Папа, Отец..
Первое , что мне приходит в голову, когда я вспоминаю Батю-это мне около 12 лет и я спалил стартер в его тракторе Т-150. Мощный такой трактор. И стартер , наверное тоже…Но я спалил . Как ? Да хрен его знает… Батя был и добрый и строгий . Я так до сих пор и не понял какой он был на самом деле.
Я попросил его посидеть в этом монстре а он разрешил и пошел обедать домой. А мне 12 лет , а у меня в распоряжении целый ТРАКТОР! Нажимал все подряд и в итоге нашел нужную кнопку , которая и поставила на прикол эту махину. Сказать , что меня наказали ? Да вроде нет. Я испугался больше . Хотя и страха особого я не вспомню.
Батя был добрый.

Один раз в жизни я видел , как Батя плачет. Тогда я тоже заплакал , хотя и не планировал. 1989 год, мне 9 лет . У меня нашли заболевание с непонятным , и потому пугающим названием «Болезнь Пертеса» и с этим редким диагнозом я загремел на лечение в совершенно другой город на 3 года. Родители делали все , что могли , чтобы дать мне все , что могло бы скрасить мое пребывание там. Каждую неделю на протяжении 3-х лет 3 часа на поезде с пересадками в одну сторону для того , чтобы привезти мне все , что было доступно в то время. 3 часа обратно, но уже с пустыми сумками и чувством вины. Маленький сын… один… еще и болезнь эта не понятная, что с ней делать блин…Обычно родители приезжали вместе , но как-то зимой у нас в заведении ввели карантин на месяц. Никого внутрь не пускают . Батя приехал один . Видимо, Мама сказала ему купить что-то по дороге , и Батя купил. 10 шоколадок Аленка.Я бы на его месте сделал бы что-то похожее- он знал , что я очень люблю шоколад , вот и купил . Его пустили только к окошку снаружи. Так я и помню – он стоит за окном с этими шоколадками . Кругом снег и самые огромные снежинки , которые я видел в жизни,а у него слезу льются . Я тогда не понял момента , но если Папа плачет, то ничего хорошего происходить не может. Я и заревел в ответ. И шоколадки эти мне совсем уже не нужны были. Просто пустите Папу ко мне , а шоколадки можете забрать себе . Но так это не работает-карантин есть карантин и не важно , что тебе всего 9 лет и единственный родной человек в радиусе 200 километров сейчас стоит за окном на морозе с этими несчастными плитками шоколада в руках. Прав был Фрейд-все проблемы из детства-до сих пор не покупаю шоколадки Аленка…
Батя был сентиментальный
Мы мало проводили времени вместе. Так что б прям как сын и отец.-он мне что рассказывает , я киваю в ответ и перенимаю опыт поколений, но они были . Мало. И, наверно, именно поэтому отложись в моей голове как непроявленные снимки на старом фотоаппарате. Я , кстати , заметил , что все мои воспоминания из детства я вижу как-будто в черно-белом цвете. Кроме одного…
Лето , озеро , мы плаваем на лодке . Солнце высокое и бесконечно желтое, вода чистая и синяя . Желто-красная лодка , я , Батя. Что может быть лучше и интересней? Только то , что отец решил пошутить . Только что он сидел на бортике нашей «яхты» и вот внезапно он не удержался и упал за борт. Хорошая шутка? Наверно да , но мне 6-7 лет и мне стало не смешно а страшно за него. Я полез его спасать ,но вот только не учел ,что мне 6 лет и что нарукавники для детей изобретут только через несколько лет … Представляю , как Батя выныривает весело через минуту из-под воды , а сына в лодке нет. До сих пор не знаю, то ли уже мое воображение дорисовало несуществующие детали , то ли я и вправду сфотографировал в своем мозгу эту картину . Как бы там ни было , но я помню, очень красивую и спокойную картину-я уже под водой с головой, надо мной я вижу бесконечно яркое солнце , на которое из под воды можно смотреть не зажмуриваясь и уже через несколько секунд ко мне сверху очень быстро плывет Папа. Было опасно? Да . Очень . Я в 2023 даже не представляю себя на его на месте . Зато я представляю , как он вынырнул и увидел пустую лодку…
Батя был веселый.

Вернулись из гостей. Кот чуть не сбил с ног. Сломала каблук. Дочь срочно вспомнила про домашнее задание.
— Пап, помоги написать синквейн.
— Опять? Мы же уже писали – отнекивается муж.
— Я не помню, как правильно — не отстает дочь.
— Первая строка – существительное, обозначающее тему, вторая – два прилагательных, описывающих признаки, третья – три глагола, описывающих действия, четвертая – фраза из четырех слов, выражающая личное отношение автора и пятая – слово-резюме. Сверяет свои знания с гуглом муж.
— Ну, пап! – злится дочь.
— Ладно, — соглашается муж, — вот, например:
«Кошки
Серые, толстые.
Жрут, срут, орут.
Я бы не заводил.
Сволочьё»
— Папа! – у дочки и без того большие глаза.
— Ну, ладно. Давай что-нибудь хорошее – берет себя в руки муж.
«Женщины
Красивые, загадочные.
Едят, говорят, покупают…»
Здесь он замолкает, но я-то вижу в его глазах продолжение:
«Я бы не заводил.
Сволочьё»

Ржем, как ненормальные.

Папе моему исполняется 99… 9 мая… Он с 1922… Так уж получилось…
В канун праздника и дня рождения говорю ему: «Папа, давай, я тебя помою». Он руки ко мне протянул почти сразу же: «Давай, сынок». Папа мой уже года три не ходит. Совсем. Лежит всё… Но как же хорошо, что он до сих пор у меня есть. Нет, неправильно: хорошо, что я есть у него. Даже не представляете, какое счастье в 57 чувствовать себя младшим, «папиным сынком». Да какой же я счастливый!..

Беру его на руки, бееережно беру… Несу в ванную. Там сажаю на лавочку такую специальную, для него купленную, раздеваю.

Папа мой – ещё ого-го! Тело белое, как бумага, старчески худое, а на груди ещё волосы курчавятся, седые совсем. И на голове волосы белоснежные, похожие на пряди степного ковыля. Я ковыль никогда не видел, но думаю, что он должен быть таким вот, как волосы моего папы: мягким, сухим и горячим. И молодым, несмотря на белизну.

Намыливаю ему голову. Он сидит послушно. И я прямо пальцами чувствую, что думает. Вспоминает. Ах, как же я люблю, когда мы с ним вот так вот остаёмся одни и нам никто не мешает быть рядом. Отцу и сыну. Рядом. И я жду его рассказов. Всяких. О жизни. Или о смерти. Всего он немало повидал за свой почти век.

Я знаю, чувствую, что сегодня он будет говорить со мною о войне, потому что папа мой воевал. Он у меня воин…

— А знаешь, я ведь человека убил, в сорок третьем, возле Курска…

— Так ведь война же была, папа, нельзя было не убивать…

— Я же говорю тебе: Человека. Друга своего, Серёжку Степанова…

И улетает мой папа мыслью куда-то далеко от меня. Под Курск. На 70 лет назад.

А я стою перед ним на коленях и лью воду ему на ноги, чтобы не замёрз, чтобы, не дай Бог, не перестал говорить…

— Это уже потооом (папа часто тянет гласные, когда вспоминает) сражение это описали во всех учебниках и назвали Битвой на Курской Дуге. А тогда мы не знали, что история вершится нами. Мы просто были молодыми и хотели жить. Но ещё больше хотели одолеть ворога (папа - лингвист, а потому старославянские слова часто употребляет, и с удовольствием). А с Серёжкой мы с одного двора были. Знали друг друга ещё до школы. Друзьями не были, скорее – просто соседями. Добрыми соседями. А когда служить, воевать вместе пришлось, вот тут и сдружились. Я, знаешь, сынок, ему чуть-чуть завидовал всегда: вот лёгкий он какой-то человек был. Всегда с ним рядом было тихо, тепло и радостно как-то. Бывало, начинаю ему рассказывать, каким я отчаянным кавалером и волокитой был у нас в городе. Он слушает, тихо сияет своими весенними глазами (они у него всегда были весенними, даже осенней ночью… бывают такие люди…)

— Да, пап, я понимаю, я таких тоже встречал…

— Вот и славно, — улыбается мне мой папа и смотрит на меня глазами своего Серёжки Степанова. Ярко так смотрит, по-весеннему. Но понимаю я, что не на меня он глядит, а вглубь себя, в свою жизнь смотрит.

— Вот смотрит он, смотрит, а потом мудро так улыбнётся, и понимаю я, видит Серёжка, что я привираю, приукрашиваю. Но не стыдно под этим взглядом. А хочется всё-всё ему рассказать. Но уже не врать, а всю правду, как всё на самом деле было:

— Вообще-то вру я, Серёга. Не было ещё у меня девушки. Не успел. Всё некогда было…

— Ничего, Боряша (он меня один так называл – Боряша. А когда маму твою я встретил, и она меня так назвала,- я в неё сразу влюбился!)… Ничего, Боряш, мы ещё с тобою самых красивых девушек себе найдём. Они вот сейчас живут где-то и ждут, чтобы война поскорее закончилась, чтобы мы пришли и их в толпе увидели. И возьмём мы их за руки крепко. И никогда с ними не расстанемся. А потом женимся на них. В один день оба. И родятся у нас дети: у меня сын, а у тебя дочь…

Я перебиваю его и спорю, что нет, де, сын родится у меня…

— Видишь, — обращается уже ко мне папа, — я был прав: ты у меня родился. Только вот не женился на Серёгиной дочери… Потому что так она и не родилась…

Потому что отца её будущего я убил. 5 августа 1943 года. На Курской Дуге…

… Мы только встали – и удар. Даже не поняли, что снаряд это был, из танка выпущенный. А когда я очнулся, Серёга рядом со мною лежит и в небо летнее смотрит своими весенними глазами. А почти от самого пояса у него и нет-то ничего… Но живой. Он раньше меня очнулся. И всё ждал, когда же я в себя приду… И говорит:

— Пристрели меня, Боряша… А то больно очень… И я уже руками пощупал. Меньше половины от меня осталось… Только из своего оружия не стреляй. Чтоб не ругали тебя…
Так и сказал: «чтоб не ругали…»
— У меня за пазухой револьвер есть. Давай, из него…
И полез я к нему за пазуху…

… И плачет мой старый папа. Сидит голый, немощный в ванне. И плачет. Как, наверное, тогда, в августе 43-его под Курском. А я кутаю его в полотенце, прижимаю к себе моего «убийцу» и уже себя чувствую старшим. И утешаю его:

— Не плачь, папа… Не надо. Ты всё правильно сделал… в своей жизни… Спасибо, мой отважный воин, что ты всё ещё рядом со мною…

Автор: Олег Букач.

Источник.

У меня была старенькая бабушка и пока мой старший брат гулял с девками, моей задачей была регулярное навещение бабушки Ольги и помощь ей по необходимости. Она научила меня играть в билюльки. Еще я читал ей старинные церковные книги, бабушка очень плохо видела. Меня удивляли все эти старинные вещи в ее квартире, а еще зубы в стакане.
На 85 году жизни она умирает. Спустя некоторое время приснился мне сон.
Светлый храм среди облаков, баба Оля моет в нем пол тряпкой. В храме только я и бабушка. Она что то говорит мне, но я не запомнил и улыбается доброй улыбкой.

P.s. Угадайте кому досталась квартира бабушки? Правильно, старшему брату.